Евгений Анташкевич - Харбин. Книга 1. Путь Страница 49

– Сломали ногу? – спросил Тельнов.

– Нет, оказалось растяжение, но это выяснилось уже позже, когда вернулись; доктор даже хотел в гипс взять, но обошлось, наложили шину. Полгода хромал. – Адельберг посмотрел на Байкова, потом оглянулся. – Хорошо, что сейчас Анна не слышит, а то бы разволновалась, она об этой истории ничего не знает. В общем, я остался на ручье и держал ногу в ледяной воде, Николаю спасибо за коньяк, а то бы я ещё и простудился, – дальше продолжай ты, Николай Аполлонович!

– Я оставил Сашу у ручья и шёл по тропе ещё минут сорок. Тропа шла вверх и поднималась довольно круто, по дороге попадались поляны, я вышел на очередную и увидел пещеру в скале, эдакую, знаете, – она была зажата между двумя старыми дубами, а ведьма уже стояла перед входом, потом она сказала, что ждала меня.

Байков взял машинку для набивания папирос, а Устрялов переглянулся с Тельновым и Адельбергом. Александр Петрович только пожал плечами, мол, что есть – то есть, и сказанному придётся верить.

– Я к ней подошёл и поздоровался, и она пригласила меня в пещеру. Но в ней, то есть в пещере, я ничего не помню. Как будто сон на меня нашёл, всё было каким-то как бы видением или мороком, я даже не помню подробностей и её, ведьму саму, тоже почти не помню, только помню, что она была похожа на Бабу-ягу из сказок, как рисуют в детских книжках; и что-то ещё было в её пещере: стены, стол и лавку прикрывали цветистые гуцульские яркие коврики, побольше и поменьше размером, сверху проникал свет, как если бы где-то там была дыра. И сама она была вся в цветных платках, ярких бусах, амулетах и монистах. В памяти остались только цветные пятна её одежды, ужасное, старое, морщинистое лицо и очень умные глаза. – Байков задумался. – Всё, о чём я сейчас говорю, помню только пятнами! А вот глаза! Их я помню хорошо. Вообще, она была похожа на цыганку…

Устрялов внимательно слушал, со стороны казалось, что он сам погрузился в то видение, о котором рассказывал Николай Аполлонович, но вдруг он вздрогнул и спросил:

– О чём она вам говорила?

– Вот это самый сложный момент! У меня сложилось такое впечатление, уже потом, что она ничего и не говорила. Она курила трубку, из-за дыма я почти не видел её лица, но всё время слышал её голос…

– Так о чём же? – нетерпеливо переспросил Устрялов.

– …она сказала, что я пришёл не один, что гуцул, и даже назвала его имя, кажется Орест, остался у валуна, а сейчас уже сбежал…

– Об этом они могли сговориться заранее, – сказал Устрялов, и Тельнов согласно кивнул.

– Вы слушайте, господа, слушайте дальше! – вмешался Адельберг.

– …а у ручья меня ожидает «москаль», который не может идти, потому что он подвернул ногу…

– Об этом-то с ней никто не мог сговориться! – Адельберг развёл руками.

– …ещё помню, что в какой-то момент она надымила особенно сильно, дым совсем её закрыл, и в этом дыму на её месте я увидел череп!

Александр Петрович краем глаза глянул на Тельнова и увидел, что тот сидит ни жив ни мёртв, а когда услышал про череп, начал мелко креститься и шептать:

– Господи! Свят! Свят!

– …причём, господа, череп этот был не просто череп, мало ли мы их видали? А череп был красный и сияющий, как будто огненный. Он даже не находился на месте, а перемещался по пещере, как бы летал и оставлял за собой такой медленно тающий след, и в это время я слышал её голос. Я не разобрал, что она говорила, но она часто повторяла слово «Москалия» – несколько раз. Если кто не знает, так гуцулы называют Россию – «Москалия»! Потом пещеру как будто бы проветрило; я в один миг, сразу увидел её – как бы проснулся, только сам встать не мог, не было сил. Она помогла мне подняться, вывела вон, и тут было ещё одно удивление: вокруг пещеры кишели животные: белки, птицы, зайцы, лисы, что-то большое и серое, похожее на волков, дикие козы, – они все тянулись к ней, как будто бы она их кормила. Точно как в сказке! – Байков сделал подряд три большие затяжки и сам окутался дымом.

– Дальше, господа, я вам расскажу, – вступил Адельберг. – Я просидел на ручье часа, наверное, два. Николай Аполлонович вернулся в состоянии полного ошеломления. Ты помнишь, как шёл обратно?

Байков отрицательно покачал головой и добавил:

– А перед тем как уходить, она сказала мне, что за своего спутника я могу не волноваться!

– Вначале он не мог ничего рассказать. Только потом живописал: и саму ведьму, и её животных и птиц; рассказал о том, что она знала, что он пришёл к ней не один, а в сопровождении проводника, и что этот гуцул боялся ведьмы, и спрятался за валуном, и что уже убежал, и про меня, оставшегося на тропе. Но больше всего нас с ним поразил увиденный им красный огненный череп. Тогда мы не поняли, что он должен был обозначать, этот череп. Тогда мы только посмеялись над…

В этот момент открылась дверь, вошла Анна, и за её спиной Адельберг увидел Наталью Сергеевну.

– Ну как, вы ещё спорите? – спросила она. – Ничего, ничего, мы не будем вмешиваться в ваши разговоры, вот только Наталья Сергеевна…

Наталья Сергеевна вошла в кабинет, румяная и красивая.

– Ну, господа, – сказал Устрялов и поднялся со стула, – нам пора прощаться!

– Я провожу вас. – Александр Петрович тоже встал и обратился к Байкову. – Николай Аполлонович, ты не торопишься?

Байков успокаивающе поднял руку и отрицательно покачал головой.

Сборы были короткие, Устряловы одевались, и Адельбергу показалось, что Николай Васильевич немало озабочен. Они вышли на улицу и полдороги до Большого проспекта шли молча, потом Устрялов как будто стряхнул с себя какие-то мысли и спросил:

– Александр Петрович, вы сейчас где служите, как и прежде по линии топографии в Управлении КВЖД?

– Да! – ответил Адельберг. – Готовим партию на Малый Хинган, в район Сахаляна.

– Проводить съемки для ветки Сахалян – Цицикар?

– Вы слышали об этом?

– Как не слышать! А вы знаете, что у нас в Политехническом организовывают кафедру геодезии?

– Нет! От вас от первого слышу.

– Вы не хотели бы там преподавать, я мог бы составить вам протекцию!

Устрялов говорил спокойно, ровно, но Адельберг видел, что он прилагает к этому усилия и спокойствие даётся ему непросто.

– Буду вам признателен, обещаю подумать, но сейчас много дел с подготовкой… – И подумал: «Неужели на него так подействовал рассказ?»

– А вы ничего не слышали о планах Советов относительно дороги? – спросил Устрялов.

– Что-то! Краем уха, но не очень отчётливо, честное слово, пока не до этого.

– А вы прислушайтесь!

– А что такое?

– Насколько мне известно, начался зондаж Москвой Пекина по поводу совместного управления дорогой!

– Чем это грозит?

– Не знаю, но есть опасения, что в Харбине будет сменено руководство на советское, кстати, у вас какое подданство или гражданство?

– Никакого! Вы имеете в виду, что Бориса Васильевича Остроумова заменят, то есть уволят?

– Это наверняка, но я спросил вас о вашем гражданстве?

– Я подданный Российской империи!

– Вот это и может стать проблемой, поэтому не манкируйте моим предложением! Обещаете?

– Обещаю! А вы обещайте не манкировать моим предложением снять дачу в Маоэршани!

Услышав про Маоэршань, о чём Адельберг и Устрялов перемолвились ещё за праздничным столом, Наталья Сергеевна выглянула из-за плеча мужа:

– Там хорошо, Александр Петрович?

– Вам, Наталья Сергеевна, тамошний воздух с сопок был бы для ваших будущих событий особенно полезен, да и компания дачников там образуется приличная! Знаете, что там собирается обосноваться Александр Яковлевич Слободчиков?

– Кто это, Коля?

– Адвокат наш, харбинский, а кстати, ловкое дело он обустроил…

– С канадцами?

– Что за дело? – поинтересовалась Наталья Сергеевна.

– Канадцы собираются у себя в северных областях строить железную дорогу, и им требуется свободная рабочая сила, так вот, они решили набрать её из русских эмигрантов…

– Так, что ж в этом деле особенного?

– Условия, Наташенька, условия! Слободчиков договорился с канадцами и смог их убедить в том, чтобы каждой переселенческой семье выдали аванс по тридцати тысяч долларов, канадских, разумеется, на двадцать…

– Двадцать пять! – поправил Адельберг.

– …на двадцать пять лет без всякого обеспечения, а это, заметь, две тысячи семей, в основном наших, российских беженцев, молодец, Слободчиков…

– Александр Петрович, а вы близко знаете Слободчиковых?

– Анни иногда посещает теософское общество его супруги – Анны Александровны…

– Ну вот мы и пришли, – сказал Николай Васильевич, когда все трое ступили на тротуар Большого проспекта.

– Возвращайтесь домой, Александр Петрович, – улыбнулась Адельбергу Наталья Сергеевна. – У вас такое чудо ваша жена, не томите её; дальше мы сами доберёмся, правда, Коля?

– Да, Александр Петрович! Премного вам благодарны за приглашение, новое знакомство и приятный вечер. А о моём предложении обещайте не забыть! Обещаете?