Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король Страница 46

И столкнулась с ним в передних сенях, уже у двери. Заслав был одет тепло - на дворе начиналась ранняя и не ко времени прохладная осень, - нёс в руках мешок с нехитрыми своими пожитками, под свиту одел кольчугу: так она и не тянет и не мешается в дороге.

- Заслав! - воскликнула Смеяна, но, подбежав, заробела, потупила взоры. - Заслав… ты… уезжаешь?

- Да.

Смеяна отвернулась. Не умела она высказать, что творилось у неё на сердце. А сказать хотелось так много!..

- Смеяна, - позвал он, и сердце боярышни задрожало. - Если можешь, прости и… передай поклон батюшке. Не хотел я впотай уезжать, словно тать какой, да ведаю - не отпустит он меня добром. А злом расставаться я с ним не хочу. Передай ему, что…

Не веря своим ушам, Смеяна подняла глаза.

- Так ты что же, - пролепетала она, - насовсем уезжаешь?

- Прости. Не хотел я…

- Нет! - Не помня себя, Смеяна бросилась к Заславу, вцепилась побелевшими пальцами в кожаную свиту, запрокинула лицо. - Не уезжай! Останься! Батюшка тебе деревню даст, не будешь ты…

- Прости, - Заслав рванулся, отдирая руки девушки. - Но не могу я тут оставаться! Не в тебе и не в батюшке твоём дело. Но не могу я в Галиче боле жить, когда князь Владимир воротился. Прощай!

Распахнул дверь и шагнул за порог.

- Заслав! - Смеяна бросилась следом, не помня себя, кинулась по ступеням. - Не уезжай, Заслав! Люб ты мне!

Казалось, вот скажет самое заветное - и всё переменится, как в сказке. И он остановится, бросит наземь мешок, подхватит её в объятия, зацелует, суженой своей назовёт, а когда батюшка воротится, вместе падут ему в ноги, прося благословения…

Заслав и правда остановился, обернулся, поднял на неё долгий-предолгий взгляд.

- Люб ты мне, - дрожащими губами, сдерживая слёзы, прошептала Смеяна.

- А ты мне, - тихо ответил он и добавил: - Прости… Осёдланный конь уже ждал у коновязи, и отрок придерживал повод, ожидая, пока хозяин вскочит в седло.

Смеяна долго стояла на крыльце, глядя в ворота, потом повернулась и, еле переступая ногами, ушла в терем.

Часть 2. ВОЛЫНЬ

Глава 1

1

е в радость оказалось великое княжение Рюрику Ростиславичу. Когда рядом был Святослав Всеволодович, казалось, только умри он, освободи Гору - и по-другому пойдёт жизнь. Так и получилось. Обрадовался Рюрик Вышлобый свободе, а после понял - одному ему не выстоять. Привыкшие уже делить власть с Мономашичами, точили зубы Ольговичи, на северо-востоке раскинул свои сети, как паук, Всеволод Юрьевич, прозванный Большим Гнездом, грозно и властно смотрел он со своего владимирского стола на Киев. На юге шевелились половцы, словно чуяли, что ослабла власть киевских князей, что не устроена земля и можно безнаказанно отправляться в набег. Помнили ещё их ханы недавнюю княжескую распрю, когда по навету Святослава был взят торк Кунтувдый. Обозлённый на несправедливость, он тогда поднял половецкие племена и без малого два года шла в Поросье замятия[37]. Да и среди остальных князей не было мира - ссорились Ольговичи с Глебовичами, вставал на защиту рязанских князей Всеволод Большое Гнездо. Опять был недоволен князем вольный Новгород. Тревожили окраины на северо-западе шведы, на западе - литва и ятвяги, на юго-западе - угры, с востока и юга грозили булгары.

Оказавшись один на один с Русью, кинулся Рюрик к брату Давиду смоленскому. «Брат, - писал он, - мы теперь остались старше всех в Русской земле. Приезжай ко мне в Киев, повидаемся и подумаем, погадаем вместе о Русской земле, о братьях, о Владимировой племени и покончим все дела».

Давид приехал не один - собрались все остальные Мономашичи, жившие на юге, - сыновья Романа, старшего Рюрикова брата, три его сыновца-Мстиславича, из Белгорода прискакал старший Рюриков сын Ростислав. Прибыли даже гости из далёкой Волыни - Роман Мстиславич и двухродные братья его, Изяслав и Ингварь луцкие.

Шумно в те дни было на Горе, яблоку негде было упасть в Вышгороде. Не такое уж это простое дело - урядиться обо всей земле Русской. Хотя, собственно, что было делить? Киевская земля вся была под Рюриковым племенем, Смоленск держал Давид с сынами, Туровым и Пинском владели мелкие князья из племени Юрия Ярославича туровского - недавно умерший князь Святополк Юрьич приходился Рюриковой жене Анне Юрьевне старшим братом, и сыновья его кормились у Рюрика. Волынь была под твёрдой рукой Романа Мстиславича - его брат Всеволод умер по весне, жестоко простудившись на охоте, а двухродные братья владели небольшими уделами и были во всём послушны старшему брату и великому князю.

Что же до Ольговичей, то не было у них владений в Киевской земле. Оставшийся старшим Ярослав Всеволодович сидел в Чернигове, его двоюродные братья Игорь и Всеволод Святославичи - в Новгород-Северском. Сыновья покойного Святослава сидели в маленьких городках.

Судить и рядить князьям было нечего - все одного корня, все Мономашичи, у всех свои земли и города. Никто ничего не терял и не обретал, потому и беседы текли легко и плавно. Всеволод Юрьевич Большое Гнездо и не прибыл - не то пренебрегал Киевом вовсе, не то доверял

Рюрику самому вершить все дела. За день-два всё и обговорили, но тревожно было у нового киевского князя на душе. О том и завёл он беседу как-то ввечеру с Давидом.

Среди всех братьев ближе всех стоял к Рюрику Давид. Роман, хоть и был старшим, умер рано, оставив молодых сыновей. Умер и Мстислав Храбрый, последний, Святослав, ушёл из жизни слишком давно. Понимал Рюрик - если что с ним случится, именно Давиду наследовать и Гору, и Вышгород, и все дела. Потому и беседовал с ним, а не с кем-нибудь другим. Не с вассалами же советоваться великому князю!

Давид сразу почувствовал, что что-то гнетёт его брата. Были они на лодье, в которой Давид прибыл из Смоленска, и где сейчас пировали их бояре. В шатре на корме ещё раздавались весёлые клики, позванивали гусли, слышался обычный шум пира. Но тут, на носу, было тихо. Только сонно плескалась вода в борта, поскрипывали доски под ногами, о чём-то вздыхал причал и изредка издалека долетали крики ночных птиц и возгласы сторожей - князей охраняли и здесь, на лодье, и на берегу. Вышгород стоял на крутом берегу, высился над причалом молчаливой чёрной тенью.

Опершись о борт лодьи, Рюрик долго смотрел в ту сторону.

- О чём задумался, брате? - первым начал беседу Давид. - Не на град свой ты меня ночью полюбоваться вывел.

- Твоя правда, Давид, - не оборачиваясь, ответил Рюрик и потёр лысеющий лоб. - Одни мы остались старшие среди Мономашичей…

- Есть ещё Всеволод Юрьич владимирский, - напомнил Давид.

- Вестимо, - поморщился Рюрик. - Но ему не до Киевской земли. Я после смерти Святослава слал к нему людей - давай, мол, порешим о земле Русской. Оставил он её за мной, значит, мне и решать, како быть.

- Тогда что же…

- Ольговичи мне покоя не дают. Вырастил Святослав сыновей, братья у него остались…

- Боишься, как бы не пришли и не потребовали отцовой доли?

- Боюсь, как бы не потребовали стола! - стиснул кулаки Рюрик. - Киев - моя земля. В руце Мономашичей вся, от края до края. Но один я! Ростислав молод, Владимир вовсе дите неразумное. Мстиславичи - что волки. До кусков жадны, а как до дела дойдёт - так ворогу спины и кажут. В запрошлом годе Мстислав торчевский с поля боя бежал. А половцы опять зашевелились. Сильная рука мне нужна, брат! Нужен тот, кому я могу довериться.

Он повернулся к Давиду, схватил за плечи.

- Помоги, брат! Не волость в Киевской земле предлагаю - власть! Всё Поросье под тебя отдам - только…

Давид ссутулился, не отвечая горячим речам брата, потом отстранился, оперся на борт лодьи, долго глядел в воду. В ушах звенело, перед глазами - даром что ночь! - было темно.

- Прости, - тихо произнёс он, - но не могу я из Смоленска уходить. Уйду - Мстиславичи тут же в землю мою вцепятся, клочка не оставят. А сынов своих тебе оставлять - так молоды они ещё. Мстиславу Меньшому только постриг[38] справили. Разве ж пошлёшь их в Поросье. Да и Мстиславичи…

- Не сидел их отец на Киевском столе, и детям его на нём не место! - сказал, как отрезал, Рюрик. - Пущай уходят, ежели уделами недовольны. Я верного человека ищу… Иль прикажешь к Ольговичам гонцов слать? Иль перед Всеволодом склониться?

- Почто? Рази ж мало нас, Мономашичей? Чем Роман тебе плох? Великого князя сын…

Та беседа окончилась ничем, но зато, когда вскорости собрались все князья на снем и, сидя на высоком столе, ещё раз окинул их Рюрик внимательным взглядом, словно ударили его калёным прутом.