Григор Тер-Ованисян - Геворг Марзпетуни Страница 45

— Что нам делать? Что же мы можем сделать? — послышалось со всех сторон.

— Что вы можете сделать? Это правильный вопрос. Я отвечу вам на него. Родина, народ, престолы царский и патриарший в опасности, вы это знаете. Известно вам и то, что от имени всех вас, от всего армянского народа я обращался к князьям, прося, моля их о помощи, но никто не послушался меня, никто ко мне не присоединился. Осуждаете вы этих людей или нет?

— Да, да, осуждаем!.. — раздалось отовсюду.

— Прекрасно. Теперь я обращаюсь к вам, о воинство и народ Гарни! Обращаюсь к вам с той же просьбой и предложением, которое наши князья отвергли. Это последний долг, который я выполняю. Слушайте же! Гарни силен и неприступен. Враг захватить его не может, если только не найдутся у нас предатели и хватит запасов. Предателей здесь я не знаю, а запасов у нас много. Оставим в Гарни только сто воинов, их достаточно для защиты крепости. А остальным воинам и начальникам я предлагаю завтра же присоединиться ко мне и спуститься в долину. Разобьемся на отряды, назначим начальников. Бешир готовит разбойничьи шайки для разорения армянских областей. Мы будем их истреблять. Не пройдет и месяца, как наша армия увеличится. За первой победой последует вторая, третья, и тысячи воинов соберутся под нашими знаменами. Наши удачи вселят надежду в государя. Он снова вернется на престол, снова встанет во главе войск, и князья присоединятся к нему… Какую славу, о гарнийцы, мы можем стяжать!

Князь замолчал и посмотрел вокруг, желая увидеть, какое впечатление произвела его речь. Но все как один молчали. Только два человека следили за князем горящим взором и, возмущенные молчанием окружающих, готовы были броситься к нему. Один из них был Гор, стоявший с воинами, другая — Шаандухт.

Но не от них ждал отклика князь Геворг. Он хотел услышать голоса старых воинов и военачальников. Заметив, что многие избегают его взгляда, он спокойно продолжал:

— Не ожидал я, что и здесь, в Гарни, встречу робких. Значит, нет среди вас и ста человек, которые могут доказать, что они сыновья храбрецов?

— Сиятельный князь! Что может сделать сотня! Пусть хоть тысяча воинов выйдет на поле битвы, и мы присоединимся к ним! — крикнул молодой сотник.

— Тот, кто ищет силы многих, бессилен сам! — воскликнул Марзпетуни. — Воин, если он действительно воин, не должен ждать товарища, когда родина в опасности. Тот, кто может сразить врага, направить стрелу в его грудь, но вместо этого предпочитает прятаться за спину другого и трястись за свою жизнь, — тот предатель! Вы хотите жить? Хотите пользоваться благами жизни? Прекрасно. Для чего же вы носите оружие? Зачем позорите свой меч? Киньте его, возьмите в руки посох и стойте у дверей эмиров. Быть может, они окажут вам честь, сделав вас своими рабами…

Войско и начальники были поражены. Даже князья не верили своим ушам. Никого ни разу Марзпетуни не обижал грубым словом, никому не наносил оскорбления. Что с ним случилось? Почему он так разгневан? Многие стали переглядываться. Некоторые даже попробовали пройти вперед, чтобы выразить свое недовольство, но огненный взгляд князя пригвоздил всех к месту. На мгновение он замолчал, обвел глазами войско и, обращаясь к сепуху Ваграму, воскликнул:

— Господин сепух! Ты вчера говорил, что одна рука не может хлопать в ладоши и один цветок не делает весны. Твои слова повторяют и эти монахи, по ошибке считающие себя воинами. Я хочу доказать, что вы все ошибаетесь!

Сказав это, князь обнажил меч и, сделав шаг вперед, громовым голосом воскликнул:

— Вот я один иду на арабов! Где тот храбрец, что присоединится ко мне? Пусть выйдет вперед!

— Я, отец мой! — громко крикнул Гор и, обнажив меч, выступил вперед.

— Мой герой… — прошептал князь и, обняв сына, лицо которого вспыхнуло от волнения, горячо поцеловал его.

— И я, князь Марзпетуни! — сказал сепух Ваграм, подойдя к князю.

— Благородный сепух стоит полка, — ответил князь, протягивая ему руку.

— И я, господин мой, — подошел Езник.

— И мы, — сказали четыре телохранителя сепуха.

— И я… и мы… — с этими словами друг за другом направились к князю гарнийские, басенские и двинские воины.

Количество добровольцев дошло до девятнадцати. Наконец приблизился к князю начальник крепости Мушег и, обнажив голову, сказал:

— Я ждал, сиятельный князь, чтобы подали голос более достойные. Теперь я вижу, что число храбрецов увеличилось. Прими же и меня как последнего слугу в свой самоотверженный и храбрый отряд, который будет воевать под твоим знаменем.

— Подойди ко мне, мой дорогой и верный Мушег. Подойди и дай руку. Ты поседел в боях, и поэтому твоя помощь мне очень дорога. Бог поможет нам победить врагов родины, если такие праведники, как ты, будут с нами.

Так набралось двадцать воинов.

— С вами я разобью тысячи! — воскликнул князь Геворг и, обращаясь к сепуху Ваграму, сказал:

— Пойдем принесем теперь присягу.

— Куда же вы? Церковь ведь в этой стороне, — заметил сепух.

— Нет, наш алтарь клятвы здесь, — сказал князь, подойдя к могиле католикоса Маштоца, которая находилась в восточном углу дворцового двора.

— Дорогие соратники, — обратился князь к своему отряду, когда воины окружили могилу. — С нас должен был взять клятву и благословить армянский католикос. Он изменил своему званию. Он не уподобился храброму и самоотверженному пастырю. Поэтому мы не можем быть его паствой. Здесь покоятся останки самого добродетельного и самоотверженного патриарха. Возложите мечи на его священную могилу и поклянитесь в верности своему обету. Клянитесь во имя спасения родины быть самоотверженными воинами. Пусть ваши мечи благословит святой Маштоц, а останки его будут свидетелями вашего обета.

Воины обнажили мечи и, возложив их на могилу католикоса, поклялись в верности родине, царю и князю.

Когда были произнесены слова клятвы, князь Геворг выступил вперед и громко сказал:

— Дорогие соратники! Я выслушал вашу клятву. Выслушайте и вы мою. Клянусь перед вами, клянусь именем предвечного, клянусь жизнью моей родины и этой святой могилой, что я не вернусь в лоно своей семьи и не войду под кров, пока не изгоню из родного края последнего араба. Пусть уничтожит меня господь, пусть христианин назовет меня Иудой и армянин Васаком, если я нарушу свой обет и свою клятву. Я докажу, что мощь страны заключается не в крепостях и могуществе князей, а в самоотверженности ее сыновей. Я докажу, что двадцать самоотверженных героев стоят больше, чем войско, состоящее из двадцати тысяч воинов. Итак, вперед! Бог армян — наш оплот! Крест армянский — наша опора!

Не успел князь произнести последние слова, как княжна Шаандухт, отделившись от группы княгинь, сошла со ступеней дворцовой террасы и, подойдя к могиле святого Маштоца, звонким голосом воскликнула:

— Сиятельный князь! Прости мою смелость, женщинам не разрешается вмешиваться в дела мужчин и участвовать в войнах… Но никто не запрещает им умирать за родину. Прими меня, умоляю, в число своих воинов. Я могу разить врага и метать стрелы. А если окажусь не пригодна как воин, могу быть полезна для ухода за страждущими, буду перевязывать раны твоих воинов, когда они вернутся с битвы…

Княжна, зардевшись от волнения, походила в эту минуту на прекрасную богиню, сошедшую на землю, чтоб спасти возлюбленного.

Этот неожиданный порыв так взволновал князя, что по его суровому лицу потекли слезы. Он раскрыл объятия и, прижав красавицу к груди, поцеловал ее в лоб.

— О мое мужественное дитя! — воскликнул он. — Ты увенчала наш обет и сделала непобедимым наш меч… Если на земле армянской растут такие цветы, как ты, эти храбрецы не позволят, чтобы враг попирал ее. Я не могу принять тебя в свой отряд, любимая дочь, так как твое нежное сердце, которое так загорелось от моих слов и от любви к родине, не сможет вынести ужасов войны. Но я тебе поручу службу, которая так же трудна, как и боевая. Ты достойна ее.

Сказав это, князь взял княжну за руку, и, пока все восторженно смотрели на героиню, возвел ее на лестницу, и, обращаясь к пароду, громко объявил:

— Воины и народ Гарни! Эта юная княжна искупила ваши грехи. Для спасения родины она предлагает в жертву свою жизнь. Конечно, вы, как и я, не захотите принять эту жертву, но для поощрения ее сестер мы должны вознаградить ее. Она доказала, что она достойная наследница сюнийских героических нахараров. Докажем и мы, что умеем ценить самоотверженность отпрыска айказских нахараров. По приказу царя я являюсь владетелем Гарни и начальником крепости. В мое отсутствие я поручил эту службу Мушегу, но Мушег вступил в отряд. Поэтому начальником крепости отныне будет сюнийская княжна Шаандухт. Шаандухт — невеста моего Гора и, следовательно, наследница моего дома. Тот воин или житель Гарни, который ослушается ее приказа, ответит перед этим мечом!