Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории Страница 45

О детстве и отрочестве Амакуса Сиро сохранилось несколько записей, часто противоречащих друг другу. Один из наборов историй тщательно выверен, дабы подчеркнуть атрибуты чудесного. Нам рассказывают, что, безо всякого формального образования он обрел необычайные знания (читал и писал с четырех лет), а также обладал удобной способностью творить сверхъестественное. Когда Амакуса Сиро исполнилось двенадцать лет, он стал слугой какого-то китайского торговца в Нагасаки; известный физиогномист из Китая был поражен, увидев юношу в роли слуги, поскольку угадал в чертах его лица признаки будущего величия.[371] Эта, остающаяся неподтвержденной, история типична для героических фигур Дальнего Востока. Несколько более достоверны сведения о том, что Амакуса Сиро был нанят в качестве мальчика-пажа одним из вассалов повелителя Хосокава, но что, из-за особой любви к учению, он попросил уволить его со службы, дабы он смог продолжить занятия; после этого он жил с отцом в Хиго.

Несколько отличную версию изложила его мать, когда ее допрашивали власти. По словам Марты (имя, данное ей при крещении), Амакуса Сиро провел большую часть своего детства в Эбэ. В возрасте одиннадцати лет он приступил к серьезным занятиям, отказавшись от службы у своего феодального хозяина до тех пор, пока не закончил свое образование. Приблизительно с двенадцати лет он начинает часто ездить в Нагасаки. Вскоре после того, как разразилось восстание, по признаниям Марты, он вместе со своим отцом переехал в дом его шурина в Ояно (Амакуса). Он никогда не бывал в Осака и вообще где-либо в Японии, кроме Кюсю. Полностью на слова Марты не следует полагаться, поскольку очевидно, что она была осторожна, опасаясь изобличить своего сына. История же его поездок в Нагасаки представляется подлинной; возможно, в один из этих визитов он был тайно крещен и получил христианское имя Хиэронимо (Иероним).[372]

Главной загадкой, безусловно, остается — почему паренек Амакуса Сиро, не обладавший никакими профессиональными знаниям военного дела и организации, был избран инсургентами главнокомандующим? Можно предположить, что никто не ожидал столь быстрого развития восстания и того, что молодой человек скоро окажется во главе почти сорока тысяч человек. Однако, почему такой опытный экс-самурай Асидзука из всех возможных кандидатов выбрал именно его, как достойного военачальника? Обстоятельства этого выбора остаются неясными. Одна из возможностей состоит в том, что Амакуса Сиро предполагалось выставить в качестве фиктивного руководителя, тогда как реальное управление восстанием должно было находиться в руках малого числа «ронинов», включая его отца, который должен был действовать от его имени, точно так же, как сильные политические и военные фигуры в японской истории столь часто получали власть, «передававшуюся» им императором-ребенком или другим номинальным лидером. Возможно также, что руководители-«ронины» были раздроблены на фракции, каждая из которых выдвигала свою стратегию и цели, и что Амакуса Сиро был избран в качестве компромиссного кандидата именно по той причине, что он был неопытен и не принадлежал ни к одной группировке.[373] Помимо этого, он, бесспорно, обладал необычными личными качествами. Делая поправку на легендарность описаний, мы в то же время имеем основания верить, что это был одаренный молодой человек (и это подтверждается «Записями Семьи Хосокава», которые вряд ли можно заподозрить в приукрашивании характера предводителя восстания),[374] а также, вне зависимости от того, насколько верно распространенное убеждение в его выдающихся качествах, он вполне мог располагать обаянием молодости, подобно Ёсицунэ, а также таинственной привлекательностью, которую Вебер определяет, как харизматическую.[375]

Возможно, за этим выбором стояли причины и религиозного характера. Организаторы-«ронины» могли думать — и вполне справедливо — что набожные крестьяне Симабара и Амакуса скорее поднимутся на борьбу за дело, провозглашенное чистым, невинным юношей, которого можно будет представить, как Небесное Дитя (Тэндо) или Сыном Божьим, чем пойдут за загрубевшими экс-самураями. Общие планы восстания разрабатывались, вероятно, по крайней мере за шесть месяцев до выступления, и на протяжении этого времени предводители-«ронины» сделали все возможное, чтобы создать Амакуса Сиро репутацию мессианской фигуры, посланной Богом, дабы принести свободу страждущим людям.[376] К декабрю почва была подготовлена, и его уже можно было выдвинуть, как естественного вождя, под божественным водительством которого крестьяне Сибамара и Амакуса — а позже всего Кюсю и даже всей Японии — стряхнут с себя оковы. В какой мере этот молодой японский мессия был способен принимать повседневные военные решения и отдавать приказы — никогда не станет известно. Вполне вероятно, что практическое направление восстания находилось в основном в руках старших руководителей-«ронинов», типа Дзимбэя и Асидзука. По преданию же, именно Амакуса Сиро всегда являлся руководителем и героем Симабара, тогда как прочие командиры в большинстве своем остались неизвестными.

Вскоре после того, как разразилось восстание, бдительный юноша четырнадцати лет из деревни представил местным властям информацию, которая повлекла за собой арест матери и сестер Амакуса Сиро, а также семьи его старшей сестры. Властям нетерпелось узнать все об Амакуса Сиро и выяснить — является ли он в действительности центральной фигурой скоординированного плана восстания. Пленники были соответствующим образом подвергнуты допросу. Они показали, что Амакуса Сиро практически безвыездно проживал в свое родной деревне Эбэ, что в последнее время он страдал серьезными приступами чесотки (факт из повседневной жизни, в достоверность которого вполне можно поверить) и что, хотя он и бывал на островах, — он, вопреки тому, на чем настаивали следователи, не проповедовал христианское Евангелие ни в Амакуса, ни в Нагасаки. Хотя они вероятно были подвергнуты жестоким пыткам, Кодзаэмон и другие упорно старались вывести Амакуса Сиро и его отца из-под удара.[377]

После того, как расследование было закончено, заложников принудили написать письма, в которых они умоляли отца и сына оставить лагерь повстанцев в Амакуса и вернуться к семьям. Неизвестно, получили ли Амакуса Сиро и Дзимбэй эти письма вообще, однако, если и да, то они ясно понимали, что это — ловушка (вполне можно себе представить, какое обхождение они получили бы, попадись в руки палачей повелителя Тэрадзава), так что ответа не последовало. После этого до властей дошел слух, что отец и сын объявились в Нагасаки, и в христианских кварталах города был проведен тщательный, но бесполезный розыск. Одновременно заложники, на которых, несомненно, оказывалось сильное давление, посылали письмо за письмом, умоляя Амакуса Сиро и его отца вернуться домой и отречься от христианства, спасая, таким образом, бесчисленное количество невиновных крестьян от будущих мук. Ни на одно из этих посланий ни разу не был получен ответ. К тому времени восстание шло уже полным ходом, и оба были без сомнений заняты по горло в штабе инсургентов.

Когда известие о восстании распространилось по полуострову и близлежащим островам, более или менее спонтанно произошли выступления в различных городах и деревнях. Обычно они происходили в форме нападений на помещения местных феодальных властей (рёсю), захвата оружия и боеприпасов для сопротивления правительственным войскам. По сообщениям, из 45000 человек общего населения в Симабара к восстанию присоединилось 23000, а на островах Амакуса пропорция была еще выше (14 тысяч из 21-й); были области, практически все население которых участвовало в выступлениях. В первых столкновениях с правительственными силами Амакуса Сиро и его сподвижники практически всегда имели успех. Под их руководством, с ростом уверенности в себе вооруженные крестьяне могли уже противостоять регулярному войску самураев, уже строились планы захвата замка Симабара и других укреплений в области, что позволило бы получить надежную военную базу. Вскоре южная часть полуострова и все острова Амакуса оказались под контролем восставших.

Одной из причин этих первых успехов была неповоротливость феодальных властей. При наличии у Бакуфу огромного воинского контингента и возможности использовать войска из западных уделов, более быстрая реакция могла бы, безусловно, остановить распространявшееся восстание. Однако, силы закона и порядка упустили драгоценное время. Известия достигли Эдо к Рождеству. Хоть какие-то эффективные контрмеры были приняты в Симабара более чем через месяц, а к тому времени восстание уже набрало силу.