История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 - Дмитрий Чайка Страница 45

сопротивлялся, убивали. Тех, кто был слишком стар или слишком мал, убивали тоже. Остальных вязали, и гнали на юг, в паннонские степи. Мужчины останутся рабами в аварских хрингах, женщины станут наложницами, рожающими новых всадников, а лишних продадут римским купцам, которые, словно воронье, кружились у ставки кагана на Дунае, в надежде урвать товар подешевле. Что ж, в этот раз они смогут немало заработать. Ведь Тюрингии нечего было противопоставить пяти тысячам всадников, прошедших лесными дорогами в королевство франков. Местный герцог созывал ополчение, но войско тянулось медленно, а он со страхом посматривал из-за деревянного частокола на столбы дыма, что поднимались на горизонте. Гонец к королеве уже ускакал, герцог молил о помощи. Ведь гунны разбили и пленили в свое время самого короля Сигиберта, величайшего воина, имя которого было овеяно легендами.

А пока в далеком Отёне старуха Брунгильда склонялась к тому, чтобы откупиться от нежданно-негаданно нагрянувших варваров, которые разоряли Тюрингию огнем и мечом. Авары, пресытившиеся добычей, уступили место вендам, которые хлынули из своих лесов, словно горная река, убивая, сжигая и грабя. Славянам было, что припомнить соседям-германцам, и их месть утолялась только жертвами, что уходили в небеса вместе с дымом сожженных деревень. Богатые тризны справляли венды по своим воинам, погибшим в этом походе. Множество пленных они перебили у погребальных костров. Богатую добычу унесли отсюда те, для кого железный топор был богатством, а корова – спасением. Все новые и новые отряды славян выходили из непроходимых лесов, обрушиваясь на селения германцев безжалостной лавиной. Казалось, бедствиям этой земли нет конца, но десять тысяч солидов увели аварскую орду из этих мест, а вместе с ней ушли и венды, утолившие свою месть. У Брунгильды больше не было сил, чтобы воевать. Ей нужно было удержать власть для того, чтобы две части огромной страны вновь не сползли в бесконечную войну всех против всех.

И только тут старая королева поняла всю мудрость покойного короля Гунтрамна, который много лет не позволял раздавить надоедливую Нейстрию. Ведь если ее внуки убьют мальчишку Хлотаря прямо сейчас и разделят его земли, то следом они неизбежно вцепятся в глотки друг другу. И тогда все ее труды пойдут прахом. Эта несложная мысль придавила Брунгильду к земле, словно каменная плита. Ненавистная Фредегонда будет жить. Она и ее сын будут жить не только потому, что дважды разбили ее армии. Они будут жить, потому что нужны ее внукам, которые именно их должны будут ненавидеть вместе. Хотя бы на первых порах. А потом старая королева что-нибудь придумает. Власть плохо делится на двоих, так уж устроен мир. И зачастую венец правителя дается вместе с траурным саваном, что грозит ему, если он будет слаб. Войне – быть, Брунгильда понимала это совершенно точно. Но только не сейчас, когда ее внуки так малы и не имеют наследников. Она, умудренная опытом правительница, возглавит то, что неизбежно должно произойти. Она сделает все правильно, так, как будет полезно для государства франков. А то, что в этой борьбе погибнут ее внуки и будущие правнуки, она видит уже сейчас, и она готова к этому. Ведь законы власти неумолимы, и она, Брунгильда, будет следовать им неукоснительно. Она же сама писала их.

1 Куриалы – состоятельные граждане, владеющие имениями в окрестностях городов. Они составляли городской совет, обеспечивающий автономное самоуправление, и отвечали за сбор налогов своим имуществом.Отказаться от этой роли было нельзя. Куриалы были, по сути, заложниками. К этому времени римская система сбора налогов находилась на грани коллапса.

Глава 41

Четыре года спустя. Год 6108 от Сотворения Мира (600 от Р.Х.). Дормель. Нейстрия.

Хлотарь смотрел на поле битвы, где гибла его армия. Он, облаченный в тяжелый доспех, с отрядом охраны тоже бился в первых рядах, но все было кончено. Небольшая речушка, разделявшая до битвы два войска, была запружена трупами так, что ее можно было перейти посуху, не замочив ног. Король, которому минуло шестнадцать, подрагивал от возбуждения, не обращая внимания на тяжелый запах крови, который молотом бил в нос. В его животе было пусто, король ничего не ел со вчерашнего вечера, иначе не миновать бы ему позора. Ведь и умудренные годами мужи бледнели и давились рвотой, увидев это чудовищное зрелище.

Армия Нейстрии полегла на этом поле почти вся. Озверевшие бургундцы и австразийцы перебирались через чахлую речушку и добивали его войско, что развалилось на небольшие кучки, истекая кровью. Герцоги учли свои ошибки, и притащили сюда тысяч тридцать воинов со всех концов обоих королевств. Чума, что снова разразилась на юге, в портовом Марселе, подарила Нейстрии два года спокойной жизни. Брунгильда проявила благоразумие, и не стала рисковать, начиная войну в то время, пока бушует этот мор. Но болезнь стихла, и над непокорной Нейстрией снова нависло черное облако беды. Война должна была прийти в эти земли, и она пришла. Кровью умоется теперь эта земля, ведь защитить ее больше некому.

Хлотарь смахнул пот со лба. Надо уходить. Все кончено. Три года назад умерла мама, и он похоронил ее рядом с отцом в базилике святого Винцентия, рядом с могилой епископа Германа(1). Она многому научила его, но как же не хватает ее советов! Она умерла спокойно, на пике власти, уважаемая всеми. Она посадила своего наследника на трон деда в Париже, а потому посчитала свой долг исполненным. А ведь ему было всего тринадцать лет, когда она умерла. Тринадцать! Ему пришлось рано повзрослеть, хорошо хоть мать оставила ему преданных людей во главе с майордомом Ландерихом, который управлял королевством разумно и умеренно. Именно поэтому вся земля дала ему воинов, когда сюда пришли войска королей Теодориха и Теодеберта.

Бежать! Хлотарь, окруженный охраной, развернул коня в сторону севера. Он укроется на вилле, в непроходимом Бротонском лесу(2), где переждет самое тяжелое время. Так он и сделал. Хлотарь не увидит, как были стерты с лица земли города и села южнее Сены, как увели в рабство тысячи людей, что их населяли.Дымы пожарищ поднимались столбами, а жители Парижа, который не затронула эта беда, со страхом смотрели со стен, как опустошают окрестности древнего города.

***

Два месяца спустя.

- Ну что, родственничек, вот и свиделись, - растянул в ехидной усмешке свои губы король Теодеберт, которому шел