Николай Задорнов - Золотая лихорадка Страница 5

– А Кешка у нас рыбу скупает!

– Да, у него свои пароходы. Слыхали, он мельницу какую поставил? Вальцовая у него своя! А начинал вот так же, на баркасе!

– Мы знаем, как он начинал!

На баркасе выпили вина. Матрос повеселел и всю дорогу потом рассказывал Егору разные морские истории. Женился он на Амуре, в Николаевске.

– А жена у меня померла! – сказал он. – А вот дочь… – Он вздохнул. – А я ловко у тебя про золото выведал? Ловко! Ловко! – сам себя похвалил матрос. – Видно же по штанам и по куртке, что весь в золотом песке. Катька и та догадалась. Ах, акулепок! Хоть отродясь золота не видала. Ты почистись перед деревней. Давай я тебе живо пошоркаю куртку, все счищу. А штаны надо с водой, успеет еще высохнуть. А то ведь у нас тут, кажись, разные люди живут… Я же вижу, я, брат, матрос кругосветного плавания. Теперь-то хромой!.. Человека с золотом всегда заметно… Оно насквозь светится у человека через глаза и даже через лапы!

– А открывать это золото людям или не надо? – спросил Егор.

Матрос почистил куртку Егора. Лодка шла под косым парусом вверх по течению. Егор держал в руке веревку.

– Если открывать, то может быть горе.

– А не открыть – грех! Зачем же тогда оно? Зачем я его нашел? Зачем-то оно лежит в земле?

– Надо открывать! Мы на службе всем делимся с товарищем. Но я мыть его не пойду. Я к службе привык… А сыновья твои пусть идут! Пусть! Мимо нас люди поедут! Гилякам и тем тоскливо живется, они радуются, что пришли поселенцы, говорят, с русскими стало веселей, только, мол, пусть не воруют и не обманывают. Пусть, мол, не обижают нас! Да, это ты верно сказал, каких только людей не бывает!.. Я ей запрещу! Разве можно звать в избу незнакомого человека!

– Вот именно!

– Она знает, я объяснял, куда и как бить при случае… Да в крайности есть у нее и оружие… Да она умеет… Она бывалая, Катька! Ты степенный человек, а ей всегда хочется поговорить… В мать, покойницу… Надевай!

Старик отдал вычищенную куртку. Егору показалось, что он взгрустнул.

– Еще блестит в складках! – взором показал матрос Егору на ноги.

Егор намочил в воде серые остатки швабры и старательно помыл свои порыжевшие сморщенные ичиги.

– Ты как в золоте спал, в самой россыпи! – сказал Федосеич.

ГЛАВА 4

Крыши блестели на мохнатой сопочке с лысинами скал и с серым от дождя лесом.

Егор охотно не заезжал бы ни в какую деревню, отправился бы прямо домой. Но у него не было пригодной лодки, не было и денег, а выкладывать золото за лодку не следовало. Не было у него и хлеба, не было и желания тащиться столько дней против течения, тем более если судно на подходе, как сказал Федосеич.

Дождь стих. Серая тяжелая трава на берегу, обступившая вымокшие поленницы дров, кое-где поблескивала.

Мужик с черной бородой сидел на корточках на песке и что-то укладывал в воду. «Лыко он замачивает? – подивился Егор. – Зачем ему лапти? Вот еще какой народ есть!»

Матрос заложил пальцы в рот и оглушительно свистнул. «Так же и надо мной будут смеяться, если я пашню не брошу!» – мелькнуло в голове Егора.

Мужик поднялся. Видно стало, что он статный. Шлюпка прошла мимо него и пристала напротив последнего дома.

Мужик, мочивший лыко, повернул голову с орлиным носом, не спуская взора с приехавших.

… Где-то взвизгивала пила, потом стихла.

– Никак, Кондратьич? Ах ты свет! Вот гостенек! Милости прошу! – бежал сверху обрадованный Котяй. Он только что под навесом пилил бревно изогнутой японской пилой. Котяй ладонями сбил опилки с рубахи. – Неужели в экспедицию ходил? Ну что за удалой вы народ, уральские! Что ни поход – вы в тайгу ведете! А кто по речкам забирается в хребты с товаром? Опять же вы! Прежде был Иван Карпыч Бердышов, он у нас в Тамбовке из-под носа весь Горюн вырвал, пример все подавал, как тайги не бояться…

Котяй прежде жил в Тамбовке. Он рассорился там со старшим братом Санкой и переселился на Утес. Говорили, будто бы теперь братья примирились.

В избе Егор небрежно поставил мешок у двери. Матрос положил сверху сумку. Сидя за столом, Егор невольно косился на свои вещи. Котяй это заметил.

Рябая баба – жена Котяя – стала собирать на стол. Овчинниковы торговали, и поэтому у них всегда был готов хороший обед и водка.

Егор почувствовал, что, войдя в деревню с добычей, он очутился как бы среди врагов. Теперь надо было лгать. Непривычно, и душа не мирится. А не лгать нельзя. Не добравшись до дому, хвалиться нечего. Не выкладывать же все в чужом доме напоказ…

– Дождись парохода, скоро будет, – сказал Котяй.

– Завтра к вечеру, – заметил матрос.

– Завтрева? – удивился хозяин.

Федосеич хотел остаться, проводить нового знакомца на пароход.

– Езжай… У тебя дело! – ответил ему Кузнецов.

– Мое дело какое! Ночью не идут пароходы. Это не на маяке на море. Стемнело – зажигай… Услыхал рынду или пароходный гудок – реви, давай сирену! Не-ет! Тут огней не зажигаем. А знаки – они стоят…

Хотелось Котяю прознать секреты гостя, а времени оставалось немного. Егор не пил, как назло. Котяй слыхал, что водится он с образованными из города, учит детей, лезет куда не надо…

Улучив миг, когда Егор после обеда вышел проводить Федосеича, торговец провел рукой по мешку. «Он образцы породы несет. Какие-то камешки. Не может быть, чтобы самородки такие здоровые!»

Жена Овчинникова, вылупив глаза, стояла перед багажом Егора.

– Иди, иди! – грубо сказал Котяй.

Баба покрылась платком, фыркнула и отвернулась.

Егор вошел, принес свою лопату, оставленную в шлюпке.

Как ни мылся и ни чистился мужик перед деревней, но и на мешке его, и по штанам, и на картузе Котяй замечал желтоватые пятна, по которым видно было, что шлялся человек в тайге не зря. За Егором шла слава дельного, крепкого мужика, который вытрудил пашню, заставляя пахать детей, тянул за собой соседей, зря ни за что не брался, и если что-нибудь делал, то с толком.

И вот он весь как на ладони. В пятнах золотистого песка с глиной, в изодранных об острые камни ичигах, с чуть приметной желтью под ногтями, с весело-тревожным горящим взглядом довольного человека, который хватил удачи. Казалось, он греб там песок ногтями. Вид у него напряженный. Видно, боится за что-то… «Эх, брат! А ведь я тебя вижу насквозь, – глядя ему в лицо, думал Котяй. – Ты неспроста явился…»

Но где у Егора главное богатство – в голове, или в мешке, или за поясом, взял его Егор или только видел, или только слышал и нес он образцы руд или самородки – Котяй еще не знал…

Пришел Никита Жеребцов, тот самый горбоносый, курчавый мужик с черными глазами, который мочил лыко. Егор знавал его когда-то.

– Экспедицию он водил, – сказал Котяй про гостя.

– А-а! Экспедицию! Хорошо, хорошо это! А говорят, в той стороне золото богатое. Ведь ты рудознатец, уральский… Я мальчишкой был, мы с отцом шли через Урал, видели прииски… А потом в Сибири сами мыли… Это хорошо, коли экспедиция! А что же дальше экспедицию не повел?

– Пошли с тунгусами.

– Где же у нас тунгусы?

– За хребтом.

– От купца Бердышова, поди, экспедиция?

Надо было бы соврать, ответить, что, мол, от купца Бердышова. Но Егор ответил, что вел казенную экспедицию.

Гостеприимные и приветливые хозяева не могли владеть собой, когда чуяли золото. Егор видел, как целились и стреляли их глаза.

– Ты, пожалуйста, передвинь мешок и сумку, положи их на лавку, – сказал Котяй, – а то девки заденут как-нибудь…

Егор переложил сумку, а мешок закатил под широкую лавку, чтобы вещи не мешали хозяевам.

Жеребцов и Овчинниковы еще более уверились, что в мешке что-то есть. «Неужели там золотишко? Набит ими-то мешок, как самовар углями, – думал Котяй. Он старался утешить себя: – Ведь это уж кузнецовское – не мое! Надо самому найти божий дар! Мы же с ним товарищи-приятели».

Егору казалось, на него глядят, как на вора, осмелившегося мыть вблизи чужой деревни. Никто, конечно, не верил, что он ходил далеко. Сами жители Утеса зря в тайгу не забирались. Они скупали меха у промысловиков у себя в домах.

– Сын Василий у тебя славный! – сказал Жеребцов. – Я видал его в городе.

Чернобородый торгаш поднялся и ушел. Котяй сказал про него:

– Дом обшил железом. Мало что крышу – сами стены обил железом, чтобы не сгореть. Деньги копит. Видел, он ходит лыко мочить. Подает пример людям, чтобы трудиться не разучились. А где же ты тунгусов нашел?

Рябая хозяйка, улыбаясь широко, подошла к Егору и с поклоном поднесла на подносе стакан вина.

– Выпей!

Она затрясла широкими бедрами, словно отбивалась от комаров.

«Как люди, так и Марья крива!» – решил Егор и выпил.

– Я думал, что с голоду сдохну. Четверо суток шел без хлеба… Выбирался через хребты.

«Неужели у него с голоду так глаза запали?» – подумал Котяй.

– Всю дорогу пробы брал! – вдруг сказал Егор и ухмыльнулся.

– Дичи там видимо-невидимо, – ответил Котяй и деланно зевнул. – Руда в скале… Э-э-эх… В баню пойдешь?