Орел легиона - Ирина Александровна Измайлова Страница 47

Семью хозяина тотчас словно рекой унесло. Вряд ли им захотелось спать, но Зеленоглазый не сомневался, что все они улеглись на свои тюфяки и для верности натянули на головы оленьи шкуры — лишь бы не услыхать какой-нибудь страшной тайны.

— Ну, ты и наделала шуму, сестрица! — перевёл дух Крайк — Если у тебя это каждый раз так бывает, то твоим соседям не позавидуешь. Теперь понимаю, отчего ты не захотела тогда жить в одном доме с нами — с Элием и со мной. Правда, мы бы всё равно услыхали, вздумай ты среди ночи так завопить.

Риона молчала ещё несколько мгновений, потом вдруг привстала на колени, схватила Дитриха за плечи и, глядя ему в глаза, проговорила твёрдо, почти повелительно:

— Мы должны сейчас же уйти отсюда. Сейчас же!

— А у тебя всё хорошо с головой? — спросил германец. — Ты привела нас сюда, как я понимаю, по подсказке твоих безумных видений, да? А теперь они же повелевают тебе бежать отсюда вместе с нами? И что мы должны делать? Слепо верить этим бредням?

Женщина ещё крепче сжала его плечи, и он почувствовал в её пальцах всё нарастающую дрожь.

«Как бы опять не взбесилась!» — подумал Зеленоглазый.

Но взгляд Рионы оставался ясным, в нём лишь всё сильнее проявлялся страх.

— Прежде мне являлись лишь обрывки того, что должно произойти, — проговорила друидка. — И неверно поняла. Но сейчас я видела всё слишком ясно. Если мы останемся здесь, если утром пойдём на праздник Солнца, ты можешь погибнуть, Дитрих!

— Могу? — переспросил он. — Но это не новость. Я уже много лет это знаю.

— Ты скорее всего погибнешь почти наверняка! Тебя будут ожидать две смерти подряд.

— И я два раза подряд умру? А не многовато ли?

И вот тут он понял, что Риона готова заплакать. По крайней мере, на глазах у неё показались слёзы, а голос задрожал:

— Я знаю — ты мне не веришь! Но я говорю правду. Нужно уйти.

Зеленоглазый неожиданно мягко взял её за руки, снял их со своих плеч и, приподняв Риону, будто ребёнка, усадил рядом с собою, обхватив её плечи.

Крайк, внимательно за ними наблюдавший, еле слышно присвистнул: эта женщина была его сестрой, но после того, что сейчас произошло, он вряд ли решился бы сидеть с нею в обнимку. А вдруг обуявший её неведомый и страшный дух вновь как-то проявится? Ах да, Дитрих ведь не боится духов! Неплохая всё же у него вера! Может, расспросить его как-нибудь поподробнее, как это его Бог делает людей такими смелыми?

— Вот что, Риона, — спокойно проговорил между тем Зеленоглазый. — Давай говорить по делу. Я — профессиональный военный, и для меня главное — знать диспозицию. Если старший центурион или сам легат ставит перед моей когортой задачу, он подробно всё объясняет — мы знаем, где находится противник, какие у него силы, какое оружие и как, стало быть, против него нужно действовать. До сих пор я не спрашивал у тебя, что ты там видела и почему из-за твоих видений мы должны поступать так, а не этак. Но теперь, если хочешь, чтобы я тебя послушался, объясни всё подробно. Скажи, что ты видела. И тогда мы все вместе примем решение. Кстати, а ты говоришь по-латыни?

— Да. Немножко хуже тебя, но вполне прилично, — ответила друидка, перейдя на язык италиков.

— Вот и отлично. Так и будем говорить, потому что нас наверняка попытаются подслушать. Причём те, кто и так знает, кто мы такие, а значит, не страшно, если мы обнаружим знание латыни. Итак, что ты видела?

Риона вновь вся напряглась, но рука Зеленоглазого, обнимавшая её плечо, была так тверда, от её прикосновения исходила такая спокойная сила, что женщина поневоле успокоилась.

— Это страшно рассказывать, — проговорила она. — И... я не привыкла к этому. Не привыкла описывать своих видений.

— Ну и что же? Всё когда-то бывает впервые, верно? Говори, мы слушаем. Или ляжем спать и забудем об этом.

Несколько мгновений жрица пристально смотрела на пламя светильника, потом заговорила, медленно, будто стараясь правильно выстроить каждую фразу. Возможно, ей было трудно говорить на латыни, но скорее она всматривалась в те картины, что недавно явил ей неведомый дух.

— Это очень сложно... Сон ведь сложно рассказать, да? А это даже и не сон, это перевёрнутая явь. Как в зеркале. Ну вот, слушайте... Я увидала площадь. Увидала семь столбов со знаком Солнца. Это — столбы жертвоприношения. Обычно бывает два или три. Семь — никогда. Это означает, что вождь племени Паандрикор задумал совершить нечто очень для него важное. Я увидела, как он стоит в святилище — это знакомое мне святилище, то, что открыто. Паандрикор о чём-то спорит с верховным жрецом, главой Совета. Слов мне было не слышно, но они оба кричали друг на друга, и у обоих в глазах была ненависть. Потом снова я видела площадь, и семь человек, привязанных к столбам жертвоприношений.

Риона замолчала, переводя дыхание, и Дитрих тихо спросил:

— А из кого выбирают людей для принесения в жертву? В других местах понятно: племена воюют друг с другом. А здесь?

— Здесь выбор делают друиды. Ещё поэтому их так боятся. Но те люди, что были у столбов, — не бритты.

— Римляне? — Голос Дитриха не дрогнул, лишь глаза сверкнули в разбавленной слабым светом полутьме.

— Судя по всему, да. Они стояли обнажённые, по одежде не понять. Потом я увидела, как ты встаёшь, как выходишь вперёд и что-то говоришь вождю.

— Если эти люди — товарищи Дитриха по легиону, то он уж точно не станет смотреть, как их убивают! — мрачно изрёк Крайк — И его убьют вместе с ними.

Жрица печально посмотрела на брата и подняла глаза к Дитриху:

— Это не всё, что я видела. Дальше неслись колесницы, много колесниц. Это — состязание возниц, оно всегда бывает на празднике Солнца. Четыре коня одной упряжки захрапели, стали подниматься на дыбы... И человек на полном ходу упал, свесился с передка колесницы.

— Это был я? — Зеленоглазый поднял брови. — Я упал из колесницы?! Ну, значит, и правда старею!

— Тебе смешно? Я не