Александр Майборода - Гостомысл Страница 46

Никто не отпускал руку товарища.

Когда от костра остался только черный уголь с бегающими синими огоньками, волхв радостно объявил:

— Души воинов попали в рай!

Хоровод остановился. Люди стали выстраиваться в колонну, впреди бояре.

Волхвы осторожно сгребли деревянными скребками остатки костра в одну кучу. Образовался небольшой холмик.

Когда они закончили работу и почтительно отошли, Гостомыслу кто-то дал в руку комок земли и сказал:

— Иди!

Гостомысл подошел к холмику. Он едва заметно дымился. Приятно пахло смолой. Гостомысл некоторое время смотрел на холмик молча.

Волхв тронул его за локоть. Гостомысл вздронул, и удивленно посмотрел на волхва.

— Пора, — сказал волхв.

— Да, — сказал Гостомысл, положил комок земли на вершину холмика и, отойдя на три шага, повернулся, поклонился и сказал:

— Прощай, отец.

Его взяли под руки и провели к поминальному столу.

Остальные также стали подходить к холмику и класть на него свою долю земли. Вскоре холмик заметно вырос.

Положив землю на холм, бояре встали рядом с Гостомыслом.

Народ попроще выстраивался в очередь около бочек с пивом и телег с мясом, пирогами и прочей едой.

Немного в стороне на траве устроились скоморохи с гуслями, дудками и бубнами.

Когда холм был закончен, слуги налили Гостомыслу вино в чашу, и он брызнул в жертву богам немного вина на восток, потом на запад, на юг и на север.

Слуги снова налили вина. Гостомысл поднял чашу и выпил до дна.

Гостомысл сел. Сели бояре.

Это был сигнал — тризна началась! И скоморохи грянули веселой музыкой и, корча смешные рожи, пустились в пляс.

Однако Гостомыслу совсем было не смешно: он был несчастным, потому что чувствовал себя брошенным маленьким ребенком, и по его щекам невольно текли слезы.

Слезы заметил боярин Стоум, нахмурился и наклонился к уху Гостомысла и крикнул прямо ему в ухо:

— Князь, не гневи богов, потому что жизнь продолжается!

Глава 42

В лицо Гостомысла дунул аромат цветов, раздался легкий девичий смех.

— Гостомысл! А Гостомысл! — снова пропел нежный девичий голосок, и юноша открыл глаза — он лежал в траве, было приятное утро: солнце ласково гладило лучами тело; едва слышно, точно рассказывали тихую сказку, шумели листья. Над ним склонились огромные смеющиеся зеленые глаза.

— Девана! — выдохнул Гостомысл.

Сочные губы Деваны тронула улыбка.

— Так ты еще не забыл меня?

Гостомысл попытался обнять девушку, и она как всегда змейкой ускользнула из его объятий.

— Девана, ты опять убегаешь от меня? — обиженно проговорил Гостомысл.

Девана рассыпалась серебряным колокольчиком и погрозила изящным пальчиком.

— Гостомысл, дружок, я же говорили тебе, что обнять меня можно только, когда я этого захочу.

Гостомысл сел.

— Но я же тебя люблю. А ты? Ведь мы минуту назад были одним целым...

Девана села перед ним на колени, и положила руки на его плечи.

— Дружок, я тебя люблю не меньше, чем ты меня. Но богиням не разрешается любить смертных.

— Для настоящей любви нет запретов, — проговорил серьезно Гостомысл.

Девана взглянула в его глаза, затем легко поцеловала его в губы.

Прикосновение девичьих губ было приятно, он обнял Девану, и на этот раз она не ускользнула от него.

«А ведь все это уже было»! — внезапно осознал Гостомысл, и почувствовал в груди странную тоску, и ему показалось, что он что-то потерял очень важное и нужное, без чего он не может жить на свете.

Гостомысл отстранил от себя девушку и, глядя ей прямо в глаза, проговорил:

— Но ведь это сон.

— Почему сон?

— Потому что все это уже было в прошлом.

— Прошлое... будущее... сон... явь... важно то, что ты чувствуешь.

— Это сон! — уже уверенно сказал Гостомысл. — Ты еще сказала тогда, что больше я тебя не увижу, так зачем же ты пришла сейчас?

— Ты это должен сам знать, — проговорила Девана. Встала и пошла в сторону деревьев.

— Погоди, — сказал Гостомысл.

Однако Девана вошла в лес, даже не оглянувшись.

Больше о ней ничего не напоминало. Слабо шумели листья. Где-то яростно стучал дятел.

Глава 43

Гостомысл проснулся от громкого возгласа за дверью. Возглас захлебнулся шепотом, и княжич приоткрыл глаза.

Окно слабо брезжило утренним рассветом, и ночная тьма еще окутывала углы.

В комнате кроме неширокой кровати было кресло у стола с книгами, — юный княжич в свободную минуту любил почитать книги с сочинениями греческих философов.

У стен стояли лавки.

На стенах висело оружие, — красиво и подчеркивало воинскую принадлежность обитателя комнаты.

На полках стояла посуда, а также стеклянные штофчики с квасом, вином и медовухой.

За ширмой из тяжелой парчовой ткани висела одежда. Княжич обязан иметь наряды на разные случаи: парадную — на пир и собрание дружины; доспехи — на войну; кожаный жилет и штаны — на охоту.

За дверью развязывался спор: кто-то густым басом требовал, чтобы его пустили к князю.

В княжескую спальню никто не имел права входить без разрешения князя, поэтому у дверей в спальню дежурили двое отроков из набранной Ратишей молодой дружины.

Ратиша тоже был на посту. Слышно было, как он довольно громко отрезал:

— Без разрешения князя не пущу!

— Так спроси разрешение!

— Рано еще, он спит!

— Так разбуди!

— Нечего тревожить его по пустякам! — кричал Ратиша.

— Сопляк! Щенок, забываешь свое место, — возмутился густой бас. — Как вмажу тебе по уху, так сразу вспомнишь.

«Дружина старого князя всегда не любит дружину нового князя, — пришло в голову Гостомыслу, и он с негодованием подумал: — И чего им неймется? Князь всегда привечает своего дружинника, — будь он стар, или млад, — лишь бы служил князю исправно».

— Я тебе вмажу, —- смело, точно молодой волчонок, огрызался Ратиша. — Вот кольну-то мечом в зад...

Гостомыслу не хотелось вставать, он чувствовал себя усталым, словно всю ночь делал какую-то тяжелую работу.

Но за дверью угрожающе звякнуло железо, и Гостомысл понял, что пора ему вмешиваться спор.

Он спрыгнул с постели и подошел к двери.

— Ратиша, кто там? — хмуро спросил он, приоткрывая дверь.

— Воеводы пришли, — сказал Ратиша.

Гостомысл открыл дверь.

По сторонам двери стояли двое отроков с наклоненными вперед копьями.

Посредине Ратиша с обнаженным мечом и заслоняя вход в княжескую спальню.

Перед ними — Храбр, весь багровый от злости. А за ним Вячко и Стоум.

Вячко ухмылялся до ушей.

Стоум сохранял на лице серьезное выражение, но по уголкам дрожащих губ было заметно, что делал он это с трудом.

— Здравы будьте, господа бояре, — сказал Гостомысл.

И бояре поклонились:

— И ты будь здрав, князь!

— В чем дело, господа? Кто вас обижает? — спросил Гостомысл.

Храбр сердито проговорил:

— Да вот эти огрызки не пущают к тебе.

Стоум осторожно плечом отодвинул Храбра в сторону и осторожно хихикнул:

— Боярин воин ярый, и обиделся, что его не пущают к тебе.

Ратиша возмутился:

— Так рано же еще! Ты спал князь.

— Я уже не сплю, — сказал Гостомысл и обратился к воеводам: — Господа бояре, не обижайтесь на Ратишу: он мой верный слуга и охраняет меня так, как каждый бы из вас охранял своего князя на его месте. Но я думаю, вы не зря пришли в этот ранний час ко мне. Я всегда, в любое время рад видеть вас. Но только из уважения к вам мне не хотелось бы представать перед вами в неприглядном виде, прошу...

Ратиша даже раскрыл рот, удивляясь необычной учтивости молодого князя.

Гостомысл продолжал:

— Поэтому, если вас не обидит ожидание, дайте мне немного времени, чтобы одеться.

— Нас твоя одежда, князь, не смущает, настоящего воина украшает любой вид, — сказал Храбр.

Умный Стоум перебил своего товарища:

— Господа, дело у нас срочное, но князю действительно надо бы одеться.

— Спасибо, господа, —- проговорил Гостомысл и спрятался в комнате.

Пока одевался, размышлял над тем, зачем так срочно пришли бояре. В голову приходила мысль о неожиданной вылазке разбойников. Поэтому Гостомысл оделся быстро.

Взглянув на себя в зеркало, Гостомысл громко проговорил:

— Ратиша, пригласи господ бояр в комнату.

Храбр, Вячко и Стоум вошли в комнату.

Гостомысл стоял у окна, одетый в парадный наряд и румяный.

— Присаживайтесь, господа, — пригласил он и сел в кресло у стола.

Бояре сели на лавки. Ратиша стоял у двери, взъерошенный точно воробей после драки, ожидая дальнейших распоряжений.

— Ратиша, присядь с нами, — сказал Гостомысл и пояснил боярам: — Ратиша — мой лучший друг, он возглавляет молодую дружину.