Рыцарь золотого веера - Алан Савадж Страница 44

— И ты веришь в эти сказки?

— Нет. Во всяком случае, пока. Но я могу сказать тебе, что в одной только его комнате больше драгоценностей, чем во всём Уайтхолле. А ведь он всего лишь вельможа, глава могущественного клана. Он только один из пяти регентов, правящих страной от имени квамбаку, который сам является регентом сёгуна. Тот, в свою очередь, действует от имени императора-микадо. Он живёт в Киото. Можешь себе представить, Якоб, какое богатство должно быть в Киото, какое великолепие, если его столько в такой дали от трона!

— Тебя околдовали, — вздохнул Квакернек. — Тебя охмурил языческий полководец.

— Языческий? Кто может сказать, где язычество, а где христианство, Якоб? Христиане в Японии готовы были распять нас. Язычники предлагают нам кров. Эти люди руководствуются простой философией, которая основывается на достоинствах человека как такового, а не на сложных метафизических аргументах. Дай мужчине меч и научи владеть им, и он сможет завоевать весь мир. Дай женщине красоту и научи пользоваться ею, и она сможет победить мужчину и таким образом овладеть миром.

— Околдовали, — сказал Квакернек. — Ну хорошо, твои мозги, похоже, свернули набекрень. Я сомневаюсь, что тебе пригодится вот это.

— Что?

Квакернек вытащил из стола предмет, похожий на маленькую книгу. При ближайшем рассмотрении это оказалось всего лишь двумя дощечками полированного дерева, соединёнными шнурками. Шнурки были продеты в отверстия по краям дощечек, чтобы скреплять их в единое целое.

— Открой, — предложил Квакернек.

Уилл развязал тесёмки и раскрыл дощечки. Между ними лежал цветок, теперь уже высохший, но всё ещё сохранивший свою красоту и цвет, хотя аромат давно выветрился.

— Мисс Магоме просила меня передать тебе это, Уилл. Она подстерегла меня наедине и сказала, что, к сожалению, не смогла присутствовать при твоём отъезде и что надеется на благополучие твоих дел. Она хотела передать тебе что-нибудь на память о том месте, где ты ступил на землю Японии.

Уилл вглядывался в цветок, похожий своей нежной прелестью на ребёнка. Здесь не было воли и силы, не было бросающейся в глаза красоты. Просто девушка, которая хотела только одного — порадовать и доставить удовольствие.

Магоме Сикибу.

В огромном здании гулко отдавались голоса мастеров, перестук молотков; жара и шум волнами вздымались к крыше, выжимали пот, струйками сбегавший по спине и рукам, хотя все работающие на складе, включая Уилла, разделись до набедренных повязок. Но Уилл потел больше остальных, ведь на дворе стояла пора Белой Росы. Это описание погоды было более образно, чем английское название месяца. Приблизительно это время соответствовало началу сентября и называлось так потому, что ночи уже становились холодными. Чего нельзя было сказать о днях.

Уилл откинул волосы со взмокшего лба и осмотрел своих людей. Они работали как одержимые, хотя и болтали между собой не переставая. Они так старались, потому что пушки оставались для них чудом. Когда их выгрузили с корабля, всё население Эдо высыпало на берег и не отрывало от них глаз. Огромное количество людей.

Он вспомнил разочарование при первом взгляде на город, выглядевший всего лишь скопищем глиняных хибарок, через которое пробиралась медленная мутная река, впадающая в гигантский залив, начинавшийся милях в тридцати к юго-востоку. За мазанками виднелись улицы и дома, но их было значительно меньше, чем в кипящей жизнью Осаке. И замку, расположенному в центре города, не хватало духа величия, хотя его и окружал заполненный водой ров. Так, значит, он пошёл за меньшей звездой? Хотя, в сущности, он вообще не выбирал, за какой звездой ему следовать; сердце его осталось на женской половине Осакского замка. И даже больше, чем просто сердце. Слишком часто он ловил себя на воспоминаниях о принцессе Ёдогими, об этих шелковистых ногах, скользящих вверх по его телу, об этой рощице любви с таким кружащим голову ароматом. Всю свою жизнь он мечтал обладать этим. Странно, что теперь, когда это принадлежало ему, Уиллу оставалось только мечтать о других таких лесочках. Потому что, в сущности, он не обладал ею. Замечательная женщина обладала им, Уиллом.

И всё же он пошёл за Токугавой, хотя и сам удивлялся этому. По прибытии их приветствовал принц Хидетада, наследник Иеясу. Впрочем, не старший его сын; старший умер, а настоящего первенца взял на воспитание Хидеёси. В качестве заложника? Кто знает. Но это свидетельствовало о той безжалостности, с какой клан Токугава постепенно набирал силу. Теперь Хидеёси умер, Хидеясу вновь встал под знамёна отца, но оставался на второстепенных ролях. Потому что теперь ему больше не следовало доверять? Как много тонкостей нужно учитывать здесь.

Он мало считался с мнением принца Хидетады. Но у принца были тонкие губы и привычка во время разговора смотреть не в глаза собеседнику, а за его левое плечо. В этом он отличался от своего отца. Трудно сказать, в чём ещё они были разными. Потому что с каждым днём Уилл убеждался снова и снова, как мало он знал об этом человеке, так странно взявшем в свои руки его судьбу. Он даже не был уверен, что принц нравится ему. Если на самом деле Токугава вознамерился враждовать с принцессой Ёдогими и её окружением, то он вполне в конце концов может возненавидеть старика. И в то же время он даже не подумал отказаться работать на него. Всё же в душе его таился трус. Отказать Токугаве было немыслимо, это означало почти верную смерть.

Кроме того, оставался ещё Косукэ но-Сукэ. Сукэ он верил безоговорочно, а тот ещё, очевидно, не нашёл оснований сомневаться в принце. Сукэ повёл его однажды на прогулку по городу под предлогом поисков достаточно вместительного склада, куда можно было бы спрятать орудия и повозки для них, потому что, как объяснил он, шпионаж в Японии был таким развитым искусством, что они не могли позволить кому-либо узнать истинную цель появления пушек на берегу. Всем объясняли, что их потом водрузят на стены крепости для защиты цитадели.

Однако по крайней мере отчасти Сукэ руководила гордость. Он повёл Уилла посмотреть внешнюю стену. Там действительно была стена, но для чего её воздвигли? С внутренней стороны тянулись все те же заболоченные равнины, а до ближайших домов было несколько миль.

— Да, Уилл Адамс, —