Сигрид Унсет - Венец Страница 48

Она окинула взглядом зимнюю пустыню, окружавшую ее. Затем вошла в дом. Две старые собаки, лежавшие перед огнем, стучали хвостами по дощатому полу. Молодых собак Бьёрн взял с собою в горы.

Осхильд раздула угли в печи и положила сверху дров, наполнила снегом чугунок и подвинула его к огню. Процедила молоко в деревянную чашку и снесла ее в клеть в сенях.

Потом сняла грязную одежду из домотканой некрашеной шерсти, пропахшую хлевом, надела темно-синее платье и переменила холщовый головной платок на белую полотняную повязку, аккуратно расположив складки вокруг головы и шеи. Сняв мохнатые меховые сапоги, она надела башмаки с серебряными пряжками.

Затем начала прибирать в горнице – разгладила подушки и шкуры на постели, которую смял лежавший на ней днем Бьёрн, вытерла тряпкой длинный стол и поправила подушки на скамейках.

Фру Осхильд стояла у печки, мешая кашу на ужин, когда собаки подняли лай. Она услышала топот копыт во дворе, люди вошли в сени, и один из них толкнул копьем дверь. Осхильд сняла котелок с огня, оправила на себе платье, в сопровождении собак подошла к двери и открыла ее.

На дворе, озаренном луною, стояли трое молодых людей, держа под уздцы четырех покрытых инеем лошадей. А тот, кто вошел в сени, радостно закричал;

– Тетушка Осхильд, так это ты сама открываешь мне! Тогда я должен сказать: "Ben trouve!"[52]

– Племянник, ты ли это? Тогда и я скажу тебе то же самое! Войди же в дом, пока я провожу твоих слуг на конюшню.

– Ты одна дома? – спросил Эрленд. Он пошел вместе с нею, пока она показывала дорогу слугам.

– Да, господин Бьёрн с работником нашим уехали в лес на санях, они должны были привезти для скота немного корму, что мы собрали в горах, – сказала Осхильд. – А служанки у меня нет, – смеясь добавила она.

Немного спустя четверо молодых людей сидели на скамейке спиной к столу и смотрели на старуху, неслышно и быстро хлопотавшую в горнице, чтобы накормить их ужином. Она накрыла стол скатертью, поставила на него зажженную свечу, принесла масла, сыру, медвежий окорок и высокую горку тонких лепешек. Из погреба под домом она принесла пива и меду, переложила кашу в красивую деревянную чашку и попросила садиться за стол и начинать.

– Этого слишком мало для вас, молодых людей, – сказала она смеясь. – Придется сварить вам еще котелок каши. Завтра вам будет угощение получше – зимою я запираю поварню, кроме тех дней, когда пеку хлеб или варю пиво. Нас немного в доме, а я, племянник, начинаю стареть!

Эрленд засмеялся, покачав головой. Он заметил, что его слуги вели себя очень вежливо и почтительно по отношению к этой старухе, чего он никогда не замечал за ними.

– Ты удивительная женщина, тетушка! Мать была на десять лет моложе, чем ты сейчас, и все-таки, когда мы были у тебя в последний раз, она выглядела старше, чем ты сегодня!

– Да, молодость быстро сошла с Магнхильд, – тихо сказала фру Осхильд. – Откуда ты сейчас приехал? – спросила она немного спустя.

– Я жил некоторое время в одной из усадеб к северу отсюда, в Лешья, – сказал Эрленд. – Я нанял себе там помещение. Не знаю, можешь ли ты угадать, какое у меня здесь дело, в этих краях?

– Ты хочешь сказать, знаю ли я, что ты сватался к дочери Лавранса, сына Бьёргюльфа, в Йорюндгорде? – спросила фру Осхильд.

– Да, – сказал Эрленд, – я попросил ее руки самым благородным и честным образом, и Лавранс, сын Бьёргюльфа, отказал наотрез. Теперь, раз Кристин и я не хотим, чтобы нас принудили разлучиться, я не вижу другого выхода, как только увезти ее силой… Я… Я посылал соглядатая и долину и знаю, что мать ее должна была поехать в Сюндою к празднику святого Клёмента и остаться там на некоторое время, а Лавранс с другими мужчинами уехал на мыс в Рэумсдал, чтобы перевезти в Силь товары, закупленные на зиму.

Фру Осхильд помолчала немного.

– Этот выход, Эрленд, тебе бы лучше оставить, – сказала она. – И не думаю я, чтобы девушка последовала за тобою добровольно, а ты ведь не станешь применять насилие!

– Нет, она поедет. Мы много раз говорили с нею об этом, она сама просила меня, чтобы я увез ее.

– Как, Кристин?.. – воскликнула фру Осхильд. Потом засмеялась. – Но ты все же не надейся, что девушка поедет с тобою, когда ты явишься и захочешь поймать ее на слове.

– Поедет! – сказал Эрленд. – И вот я подумал, тетушка, не пошлешь ли ты кого-нибудь в Йорюндгорд и не пригласишь ли Кристин приехать погостить у тебя – так, на недельку, пока родителей нет дома? Тогда мы успели бы доехать до Хамара раньше, чем кто-нибудь заметит ее отсутствие! – объяснил он.

Фру Осхильд ответила, посмеиваясь:

– А ты подумал о том, что мне с Бьёрном придется отвечать, когда приедет Лавранс и потребует от нас отчета о своей дочери?

– Да, – сказал Эрленд. – Нас было четверо вооруженных людей, а девушка последовала за нами по доброй воле.

– Я не стану пособлять тебе в этом деле, – с жаром сказала фру Осхильд. – Лавранс был нашим верным другом в течение многих лет, и он и жена его – достойные люди, и я не хочу помогать обманывать их и бесчестить. Оставь в покое девушку, Эрленд! Не пора ли уже, чтобы твои родичи прослышали о других твоих подвигах, помимо разъездов взад и вперед через границу с похищенными женщинами?..

– Нам нужно поговорить об этом наедине, тетушка, – коротко сказал Эрленд.

Фру Осхильд взяла свечу, прошла в клеть и заперла за сотою дверь. Она села на ларь с мукой; Эрленд стоял, засунув руки за кушак, и смотрел на Осхильд сверху вниз.

– Ты можешь еще сказать Лаврансу, сыну Бьёргюльфа, что отец Ион в Гердарюде обвенчал нас перед тем, как мы поехали дальше, в Швецию, к фру Ингебьёрг, дочери Хокона.

– Так, – сказала фру Осхильд. – А ты уверен, что фру Ингебьёрг хорошо примет вас, когда вы явитесь к ней?

– Я говорил с нею в Тюнсберге[53], – сказал Эрленд. – Она приветствовала меня как дорогого родича и благодарила за то, что я предложил ей свою службу здесь или в Швеции. А Мюнан пообещал мне дать письмо к ней.

– Кроме того, тебе хорошо известно, – сказала фру Осхильд, – что если ты и найдешь священника, который обвенчает вас, то все же Кристин потеряет все права на наследство после смерти своего отца. И ее дети не будут твоими законными наследниками. И сомнительно, чтобы ее считали твоей законной женой!

– Может быть, здесь, в Норвегии! Это тоже одна из причин, почему я бегу в Швецию. Ее предок Лаврентиус Лагман, никогда может и не был женат на девице Бенгте, – ведь они так и не получили согласия ее брата. И все-таки ее считали женой…

– У них не было детей, – сказала фру Осхильд. – Неужели ты думаешь, что мои сыновья не протянут рук к наследству после тебя, если Кристин останется вдовою с детьми и можно будет оспаривать законность их рождения?

– Ты несправедлива к Мюнану, – сказал Эрленд. – Я мало знаю других твоих детей – у тебя есть причины осуждать их, это мне известно! Но Мюнан был всегда моим верным родичем – он очень бы хотел, чтобы я женился; он был моим сватом у Лавранса. Но, кроме того, я могу узаконить наших с нею детей и дать им свое имя…

– Этим самым ты заклеймить их мать названием любовницы, – сказала фру Осхильд. – Но я не могу понять, как такой тихий и скромный человек, как Ион, сын Хельге, решается навлечь на себя гнев епископа, незаконно повенчав тебя!

– Я исповедался перед ним этим летом, – глухо сказал Эрленд. – И тогда он обещал мне обвенчать – нас, если не будет другого выхода!

– Ах. так, – сказала фру Осхильд. – Тогда ты взял на душу тяжелый грех, Эрленд! Кристин хорошо жилось дома у отца с матерью; было решено, что ее выдадут замуж за прекрасного и достойного человека из хорошего рода.

– А Кристин сама рассказывала мне, – промолвил Эрленд, – будто ты говорила о том, что мы с ней вполне подошли бы друг к другу. И что Симон, сын Андреса, не муж для нее.

– Ах, я говорила, я говорила! – оборвала его тетка. – Мало ли что я говорила в свое время!.. Не могу я понять, как это ты так легко добился своего у Кристин! Вы ведь не могли так уж часто встречаться. И никогда бы я не поверила, что эту девушку легко покорить…

– Мы встречались в Осло, – сказал Эрленд. – Потом она гостила у своего дяди в Гердарюде. Она выходила ко мне в лес. – Он опустил глаза и сказал очень тихо:

– Я бывал с нею там наедине и владел ею…

Фру Осхильд вскочила на ноги. Эрленд еще ниже опустил голову.

– И после этого… после этого она осталась твоим другом? – недоверчиво спросила Фру Осхильд.

– Да, – Эрленд улыбнулся слабой, трепетной улыбкой. – Мы дружили с тех пор. И ей не так уж тяжело это было… Но она ни в чем не виновата! Тогда-то она и пожелала, чтобы я увез ее, – ей не хотелось возвращаться к своим родным…

– Но ты этого не хотел?

– Нет, я хотел попытаться получить ее в жены с согласия ее отца!

– И давно это было? – спросила фру Осхильд.

– Год тому назад, около дня святого Лавранса, – ответил Эрленд.