Кристиан Камерон - Тиран Страница 46

С ярусов сидений доносился голос Никия, который советовал пользоваться копьями с кизиловым древком. Он уже произвел разведку и знал, кто из купцов города может доставить эту древесину из Персии и какой кузнец делает лучшие наконечники. Он с Левконом с помощью Кена оценивал качество и подготовку лошадей.

Кен прошел по песку к Кинию и хотел с ним поговорить. Когда Киний посмотрел на него, он сказал:

— У нас загвоздка с лошадьми.

Киний хмыкнул и сдвинул шлем назад.

— Кобылы и жеребцы?

Кен кивнул.

— Лошади здесь дешевы. Должна быть обычная случка. Иначе, когда у кобыл начнется течка, начнется хаос.

Киний потянул себя за бороду.

— Что говорит по этому поводу Ксенофонт?

Кен улыбнулся.

— Мерины.

Кинию казалось, что он вот-вот либо уснет, либо умрет. Он наклонился вперед.

— Значит, будут мерины. К гиперету и военачальникам это не относится.

Сказав так, он проехал туда, где метала копья первая группа всадников. Это все были молодые люди, которые ездили с ним на равнины, и они производили отрадное впечатление. Когда Киний наблюдал за ними, ему пришло в голову, что нужно создать из гиппеев особый отряд в пятьдесят человек. Лучших наберется как раз пятьдесят.

Кир галопом проскакал по песку. Его гнедая вытягивала голову, мелькали копыта. Бросок, сильный и точный. Щит упал с грохотом, подобным грому.

— Парень бросает словно рукой Зевса, — сказал Филокл за плечом Киния. — Царь шлет привет. Он будет ждать тебя во втором часу.

Молодежь очень хороша, но остальные отнюдь нет. Дурной пример подал Никомед: он упал во время первой перемены лошади и при каждом броске промахивался по щиту. Он с трудом скрывал свою досаду за маской презрительного высокомерия. Киний догадывался, что он не привык уступать.

Как и все прочие богатые граждане.

Рядом с предводителем одной из городских фракций проехал Аякс и бросил копье. Он что-то крикнул — Киний не разобрал слов, но это определенно была насмешка — и поскакал к мишени, разбрасывая рабов, которые бросились на помощь хозяину. Никомед выругался, поднялся в седло, ухватившись за гриву лошади, и поскакал за Аяксом, который точно поразил цель. Копье Никомеда пролетело в ладонь от щита. Арену огласили его проклятия.

— Старики держатся в седлах, как мешки с навозом, а люди средних лет так боятся выпачкаться, что напоминают совокупляющихся жриц, — проворчал Никий. — А ведь мы еще не начали ездить строем.

Киний старался не улыбаться.

— Но молодежь недурна. Я хочу собрать всех лучших в отряд из пятидесяти человек. Составь список. Пусть об этом станет известно, чтобы люди соперничали за место в этом отряде.

— Думаешь о себе? — с недоброй улыбкой сказал Никий. В Афинах во всех процессиях и играх всегда соперничали шесть отрядов конницы. Никий подбородком указал на Клеомена, отца Эвмена, который спокойно сидел среди друзей. Они не участвовали в упражнениях. — Не совсем мятеж, — сказал Никий. — Но сложностей не миновать.

— Я разберусь, — ответил Киний, поворачивая лошадь.

Пожилой всадник перебросил ногу через лошадь и упал на землю с противоположной стороны.

— И с такими ты собираешься сражаться с македонцами? — спросил Никий.

— А ты?

— Ну, я-то конечно. Мне сказали, что сами боги велели тебе сразиться с македонцами. Они и этот хлыст тебе прислали? — Никий показал на тяжелую плеть за поясом Киния. — Отряд конницы в атаке разбросает этих, как перхоть. А остальное предоставит пельтастам.[61] Половина наших подопечных вывалится из седел и будет лежать, пока им не перережут горло. Или я ошибаюсь?

Киний повернул лошадь.

— Похоже, тебе предстоит большая работа.

Хитрое, как у хорька, лицо Никия сморщилось в печальной улыбке.

— Так и знал, что ты это скажешь.

Киний направился туда, где стоял Клеомен со своими двадцатью друзьями и союзниками.

— Какое упражнение ты хочешь выполнить первым, господин? — спросил он.

Клеомен не обратил на него внимания. Один из его друзей рассмеялся:

— Мы граждане, а не воины. Не вовлекай нас в этот фарс.

Киний посмотрел на говорившего.

— У тебя нет панциря. И лошадь слишком маленькая. Будь добр, обратись к моим гиперетам.

Тот пожал плечами.

— А если я откажусь?

Киний не повышал голос.

— Я могу тебя понизить, — сказал он. — Или доложить архонту.

Тот улыбнулся, словно угроза его не испугала.

— Или в кровь изобью тебя здесь же на песке, — добавил Киний. — Как гиппарх, я имею право на все перечисленное.

Человек съежился.

А Киний повернулся к Клеомену.

— Я гражданин Афин, — сказал он. — Я не в обиде на тебя за то, что ты голосовал против моего назначения гиппархом и присвоения мне гражданства. Демократия есть демократия. Но если ты откажешься исполнять свой долг, мы столкнемся с испытанием, которое никому не принесет пользы.

Клеомен не смотрел ему в глаза. Он смотрел на кого-то другого — вероятно, на Никомеда, своего главного соперника в городе.

— Ладно, — напряженно сказал он. — Мне почему-то захотелось бросить копье.

Победа была безрадостная. Клеомен отошел к мишеням, сел верхом, бросил копье — хорошо бросил, вернулся на прежнее место и снова сел.

Киний попробовал другой подход. Он подозвал Кена и показал на Клеомена.

— Вон сидит один из самых влиятельных людей города. Нас он не любит. Ведет себя, как высокомерный болван, и я не могу его понять. Подружись с ним.

Кен усмехнулся.

— Как один высокомерный болван с другим, хочешь ты сказать.

— Что-то в этом роде, — согласился Киний.

Заключительные упражнения прошли из рук вон плохо. Первая попытка построиться ромбом — Киний предпочитал такой строй — провалилась из-за ограниченности пространства на ипподроме и большого количества всадников, и воцарилась полная неразбериха. Потребовалось полчаса, чтобы каждый всадник запомнил свое место в строю, но они не могли пройти и десяти шагов, чтобы снова не превратиться в толпу.

Киний вздохнул и сдался. Построил всех в колонну по четыре и повел кругами, чтобы каждый научился держать интервал, — так продолжалось целый час.

Он охрип от крика. Все его люди охрипли, и кое-кто из парней, ездивших с ним на равнину, тоже. Киний покачал головой и подъехал к Клиту:

— Я теряю голос. Может, прикажешь им разойтись и поесть?

— С удовольствием, — ответил Клит. Достав свой хлеб, он вернулся и сказал: — Я знал, что ты подходящий человек для такого дела. Посмотри на них!

Киний взял у Ситалка колбаски.

— И что? Дрянь дрянью.

Клит нахмурился.

— Вовсе нет. Они стараются. Если они прекратят свои старания, мы проиграем. Пока мы побеждаем. Проведи их через три таких сбора, и они ощутят разницу. Это может войти в моду. Могу я попросить колбасок? У меня в животе бурчит от чеснока.

Киний протянул ему колбаску. Клит ножом отрезал кусок и бросил сыну, который ел с Аяксом и Киром. Они ели, как саки, не спешиваясь. Все молодые люди, ездившие с Кинием, переняли это обыкновение.

Клит предложил Кинию мех с вином.

— Отвратительно. В самый раз для воинов. Итак, мы воюем с македонцами?

— Новости здесь распространяются быстро.

Киний отпил вина. Они опоздают на встречу с царем.

— А разве в Афинах по-другому? Я слышал, ты уничтожил отряд персов-убийц — ну, или кельтов, потом выпорол своей большущей плеткой архонта и велел ему быть паинькой, а потом закатил глаза и предрек, что мы победим Антипатра.

Легкий тон Клита не мог скрыть его тревогу.

Киний вернул ему винный мех.

— Ну, в общем так и было, — сказал он.

— Мой первый учитель риторики говорил, что ерничество доведет меня до беды, и смотрите, он оказался прав. Киний, это я предложил сделать тебя гражданином. Мои друзья провели тебя в гиппархи. Не допусти, чтобы нас всех убили.

Киний снял шлем и энергично почесал голову. Потом встретился взглядом с Клитом.

— Мне некуда пригласить вас на ужин. Не поможешь? Я все объясню твоим гостям — почему я считаю, что мы должны воевать, и что они потеряют, если мы воевать не станем.

Клит хмыкнул.

— А я надеялся, что все эти слухи ложные, — сказал он.

— Македонцы идут сюда, — сказал Киний.

Царь ждал. Он и его люди не шевелились, точно золотые кентавры. Колонна городской конницы поднялась по склону и остановилась; она больше, чем хотелось Кинию, походила на толпу, а Патрокл и Клеомен, бросившиеся обнимать сыновей, вообще убили все притязания на воинскую дисциплину.

Сакам все это было как будто безразлично. Царь пробился сквозь толпу греческих всадников к Кинию.

— Ты опоздал, — сказал он с улыбкой.

— Приношу глубочайшие извинения, о царь. Нас ждет архонт.