Юрий Щеглов - Бенкендорф. Сиятельный жандарм Страница 46

Тут надо сделать необходимое уточнение. Миновав Сурож, тайно отряд подошел к Велижу. Ни шороха не издали, ни звука. Казаки прекрасно осуществляют такой ночной поиск. Их хлебом не корми — только приказ дай! Подобрались и замерли, наблюдают: спокойно ли, дремлет ли враг по-прежнему. Вот время подошло, и внезапно сотня гикнула впродоль большой и широкой улицы. Остальной отряд кинулся стремглав на предместья. То-то каша заварилась! В полной темноте сшибки яростнее, и нет ни секунды на обдумывание. Но казаки мыслят быстрее, чем французы. Опасность подстерегает во мраке повсюду. Ночью вообще нелегко атаковать, а днем казакам не под силу. Французов куда больше. И пушки есть на конной тяге. Но пришельцы, когда наступает мрак, сразу теряются. Неуютно им и боязно.

Бенкендорф взял с десяток драгун и, после того как казаки скрылись, выждал, пока немного успокоится, и ударил снова по той же улице вдоль, разбивая окна и бросая внутрь зажженную паклю. Крики увеличивали сумятицу врагов. Дело напомнило Бенкендорфу события под Рощуком во время русско-турецкой войны.

Девятнадцатого июня 1811 года Михайло Илларионович Кутузов перешел из Журжи вместе с корпусом генерала Ланжерона. Его цель была соединиться с генералом Эссеном и таким образом сосредоточить общие силы за Дунаем.

На другой день перед самой оранжевой зарею, какие бывают едва ли не в одной Азии, когда природа застыла в таинственном, одурманенном ароматами сне и голосистые певчие птицы на мгновение умолкли, чтобы набраться сил и с первыми острыми лучами солнца вновь грянуть утреннюю томительно-любовную песню, коварные турки, неслышно подобравшись к аванпостам, внезапно напали на дремавшую казачью цепь. Турка в коварстве перешибал казака, как казак перешибал француза. Но турка против француза — пустяк, а казак — наоборот, с казаком приходилось считаться.

Палатка Бенкендорфа, разбитая поодаль от цепи, зашаталась от поднявшейся суматохи. Пробужденный выстрелами, он велел Сурикову немедля седлать. Но, выскочив наружу и ничего не увидев дальше десяти шагов из-за поднявшегося тумана, он, на удивление младших офицеров, страшно обрадовался.

— Ребята! — крикнул Бенкендорф. — Не бойся турка! Вопи что есть мочи за двоих, а то и за троих! Вступай в бой, где застал врага!

Сумятица и вопли усилились, но это была лишь видимость неразберихи у русских. Казаки и драгуны, избавленные от необходимости искать начальство, чтобы получить от него указание, бились где придется и как придется, и вскоре все было кончено. В ближнем бою турка трудно одолеть, если не напугать. Характером он слаб, и в одиночку ему трудно сражаться. В массе турки почти непобедимы, потому что жизнью не дорожат.

— Ваше Высокоблагородие, — подбежал к Бенкендорфу Суриков, таща на аркане пленного янычара, — вот турка и по-русски понимает. Сколько, думаете, за него возьму?! Майор Храпов просит позволения ударить отбой. Турки забоялись и перестали преследовать казачков на флангах. А у нас глотки пересохли!

Сам Бенкендорф, полуодетый, в белой разодранной рубахе, отирал травой окровавленное лезвие сабли. У копыт его любимого коня Валета валялся, скрючившись, турецкий офицер в тюрбане — рыжий и голубоглазый, выплескивая изо рта толстую струю черной жидкости. Это был не первый зарубленный Бенкендорфом, но отчего-то он его пожалел сильнее прочих, подумав, что если бы не война, то мог бы с ним встретиться при совершенно иных обстоятельствах.

— Смотри, — сказал он Сурикову, — какой красивый малый. Женщины, вероятно, его любили.

— Бабы ноздреватых любят, — ответил Суриков, — и кривоногих.

Пленный янычар, сидя на земле, грустно смотрел на своего товарища, просунув два пальца под аркан, чтобы не задохнуться.

— Это сын нашего паши, — сказал он и заплакал. — Тело продайте отцу. Золота много получите, больше, чем за меня.

Когда солнце очистило воздух, перед бенкендорфовским авангардом замерла сильно поредевшая конница турецкого паши Хасана. Тогда Бенкендорф разослал ординарцев на все передовые посты и дал команду атаковать. Завязалось правильное кавалерийское сражение. Вперед пошли Ольвиопольский гусарский, Чугуевский уланский и два казачьих полка…

За действия под Рощуком, особенно за дело от 22 июля, когда он при нападении на тыл с левого фланга опрокинул во главе чугуевских улан густые турецкие толпы и перебил лучших наездников, Бенкендорф получил орден Святого Георгия четвертого класса и благодарность Кутузова.

С той поры Бенкендорф при недостаче войск полагался на солдатские глотки.

В поисках отечества

Французы встретили отряд плотным ружейным огнем, и пришлось отступить. Где наши, где неприятель, разобраться невозможно, но когда начало рассветать, Волконский с Бенкендорфом очутились друг против друга с саблями наголо и, слава Богу, только посмеялись своему неудачному наездничеству.

Попытку внезапной атаки признали потом все-таки не очень обоснованной, хотя и французам досталось порядком.

Двадцать шестого июля в Озерок был послан разъезд для обозрения вражеских сил, сконцентрированных у Поречья. В двенадцати верстах наткнулись на неприятельский патруль и захватили одного офицера и два десятка кавалеристов, ссадив их с коней. В Поречье тогда находился корпус генерала Себастиани, шедший прямиком на Москву. Он располагал двадцатью пушками. Разведка донесла о приближении русских. Не зная их количества, Себастиани отступил к Рудне. Вот тут и началось сражение под Велижем, которое получило позднее известность. Два французских батальона противостояли Винценгероде. Решили напасть на них врасплох. В авангарде двигался Бенкендорф. Барон с драгунским полком должен был ворваться в город.

Двадцать восьмого июля перед рассветом Бенкендорф у вражеских аванпостов взял влево, чтобы освободить дорогу для основного отряда Винценгероде. Но если бы поспешил прямо и не свернул, то успел бы больше. Однако французы увидели казаков и открыли ружейный огонь.

Винценгероде приказал отступить, жалея живую силу. Кавалерия кинулась им вдогон — до сотни сабель. Казаки пустились наутек и, заманив, повернули коней, рассыпаясь по полю и взяв неосторожных в клещи. Кого порубили, а кто и быстро ускользнул назад. Корм лошадям задали возле Велижа.

Особо отличились в схватке отличный казачий офицер полковник Иловайский 12-й и ротмистр князь Волконский.

Барон Винценгероде, однако, намеревался сделать поиск на Витебск. Эта мысль пришла к нему в голову давно. В Витебске провиант, аптека, обоз — словом, Витебск пошатнуть неплохо.

Неподалеку от Бабиновичей на коротком привале в расположение отряда явилось несколько здоровенных евреев в своих удивительных одеждах и сгрузили прямо на землю под копыта бенкендорфовского коня связанного французского капитана, оказавшегося кабинет-курьером, который скакал из Парижа от Савари к императору с наиважнейшими депешами. Наполеон тогда уже был под самым Смоленском. Курьера часа через три отправили под конвоем в Санкт-Петербург к государю, предварительно ознакомившись с секретной корреспонденцией.

Бенкендорф обратил внимание, что с самого начала войны евреи заняли резко антифранцузскую позицию. Вот и сейчас подстерегли кабинет-курьера, который покинул Бабиновичи не таясь и с их стороны никакой каверзы не ожидал. Эскорт ехал вольно, будто на прогулке. Как вдруг на окраине местечка Сульцы, не обозначенного даже на карте, несколько дюжих молодцов в черных длинных лапсердаках, полы которых были засунуты за опояски, молча, без малейшего шума и приписываемого всегда евреям крика схватили не успевших испугаться лошадей под уздцы, стянули рывками на землю польских объевшихся на привале улан, перекололи их обыкновенными кухонными, еще пахнувшими луком ножами, вытащили опешившего курьера из коляски и на более привычной к отечественным дорогам таратайке погнали что есть мочи к русскому авангарду, шедшему в сторону Бабиновичей, а сами бежали рядом, держась за что придется.

— Каков же по численности был эскорт? — спросил недоверчиво Бенкендорф у еле отдышавшихся от бега евреев.

Люди в лапсердаках молчали по причине дурного знания русского языка. Слово «эскорт» их поставило в тупик. Тогда Бенкендорф повторил по-французски. Предводитель евреев ответил, что по-французски разговаривать не желает. Бенкендорф заговорил по-польски и затем по-немецки.

— О, это другое дело! — воскликнул предводитель. — Господин генерал изъясняется по-немецки как настоящий немец!

Евреи наперебой ответили, помогая себе пальцами, что они прикончили с десяток улан. Предводитель являлся одновременно владельцем таратайки — малый лет сорока, крупный, мощный, мясистый.

— Ваше сиятельство, разрешите мне остаться в отряде. На территории, занятой французами, меня ждет смерть.