Фаина Гримберг - Примула. Виктория Страница 48

Женщины — вернее, девушки, ибо почти все они были молоды, надели чепцы с длинными развевающимися оборками, защищающими от солнца, и перчатки, чтобы жнивье не изранило им рук. Одна была в бледно-розовой кофте, другая в кремовом платье с узкими рукавами, третья в юбке, красной, как лопасти жнейки. Женщины постарше надели коричневые грубые робы — привычный и наиболее удобный костюм для работницы, от которого отказывались молодые.

В это утро взгляд невольно возвращался к девушке в розовой ситцевой кофте, так как фигура у неё более гибкая и изящная, чем у других. Но она так низко надвинула на глаза чепец, что когда она вяжет снопы, оборки скрывают даже щёки, хотя о цвете её лица можно догадаться по темно-каштановой пряди волос, выбившейся из-под чепчика. Быть может, она обращает на себя внимание отчасти потому, что совсем к этому не стремится, а другие женщины частенько посматривают по сторонам.

Работает она монотонно, как часовой механизм; из последнего связанного снопа выдёргивает пучок колосьев и приглаживает их ладонью левой руки, чтобы верхушки торчали на одном уровне, потом, низко наклонившись, идёт вперёд, обеими руками подбирая пшеницу и прижимая её к коленям; левую руку в перчатке она подсовывает под сноп, пока не коснётся правой, сжимая пшеницу в объятиях, словно возлюбленного, затем соединяет концы выдернутого пучка колосьев и, придавливая коленями сноп, связывает его, время от времени оправляя юбку, приподнимаемую ветром. Полоска голой руки видна между кожаной перчаткой и рукавом платья, а к концу дня женская нежная кожа будет исцарапана и начнёт кровоточить.

Иногда она распрямляется, чтобы отдохнуть, потуже завязать передник и поправить сбившийся чепец. И тогда видно её лицо — овальное лицо красивой молодой женщины, глубокие тёмные глаза и длинные тяжёлые косы...

А когда лето в разгаре, когда новые цветы, листья, соловьи, зяблики, дрозды водворились там, где всего год назад обитали другие недолговечные создания, в то время как эти были ещё зародышами или частицами неорганического мира. Под лучами солнца наливаются почки, вытягиваются стебли, бесшумными потоками поднимается сок в деревьях, раскрываются лепестки и невидимыми водопадами и струйками растекаются ароматы...

Англия...

Фахверковый дом под черепичной крышей. Здесь, в Стратфорде, жила Энн Хэтуэй, жена Шекспира.

Город Кембридж... башни, ворота, щит и корона над аркой... Город Университета...

Эдинбург... Прямоугольные фонари и старый замок...

И снова Стрэтфорд... Прямые углы и треугольность крыши дома, где жил Шекспир...

А жилище Кромвеля видится прямоугольно-полосатым...

Англия...

Сухой хрустящий иней, словно солью, покрыл траву. Небо походит на опрокинутую чашу из голубого металла. Тонкая кромка льда окаймляет у берегов поросшее камышом тихое озеро... Живительный аромат леса, мелькающие в его зелёной сени золотистые и красные блики солнца на стволах, хриплые крики загонщиков, порой разносившиеся по лесу, резкое щёлканье ружей охотников — всё отчего-то веселит и наполняет чудесным ощущением свободы...

Англия...

...Свой рай по сердцу выбирай,А я, с судьбой не споря,Люблю мой край, мой дивный край, -Да, Сассекс мой у моря!

Не украшают ни сады,Ни ласковые рощиКитообразные гряды —Один терновник тощий!Зато — какая благодать!Просвет в нагой теснинеНам позволяет увидатьУильд лесистый, синий.

Здесь полудик, небоязлив,Дёрн мудрый — нелюдимоПрилёг на меловой обрыв,Как при солдатах Рима.Где бившихся и павших след,Превратной славы знаки?Остались травы, солнца свет,Курганы, бивуаки.

Тяжёлый, крылья просолив,Зюйд-вест летит вдоль пляжа.Свинцовой линией проливПрочерчен против кряжа.О том, что отмель скрыла мгла,Здесь, на своём наречье,Гремят судов колокола,Бубенчики овечьи.

Здесь нет ключей — долин красы,И только на вершине,Без вод подспудных, пруд росыВсегда есть в котловине.Пророча летних дней конец,Трава у нас не чахнет.Ощипан овцами, чебрецВосходом райским пахнет!

Безмолвием звенящим весьПронизан день прелестный!Творца холмов мы славим здесь,В забытой церкви местной.Но есть иные божества,Свой круг блюдёт их ревность,И, в тайнике его, живаЯзыческая древность.

Достанься мне земель-сестёрПрекрасных наших сорок,Я разрешил бы равных спор:Мне старый Сассекс дорог!..

Англия, Англия...

Дорсетшир... Две старые фермы, дорога к мельнице на берегу, дорога, глубоко врезавшаяся колеями в розоватую землю; маленькая замшелая церковь с оградой на подпорках и рядом совсем маленькая и совсем замшелая часовня. Речка, приводящая в движение мельницу, разбегается, журча, на ручейки, а вдоль её устья бродят свиньи...

Англия...

Фарфоровый Вустер. Курортные — Бат в Сомерсетшире, Хэрроугейт в Йоркшире, Ярмут на восточном побережье...

Англия — «мастерская мира»! Самая мощная промышленность, самый многочисленный военный и торговый флот...

Лондон — столица Англии.

1866 год. По улицам бродит журналист Джеймс Гринвуд, сын мелкого клерка, брат десяти братьев и сестёр. Он прикидывается бродягой, в дырявых башмаках и жалких лохмотьях, он несколько часов мёрзнет в ненастную осеннюю ночь, прежде чем ему удаётся получить место в ночлежке. Он выпускает книгу очерков «Семь язв Лондона». Газеты откликаются рецензиями.

«Картина, нарисованная Гринвудом, — тем более ужасна, что сам он провёл в этих условиях всего лишь одну ночь, а тысячи наших бездомных соотечественников вынуждены проводить таким образом всю жизнь...»

Дверь пивной распахивается, и из неё выталкивают женщину. Платье на ней всё изорвано и страшно испачкано, рыжие волосы всклокочены, губы разбиты, а на руках у неё ребёнок, завёрнутый в грязные тряпки. Её преследует мастеровой с багровым, немытым, опухшим лицом; тусклые глаза его заплыли, щёки давно не бриты, а волосы столь же давно не видали гребёнки. На нём засаленная грязная рубашка и старая, рваная, измятая шляпа... Да, здесь, в пивнушке на Тернмиллской улице, не увидишь рабочего, одетого по воскресным дням опрятно, даже щеголевато. Здесь никто не умывается хорошенько, вернувшись с работы, никто не наденет чистую рубашку и поверх — крепкую фланелевую куртку; никто не повяжет на шею шёлковую косынку...

Вот мальчишка, дрожащий от холода и голода, тянется раскрытой ладонью к хорошо одетому господину...

   — Будьте так добры, подайте мне что-нибудь!

   — А ты попроси у моего приятеля, — отзывается джентльмен. — Берни, дайте шиллинг бедному мальчику.

   — Давай руку! — приказывает мистер Берни.

Мальчик в ожидании протягивает руку.

И получает плевок в ладонь!

   — Вот какие шиллинги я даю попрошайкам.

Оба джентльмена смеются...

Прохожие снуют взад и вперёд. Мужчины в рабочих куртках, старики в тёмных шляпах, женщины в клетчатых шалях, накинутых на плечи и на голову, поверх чепца...

В Кемберуэлле, на маленькой грязной улице вдоль канала, дома ужасно убогие. Только дом трубочиста повыше и покрасивее прочих. К дверям привешен блестящий медный молоток. Цифра, обозначающая номер дома, тоже сделана из кованой меди. На дверях надпись: «Трубочист», а под медным молотком прибита дощечка со словами: «Звонок к трубочисту». Между окнами висит вывеска, изображающая настоящую картину: Букингемский дворец, из трубы вылетает столб огня, в окне дворца королева Виктория с короной на голове и с растрёпанными волосами простирает руки к трубочисту, бегущему во дворец. Часовой у ворот дворца кричит слова, написанные на ленточке, вьющейся вокруг его носа: «Мы думали, что вы не придёте! Принц Уэлльский ездил за вами и сказал, что вы ушли на другую работу». А трубочист отвечает (тоже при помощи ленточки): «Это правда. Я работал в доме герцога Веллингтона, там тоже случился пожар, но, услышав призыв королевы, я бросил там всё в огне, и вот я здесь!»

Англия, бедная Англия...

Все дороги, разумеется, ведут в столицу, в Лондон. К примеру, Илфордская дорога. Если у вас нет денег, не печальтесь. Судьба пошлёт вам экипаж с очень удобными запятками, не утыканными гвоздями. Вскакиваете на запятки и мчитесь в Лондон. Быстро, десять миль в час. Проезжайте через Большой и Малый Илфорд, доезжаете до Майл-Энда... Устали от езды на запятках? Конец дороги можете пройти пешком. А вот и рабочий квартал Уайтчепел — самое глухое место в Лондоне — лабиринт извилистых переулков и проходных дворов...