Тейлор Колдуэлл - Монгол Страница 46

Темуджин ответил ему настолько спокойно, что Джамуха содрогнулся от дурного предчувствия.

— Тогрул-хан надо мной не посмеивался. Но ты прав, я о многом мечтаю, но моя мечта станет явью, и я стану ханом ханов!

Джамуха пытался засмеяться, но смех застрял у него в глотке.

— Попытайся не ухудшить жизнь твоего народа, — хрипло промолвил он. — Твои люди слишком бедны, а живут — хуже некуда. Они голодны и ни во что не верят. Хороший вождь им сочувствует и живет для того, чтобы помочь своему народу. Когда-то вождь был отцом клана. Он их кормил и направлял по правильному пути, а сейчас кровные связи исчезли, и каждый грабит для себя, как дикая собака, покинувшая общую стаю…

— Я сказал, что нам необходимо объединиться, — равнодушно заметил Темуджин.

— Но ты имеешь в виду совершенно иное! — покраснев, завопил Джамуха. — Тебе нужно объединение, чтобы покорять. А я хочу объединения ради безопасности и чтобы бедным и бездомным хорошо жилось.

Темуджин повернулся к другу, на его лице ничего нельзя было прочесть, как на гладко отполированном камне, и он холодно сказал:

— Я должен тебе напомнить, Джамуха, что ты только что напомнил мне, что я — бедный и жалкий, что мне не стоит увлекаться мечтами.

Джамуха молча на него посмотрел, а потом хлестнул плеткой свою черную лошадку и вскоре оказался далеко впереди, пробираясь через кусты тамариска, пустынный колючий кустарник, и перепрыгивая через валуны. Его крохотная фигура уже напоминала черную точку, передвигавшуюся по горизонту. Друзья видели, как ускакал Джамуха. Подъехав к Темуджину, Касар взволнованно спросил:

— В чем дело, брат?

— Джамуха захотел глотнуть свежего воздуха, — ответил Темуджин и рассмеялся.

Джамуха вернулся только тогда, когда они остановились на ночлег у подножия нависшей над землей скалы. Он был бледен и молчалив, повторяя про себя, что напрасно пытался убедить в чем-то Темуджина.

Темуджин был слишком молод и уже растерял более двух третей племени, доставшегося ему от отца. Джамуха понимал, что пройдет немного времени, и его покинут оставшиеся люди, перейдя к сильному вождю, который сможет заботиться о них. Тогда Темуджин наверняка будет убит каким-нибудь сильным вождем другого племени, если только не превратится в униженного члена толпы. Джамухе казалось, что он прочитал судьбу друга, но это было не так… Ночью Джамуха не сомкнул глаз, Темуджин лежал рядом с ним, дышал ровно и глубоко, как во сне, однако когда луна, передвигавшаяся по небу, послала холодный луч к подножию скалы, и он осветил лицо Темуджина, Джамуха увидел, что глаза анды открыты. Опершись на локоть, Джамуха тихо позвал:

— Темуджин!

Ему так хотелось, чтобы все было по-прежнему, и в его голосе слышалась просьба о примирении.

Темуджин повернул голову и ласково спросил:

— Ты тоже не можешь спать? Пошли, прогуляемся?

Он поднялся, и Джамуха последовал его примеру. Холодный ночной воздух был чистым и острым, как тонкие льдинки в проруби.

Они прошли мимо спавших друзей, с головой закутавшихся в накидки, миновали расседланных коней, спящих, вздрагивающих во сне.

Звуки шагов были почти не слышны, словно они утопали в мягкой черной земле. Небо напоминало перевернутую серебряную чашу, так отполированную, что от нее во все стороны стремились блестящие лучи, пустыня была готова их поглотить. Тишина была странной. Скалы, стоящие вдалеке, напоминали рукотворную стену, и друзьям казалось, что за каждым их движением следят тысячи призрачных глаз. Высокий кустарник и одинокие мертвые ели будто только и ждали случая, чтобы ожить. Все вокруг было каким-то нереальным, но не таким, как бывает во сне. Их черные и колючие тени метались по песку. Словно были наделены какой-то неведомой силой и существовали сами по себе, независимо от людей.

Темуджин остановился и посмотрел на небо, а потом сказал тихо:

— В такие ночи, Джамуха, я испытываю удивительное ощущение, будто я связан с другим миром. Миром злобы и ужаса. Я ничего не могу объяснить, и я не вижу того мира, но я чувствую, как вдыхаю его воздух и как мое тело касается его обитателей и до меня доносится биение их сердец. Оно во мне и вокруг меня. Иногда меня одолевает страх, и мне неясно видятся всяческие ужасы, но я их не могу разглядеть. А временами, как сейчас, мне кажется, что я все могу понять! — Он помолчал, а потом крикнул: — О, удивительные духи, живущие рядом с людьми и ненавидящие их! Я с вами! Прошу вас, покажитесь и помогите мне! Ведь мы с вами понимаем друг друга! Вам понятен человек, вроде меня, потому что я соткан из ветра, ужаса пламени и могу снова вернуться к ним. Я знаю, что так случится со мной, но мне непонятно — почему. Это известно только вам. Я не прошу открыть мне тайну. Нет! Только помогите мне! Не покидайте меня, потому что я вас знаю, я — меч в ваших руках!

Поднятое лицо Темуджина было похоже на маску из черного камня, грубо вырезанную серебряным ножом, а глаза его сверкали, как у сумасшедшего. Он широко раскинул руки, а его плащ ниспадал тяжелыми складками. Высокий человек, стоящий под луной, был подобен статуе из темного камня, освещенный светом иного ужасного мира.

Джамуха сказал себе: «Он — сумасшедший. — И повторил: Он — сумасшедший!»

Он понимал, что солгал себе, преисполнился страха и предвидения чего-то ужасного. Джамуха уставился на небо и на короткий момент уверовал в то, что жуткое ЗЛО остановилось, чтобы послушать, и всепонимающими глазами смотрело на Темуджина.

«Наверно, это был демон», — решил Джамуха.

Он не мог рассуждать нормально и подумал, что, возможно, это было чье-то присутствие, могущее одним прикосновением превратить весь мир в прах.

Темуджин опустил руки, повернулся к Джамухе и улыбнулся.

— Пошли отсюда, — сказал он спокойно.

Джамуха последовал за ним, а затем с трудом проговорил:

— Что ты собираешься делать? Ты же не просил помощи у Тогрул-хана…

Темуджин пожал плечами, сказал, продолжая улыбаться:

— Мне известен конец путешествия, и я знаю, что меня ждет впереди. Я себе напоминаю человека, идущего по предначертанной ему дороге. Он видит перед собой лишь короткий отрезок пути. Я перехожу от одной точки к другой, и мне известно, что я иду по дороге… Меня ведет моя судьба. Мне это известно, и я доволен… — Он обнял Джамуху за плечи и сказал: — Идем со мной, мой анда. Давай отправимся в путь вместе.

Джамуха всегда считал себя разумным человеком, но сейчас он, к собственному изумлению, услышал свой резкий крик:

— Нет, нет! Никогда! Никогда!

Глава 5

Они ехали домой по направлению к маленькой речке Тунгел, где расположилось их племя, и Темуджин с удовольствием думал о Борте, встречи с которой очень ждал. Он вспомнил, что будучи у Тогрул-хана он ни разу о ней не подумал, и хитро ухмыльнулся. Он был очарован прекрасной Азарой, но не видел ее с тех пор, как она, рискуя жизнью, предупредила его о предательстве отца. Теперь он пытался представить себе ее чудесное лицо, ему казалось, что он вызывает виденье рая, и это виденье он должен попытаться добыть себе в реальной жизни.

В его желании было нечто большее, чем обычная похоть. Азара была наградой, о которой могли мечтать все мужчины. Она станет его! А пока что Азара оставалась сияющей луной, парящей в серебряном свете над темными скалами и пещерами, где он обитал. В этих тенистых пещерах он мог спокойно жить с Борте, но дочь Тогрул-хана здесь даже представить было невозможно. Эти две женщины, как он полагал, никогда не могли встретиться.

Они отличались друг от друга, как земля от неба.

«Азара — подруга моего сердца и души, и ничто не сможет нас разлучить, Борте — подруга моей плоти, мать моих сыновей, и мне с ней приятно делить ложе».

Чем ближе он подъезжал к Борте, тем приятнее и радостнее становилось у него на душе. Они быстро приближались к дому и ехали по ровной поверхности пустыни. Горячий ветер обжигал лицо и руки, на мордах лошадей выступила пена, и они с трудом переводили дыхание в такой духоте. Вдали тускло мерцали желтые воды реки, и всадники подогнали коней. Повернув за красную скалу, они начали громко кричать, чтобы предупредить о своем возвращении. Им были видны черные юрты, собравшиеся у реки, бешено лающие собаки помчались людям навстречу.

Неожиданно Темуджин натянул поводья и негромко вскрикнул. Его друзья тоже замерли, молча глядя на небольшой лагерь, расположившийся в долине у реки. При ярком свете расплавленного солнца было видно, что там царила полная тишина, прерываемая только лаем собак, который жалким эхом раздавался в воздухе.

В деревне не замечалось никакого движения, не было видно пасущихся лошадей или коров с овцами, не горел огонь, не бегали дети, женщины не суетились у костров. Казалось, что кроме собак в лагере больше никого нет. Юрты бросали на песок темную чернильную тень, вдали золотом отливала река.