Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров) Страница 47

— Не сердитесь, пан! Колодец высох. Мы сами ездим поить лошадей на Кагамлик и себе воду оттуда приносим.

— Ах, мошенники!

— Простите, пане. Колодец высох. Если прикажете, я тотчас поеду за водой.

— Обойдусь и без вас, сам поеду. Где здесь Кагамлик? — грозно спросил пан Заглоба.

— С полверсты отсюда, — ответил косой, показывая на заросший берег.

— А на дорогу я выеду, если поеду берегом?

— Доедете. Дорога подходит к реке.

— Мальчик, ступай вперед! — скомандовал пан Заглоба Елене. Мнимый мальчик повернул коня и поскакал.

— Слушайте, — обратился к чабанам пан Заглоба, — если тут подойдут войска, скажите им, что я поехал берегом.

— Хорошо, пане.

Через четверть часа пан Заглоба вновь поравнялся с Еленой.

— Вовремя я упомянул княжеское имя, — сказал он, подмигивая целым глазом. — Будут теперь сидеть целый день и ждать войска.

— Как ловко вы сумели выпутаться из такого положения! — сказала Елена. — Я не знаю, как благодарить Бога за такого защитника.

Старый шляхтич хмыкнул от удовольствия и погладил рукой бороду.

— А что? Носит Заглоба голову на плечах? Хитер, как Улисс, и, должен вам сказать, княжна, если б не эта хитрость, давно бы меня вороны клевали. Что поделаешь, нужно было как-нибудь спасаться. Они легко поверили в приближение князя, потому что это вещь возможная: не сегодня так завтра он появится в этих местах с огненным мечом, словно архангел. А если б он где-нибудь дорогой раздавил Богуна, я бы босиком сходил в Ченстохово. Положим, чабаны нам не поверили, однако упоминания княжеского имени было достаточно, чтобы предотвратить покушение на нашу жизнь. Я вам все-таки должен сказать, что их нахальство — недобрый для нас знак. Кажется, мужичье пронюхало о победах Хмельницкого и становится час от часу самоуверенней. Теперь мы должны как только можно избегать* деревень" небезопасно. Дал бы Бог поскорей князя встретить, а то мы тут в такую переделку попали, что просто беда. Елена встревожилась.

— Я твердо уверена, что вы спасете себя и меня, — сказала она, чтоб услышать от него хоть слово утешения.

— Само собой разумеется; человеку на то и ум дан, чтоб он о себе думал. А я так вас полюбил, что буду защищать, словно родную дочь. Плохо только то, что мы не знаем, куда бежать. И Золотоноша не ахти какое верное убежище.

— Я знаю наверное, что братья в Золотоноше.

— Там или нет, неизвестно; могли выехать, а в Розлоги возвращаются не тою дорогой, по которой мы едем. Я больше рассчитываю на тамошний гарнизон. Хоть бы полхоругви в замке! А вот и Кагамлик. Теперь хоть очерет под боком. Мы переправимся на другую сторону и, вместо того, чтобы ехать по дороге, поедем вверх по течению, тогда и след наш простыл. Мы, конечно, приблизимся к Розлогам, только не близко.

— Лучше бы к Броваркам. Через них идет дорога в Золото-ношу, — посоветовала Елена.

— К Броваркам так к Броваркам. Постой-ка.

Они напоили лошадей, после чего пан Заглоба, оставив Елену, скрытую в зарослях, отправился искать брод и обнаружил его без труда, потому что он находился в нескольких шагах от места их стоянки. Нужно было ехать дальше, а дорога предстояла трудная. В Кагамлик впадало множество ручьев, питающих болота и топи. Повсюду нужно было искать броды и пробираться через заросли. Лошади измучились и еле волочили ноги. Пан Заглоба иногда думал, что они больше не выдержат.

Наконец, нашим путникам удалось выбраться на высокий сухой берег, поросший дубняком. Но уже наступила глубокая ночь, и дальнейший путь представлялся невозможным, — того гляди попадешь в болото, — поэтому пан Заглоба решил остановиться здесь до утра.

Он расседлал коней, стреножил их, потом, набрав ворох сухих листьев, прикрыл их чепраком и устроил на них Елену.

— Ложитесь, княжна, и спите, больше нам делать нечего. Огня зажигать не будем — опасно. Ночь коротка, а с рассветом поедем дальше. Спите спокойно. Умаялись мы порядочно, и хотя недалеко уехали, зато так запутали следы, что черта с два кто-нибудь нас отыщет. Покойной ночи!

— Покойной ночи, пан Заглоба!

Елена долго ворочалась на своей импровизированной постели, но, наконец, глубокий сон смежил ее очи. Время уже близилось к рассвету, когда до ее ушей донеслись чьи-то голоса, какой-то страшный вой, потом стон, такой болезненный и дикий, что кровь застыла в ее жилах. Она вскочила на нога, страшно перепуганная, не зная, что ей делать. Вдруг мимо нее пробежал пан Заглоба с пистолетами в руках. Выстрел. — и все вновь умолкло. Елене показалось, что прошел целый век, покуда она вновь услышала голос пана Заглобы.

— А чтоб вас черти побрали, чтоб вас живыми сожгли на медленном огне, разбойники!

В голосе пана Заглобы звучало неподдельное отчаяние.

— Что случилось? — торопливо спросила Елена.

— Волки лошадей порезали.

— Боже мой! Обеих?

— Одну совсем, другую искалечили так, что она идти дальше не сможет. Ночью они отошли на каких-нибудь триста шагов, и вот тебе…

— Что же теперь нам делать?

— Что нам теперь делать? Вырежем себе по палке, да и сядем на них. Вот чистое наказание! Говорю я вам, дьявол, очевидно, поклялся насолить нам, потому что скорей всего состоит в дружбе с Богуном, а то и в родстве, пожалуй. Что делать? Если я знаю, то пусть Бог обратит меня в лошадь, тогда по крайней мере вам будет на чем ехать. Будь я трижды неладен, если когда-нибудь со мной случалось что-то похожее.

— Пойдемте пешком…

— Хорошо вам рассуждать в ваши годы, а каково мне, при моей комплекции, путешествовать по мужицкому обычаю. К слову сказать, тут почти у всякого мужика есть своя лошадь" разве только собаки ходят пешком. Чистая беда, ей-Богу! Конечно, сидеть здесь не будем, пойдем, только когда дойдем до Золотоноши — этого я уж не знаю. Если и верхом ехать особой прелести не представляло, то пешком и подавно. С нами приключилось самое дурное, что только могло приключиться. Вьюки придется оставить здесь, а припасы взвалить себе на плечи.

— Я никогда не соглашусь, чтобы вы несли что-то на себе. Я сама понесу, что нужно.

Пан Заглоба просветлел, глядя на девушку.

— Дорогая княжна, — сказал он, — я был бы турком или язычником, если бы позволил это. Не для переноски тяжестей созданы ваши беленькие ручки. Бог даст, я и один справлюсь, только отдыхать мне придется часто, потому что я прежде так был воздержан в еде и питье, что теперь страдаю одышкой. А сейчас позавтракаем, возьмем с собой чепраки, съестное, да и в дорогу.

Во время завтрака пан Заглоба забыл свою обычную воздержанность или, может быть, хорошим аппетитом старался отогнать мучившую его одышку. Около полудня они подошли к броду, через который, как показывали следы, недавно переправилась большая группа людей.

— Может быть, это дорога в Золотоношу? — заметила Елена.

— Увы! Я не знаю…

Пан Заглоба не закончил. Издали донесся людской говор.

— Подождите, княжна, спрячемся, — шепнул Заглоба.

Голоса все приближались.

— Видите вы что-нибудь? — спросила Елена.

— Вижу.

— Кто идет?

— Старик-слепец с гуслями. Его сопровождает мальчик. Теперь они сапоги снимают. Идут к нам через реку.

Плеск воды подтвердил слова Заглобы. Они вместе с Еленой вышли из своего укрытия.

— Слава Богу! — громко сказал шляхтич.

— Во веки веков! — ответил дед. — А вы кто такие?

— Христиане. Не бойся, старик.

— Пошли вам святой Николай здоровья и счастья.

— А откуда ты, дедушка, идешь?

— Из Броварков.

— А эта дорога куда идет?

— В хутор, в село…

— А в Золотоношу придешь по ней?

— Можно, пан.

— Давно вышли из Броварков?

— Вчера утром, пан.

— А в Розлогах были?

— Были. Да говорят, туда рыцари пришли, битва была.

— Кто тебе это сказал?

— В Броварках говорили. Туда один из княжеских слуг приехал и что порассказал, страх!

— А вы его не видели?

— Я, пан, никого не вижу, я слепой.

— А он, мальчик?

— Он видит, но он немой; его только один я понимаю.

— Далеко отсюда до Розлог? Мы туда идем.

— Ой, далеко!

— Так вы говорите, что были в Розлогах?

— Были, пан.

— Ах, были? — переспросил пан Заглоба и вдруг схватил подростка за шиворот. — Ах вы, негодяи, разбойники, шпионить ходите, народ бунтовать? Эй, Федор, Остап, Максим! Взять их, раздеть донага и повесить, нет, лучше утопить! Бей их, бей бунтовщиков!

Он начал теребить подростка. Старик бросился на колени и умолял о пощаде, подросток издавал какие-то невнятные звуки, а Елена слова не могла вымолвить от изумления.

— Что вы делаете? — наконец, проговорила она, не веря собственным глазам.

Но пан Заглоба не переставал кричать, проклинать, призывать целый ад на помощь; шляхтич совсем разошелся. Княжна подумала, что он свихнулся.