Бернард Корнуэлл - Клинок Шарпа Страница 45

Французы атаковали без энтузиазма: около пяти тысяч человек появились из-за Большого Арапила и перешли в наступление на деревушку. Шарп слышал резкие щелчки винтовок Бейкера на равнине и понимал, что французские стрелки сейчас проклинают британских и один за другим падают, умирая, среди пшеницы – но все это сейчас казалось далеким, нереальным, как детская игра в солдатики из окна верхнего этажа. Синие мундиры выдвинулись вперед, остановились, белые струйки дыма обозначили, что раздался мушкетный залп, облачка побольше показали, где во вражеских рядах разорвалась шрапнель[92], но звук пришел только через несколько секунд.

Атака остановилась, не дойдя до селения. Это пока еще была не настоящая битва: если бы французы взялись за дело серьезно, если бы они действительно хотели захватить эти жалкие хижины, они шли бы большой колонной, с сияющими «орлами», с большими барабанами, задающими четкий ритм, а артиллерия расчищала бы им путь, и шум боя вознесся бы в полуденном зное до высокого крещендо. Волна французов пронеслась бы через деревушку, захлестнула маленькую долину – да, вот это был бы настоящий бой. Шарп снова начал клевать носом.

Через полчаса его разбудил Хоган, предложив пару холодных куриных ножек и разбавленного вина. Шарп наскоро перекусил, устроившись в тени фермы и прислушиваясь к отдаленным звукам перестрелки. Равнина на западе все еще была пуста: французы не собирались глотать наживку. Хоган угрюмо сообщил, что через пару часов Пэр, видимо, скомандует полномасштабное отступление: еще день потерян.

Веллингтон ходил взад-вперед около фермы. Он уже побывал в селении, убедился, что защитникам его ничего не угрожает, и теперь раздраженно поедал холодного цыпленка, ожидая, когда Мармон покажет свои козыри. Он заметил Шарпа, поздравил его «с возвращением в мир живых», но Пэру сейчас было не до разговоров. Он продолжал мерить двор шагами, нервно поглядывая по сторонам.

– Сэр! Сэр! – к холмам с запада несся всадник на взмокшей лошади, ронявшей пену. Он спрыгнул с седла, отсалютовал и передал генералу клочок бумаги. Это был адъютант генерала Лита, он не стал ждать, пока генерал прочтет: – Сэр! Они разворачиваются налево!

– Вот дьявол! Дайте мне подзорную трубу! Быстро!

На равнине, среди пшеничных полей встречались невидимые с холмов проплешины – и там были французы. Генерал Лит, располагавшийся к западу, первым заметил движение, но теперь его увидели все. Французы старались поскорее скрыться из виду, но Шарп, раскрыв собственную подзорную трубу, отчетливо видел надвигающегося противника. Овца пришла в гости к волку. Веллингтон резко сложил свою трубу и бросил недоеденную куриную ножку через плечо, лицо его сияло торжеством:

– Боже правый! Получилось!

Вскочив на подведенного коня, он галопом помчался на запад, опережая замешкавшихся штабных офицеров, вынужденных глотать поднятую им пыль. Шарп, направив свою подзорную трубу на юго-запад, продолжил наблюдать за равниной, так гостеприимно расстилавшейся перед французами. Он видел, что войска выходят на марш. Какое великолепное зрелище! Противник, батальон за батальоном, держа строй, поворачивал на запад и направлялся навстречу припекающему солнцу. Наступление на деревушку имело целью всего лишь потрепать немного британский арьергард, пока основные силы французов безопасно продвигались, как им казалось, вслед своему врагу в попытке обогнать его. Воздух на равнине был раскаленным, но французы были воодушевлены, полны честолюбивых амбиций, они шли по пыльной колее между пшеницей и зарослями чертополоха, их мушкеты были на плечах, а боевой дух высок. Они все дальше и дальше уходили на запад, растягивая строй, и никто из них не знал, что враг притаился к северу от них и готов к бою.

Хогана переполняло счастье:

– Мы поймали его, Ричард! Мы наконец-то поймали его!

Глава 21

Битвы редко начинаются быстро, они растут постепенно, как степной пожар: клочок мушкетного пыжа, занявшийся по краю, падает в траву, тлеет, его раздувает ветер, и вскоре по высушенной полуденным жаром земле уже бегут сотни искр. Одни гаснут, другие разгораются, но быстро затаптываются раздраженным стрелком. А некоторые вдруг соприкасаются, сливаются, ветер подхватывает огонь, поднимает дымный столб, и маленькие искорки внезапно становятся яростным пламенем, обжигающим раненых и пожирающим мертвых. Битва у Арапил еще не началась: пока виднелись лишь искры, которые могли со временем разверзнуться адской бездной. Но день угасал, и офицеры, наблюдавшие с фермы на южной границе холмов, медленно переходили от эйфории к скуке. Французские батареи все так же палили по деревне поверх голов своей пехоты, укрепившейся среди пшеницы, но канонада понемногу стихала, и британцы, пользуясь затишьем, втащили две пушки обратно на Малый Арапил.

День клонился к вечеру. Часы показали три пополудни, потом четыре. До батальонов, ожидавших за холмами, звуки боя доходили отголосками далекой грозы, на которую не стоило обращать внимания. Левое крыло французов, четверть армии, продолжало двигаться на запад: слыша пушки за спиной, они считали, что идет обычный арьергардный бой.

Британские канониры из Королевской конной артиллерии, втащившие орудия на вершину Малого Арапила, нацелили своих раскорячившихся монстров в раскаленное марево. Пушки отбросило отдачей, на Большом Арапиле посыпалась каменная крошка. После каждого выстрела артиллеристам приходилось заново устанавливать лафеты на позиции и подкармливать монстров; дым ел им глаза, в горле першило. Заряжающий осторожно протолкнул в ствол снаряд сферической формы: это было секретное британское оружие, изобретенное двадцать восемь лет назад лейтенантом Шрапнеллом – ни одна другая страна до сих пор не преуспела в создании сколько-нибудь удачной копии. Снаряд был невелик, поскольку маленькое шестифунтовое[93] орудие было самым крупным из тех, что можно поднять по крутому склону. Полый металлический шар, изобретенный Шрапнеллом, содержал шесть десятков мушкетных пуль, размещенных вокруг порохового заряда. Запал сделали такой длины, чтобы снаряд взорвался над вершиной Большого Арапила. Заряжающий банником прибил снаряд поглубже в ствол и отбежал в сторону. Сержант, командовавший расчетом, поднес к запалу спичку, колеса скользнули по камням, почти заставив лафет перевернуться, из дула вырвался столб дыма и над равниной разнесся грохот выстрела.

Бой потихоньку тлел, но он мог разгореться в любую минуту: похоже, Судьба, солдатская богиня, наконец заинтересовалась искрами и обратила свой взор к Арапилам. Офицер-артиллерист на Малом Арапиле проследил за дымным шлейфом, тонкой, как карандашный штрих, серой линией, протянувшейся в воздухе. Потом точно над дальним краем Большого Арапила раздался взрыв, возникло черно-серое с багровыми краями облако дыма, свинцовые пули и рваные осколки оболочки устремились вниз. Большая их часть беспрепятственно достигла земли, некоторые срикошетили от горячих камней, но две пули по прихоти судьбы попали в бок Огюсту Мармону, и самый молодой маршал Франции рухнул навзничь. Он не был убит, но армию ему сегодня в бой уже не вести – ту самую армию, которую он пару часов назад обрек на уничтожение.

Веллингтон был далеко от этого места: он уже добрался до Третьей дивизии, указал ей новое направление, и она двинулась вперед. Французы уходили на запад, считая, что могут опередить британцев, но британцы шли к ним с фланга, поджидали сзади: измученные неделями марш-бросков, контрмаршей и тактических отступлений, они хотели драться.

Между Третьей дивизией и Арапилами спрятались в глубоком овраге другие британские части. Всадники, тяжелая кавалерия, только что прибывшая из Британии, горели желанием испытать своих коней: длинные палаши, как они говорили, слишком тяжелы для фехтования – но идеальны для того, чтобы бить пехоту.

Солнце выжгло равнину добела. Поле боя постепенно заполнялось, актеры один за другим появлялись на сцене, но не хватало той искры, из которой разгорится настоящая битва. Она возникла на западе, когда Третья дивизия врезалась в голову французской колонны. До тех, кто ждал на ферме у границы холмов, донесся приглушенный расстоянием треск мушкетов – как будто охапку хвороста бросили в костер. В воздух поднялись клубы дыма и пыли, и разглядеть, что происходит, оказалось возможно только в подзорную трубу. Колонна была смята, отброшена, а битва, начавшаяся на западе, уже мчалась на восток, возвращаясь к Арапилам.

Французские батальоны попятились: их превосходили числом, количеством пушек и мастерством генералов. Они считали, что возглавляют марш-бросок, а обнаружили себя на передовой. Их поражение превратилось в катастрофу.

Шарп наблюдал за происходящим. Как любой пехотинец, он ненавидел кавалерию: британские кавалеристы неоднократно оказывались бесполезными, а их командиры – бестолковыми. Но судьба тем жарким испанским днем отвернулась от французов: британские тяжелые драгуны, личные королевские телохранители, обрушились на них с севера. Они жаждали боя. Они появились двумя сомкнутыми шеренгами, на рысях, чтобы удержать строй, черные конские хвосты на их шлемах развевались. Шарп, глядя через подзорную трубу, заметил яркий блик, и вот уже в воздух взметнулись палаши.