Иван Ле - Хмельницкий. Книга третья Страница 5

А рядом с ним до сих пор еще стоял, смущенный, как девушка, Данило Нечай. Трагическая смерть его матери-турчанки на всю жизнь оставила след в сердце Богдана.

— Иджим сикильмаджа башлади…[2] Фу-ты, с ума сошел я, что ли, извини — что-то вдруг, брат, турецкий вспомнил! Не могу забыть твоей матери, Данило. Чем-то близка была и мне эта женщина. Она, как сестра, как мать, лечила мою раненую руку! Я рад твоему приезду! Спасибо, что навестил. Ты теперь настоящим казаком стал!.. — И еще раз схватил его за плечи, тряхнул, а потом тепло обнял.

Вот так гурьбой и ввалились в хату. Матрена, еще не окрепшая после болезни, но уже хлопотавшая по хозяйству, пригласила всех к столу:

— Прошу славное казачество к столу. Для меня сегодня словно престольный праздник — столько дорогих гостей съехалось с Украины! Знаю, что хотите увезти самого дорогого моего гостя, но такова уж доля матерей. Угощайтесь на здоровье! Наливай, Зинько, товарищам, и закусывайте чем бог послал.

А бог, ради страстной недели, послал и жареную свинину, и жбан горилки. Мать не могла наглядеться на Григория, который не отходил от старшего брата, льнул к нему, как к отцу.

«Отец, отец!» — только вздохнула. Когда же человеку и радоваться, если всю жизнь только и вздыхаешь. Ведь казачка она! И принимает у себя таких орлов, славных казаков! И самый славный среди них — ее сын, писарь реестрового казачества! А как он беседует, какие разумные советы дает воинам! Умеет поговорить с каждым в отдельности и со всеми вместе.

— Больно ты шустрый, Роман, всегда торопишься, — упрекнул Богдан Гейчуру.

— Да, приходится спешить… Когда прижимают нашего брата да ярмо накидывают на шею, как тому волу. Не спешим, друг Богдан, а опаздываем. Вон Потоцкий что творит на Украине, шляхтичи и жолнеры, словно ненасытная саранча, налетели на нее! А мы… спешим. Может быть, и поторопился: коня твоего все-таки отослал коронному гетману!

— Коня отослал? Того самого? — искренне удивился Богдан, сдерживая гнев, вызванный напоминанием Гейчуры о действиях королевских войск на Украине.

— Нет, другого, — того убили под Киевом. Подобрал точно такого и отослал от твоего имени! Будет там гетман присматриваться да примериваться. Отослал, и теперь мы квиты, — чтобы он им подавился. А теперь вот приехали мы с сотником…

— Об этом, Роман, я расскажу, — прервал его сотник Беда. — Да, такие дела у нас… В Киеве или в Белой Церкви готовятся новые реестры составлять, тебя, пан брат, поджидают. Новых полковников хотят сами выбрать. Коронные гетманы намереваются своих поставить, а не попавших в реестр казаков собираются превратить в панских хлопов. В некоторых полках казаки сами избрали себе полковников. Около половины казачества группируется вокруг Скидана в Чигирине. Шляхтичи распускают слухи о том, будто бы у них с королем обострились отношения из-за войны, которую они ведут за Дунаем на стороне иезуитов. Король надеется на поддержку казаков. А это нам на руку. Он заинтересован, чтобы было сильное казацкое войско. Король уже установил реестр казаков в восемь тысяч человек. А Потоцкий считает, что это слишком много… Он не разрешил отправить своих жолнеров за Дунай и снова сосредоточивает их на Белоцерковщине, постепенно продвигаясь к Днепру.

— При такой ситуации не мало ли будет и восьми тысяч? — произнес Богдан, вдруг вспыхнув как спичка.

— Вот за этим и послали меня к тебе казаки Кизимы и Скидана!.. — смелее заговорил Беда. — И Романа прихватил с собой, чтобы веселей было. Нынче по Украине столько вооруженных людей слоняется! Кто-то же нас объединяет… — Беда смутился и замолчал.

— Да я тоже напросился пойти с ними. Думаю, что лишним не буду! Да и к вашим в Субботов наведались мы с лубенскими казаками, — вдруг заговорил Данило Нечай.

Богдан улыбнулся. Все-таки объединяются люди!.. И старался сдержать себя, не подливать масла в огонь, и без того раздутый Бедой. Неизвестно, что еще из этого получится. Богдан стал внимательнее присматриваться к казаку Данилу Нечаю. С какой юношеской искренностью оправдывался он. В Субботов наведываются друзья, не забывают! Да и в Петрики в такую даль приехали! Казачество — в крови народа, казачество — как вера, как источник жизни. Даже вздохнул Богдан, подумав об этом…

В разговор вмешался и друг юности Богдана Станислав Кричевский:

— Я теперь, Богдан, служу в Белоруссии в королевской армии. И у нас собираются послать жолнеров не то за Дунай в Европу, не то на границу с Москвой… А тут услышал о тебе от наших людей, которые вернулись с сейма… Как о большом событии рассказывают! Какого-то, говорят, Богдана Хмеля на сейме король в присутствии шляхты возвеличил! На свою голову, мол, генеральным писарем реестрового казачества в чине полковника назначил. Для них ты «какой-то Богдан Хмель», а для меня друг моей юности. Помнишь, как мы зачитывались Кампанеллой!..

— Не надо вспоминать об этом, Станислав! — прервал Богдан, сразу погрустнев.

Кричевский подумал: не о послушнице ли он вспомнил? Какой глубокий след оставила она в сердце друга!

— Да, ты прав… Вот я собрался и махнул разыскивать тебя. У нас в Белоруссии творится то же, что и на Украине. Думал даже в Чигирин проехать. Наши люди давно интересуются казацкой жизнью… Дошел и до нас слух из Переяслава о восстании и установлении казацких порядков на Левобережье! А в Чернигове, я встретил казаков, разговорился с ними. «Если действительно ищешь, говорят, казацкого писаря, без помощи наших людей тебе его не сыскать. Поедем с нами». Вот я вместе с казаками и приехал сюда…

9

Всюду прославляли доблестное запорожское казачество. И по Украине прошел слух, что слава запорожцев не давала покоя польному гетману Николаю Потоцкому. Ему стало известно, что запорожским казачеством интересуется Москва, что их храбрость и отвага вдохновляют донских казаков. Ко всему прочему Потоцкий узнал, что и пришедшие к власти французские кардиналы не прочь воспользоваться казацкой силой в европейской войне. Только ли против ислама или… против иезуитов и римского папы?

— Очевидно, врут. Потоцкий только третье лицо в шляхетском государстве, — мудрили и в Белой Церкви, составляя новый, восьмитысячный реестр казаков.

— Слухи — ненадежный источник информации, панове. Наговорят всякой всячины, язык без костей. Говорят, будто бы пан польный гетман намеревается poskromic[3] украинцев за их выступления в Переяславе. Не слухи ли подогревали его? Может быть, о Переяславе — это просто пустая болтовня? Пан Караимович, возможно, этой ложью хочет оправдать свое трусливое бегство с Левобережья… — сказал генеральный писарь Богдан Хмельницкий.

— Поскромиць! Ну и словечко придумала шляхта для своих посполитых!

— Словечко все равно что и оружие, которым пан польный гетман грозит украинским хлебопашцам. «Надо выбить из голов посполитых лайдацкую[4] заразу! — говорит пан польный гетман. — Чтобы и внукам и правнукам неповадно было помышлять о хлопской воле…» Восстановили Кодацкую крепость! В Переяславе началось восстание, это не ложные слухи. Караимович успел убежать к коронному гетману, прихватив с собой двух казацких старшин. А Савве все же связали руки. Может быть, и голову снесут ему в казацком Круге Скидана…

Богдан терпеливо слушал писарей, составлявших казацкие реестры. Он внимательно прислушивался не только к словам, но и к интонациям их голоса. По тому, что и как говорили писаря, он составлял мнение не только о них, но и, главное, о духе, царившем в их полках.

«Poskromic! — это значит дать приказ войскам Короны уничтожить имущество казаков, их жен и детей. Но ведь казаки тоже не будут сидеть сложа руки!..»

И не только писаря реестровых казаков вели разговор об этом. Угрозы польного гетмана словно ветром разносились по всей украинской земле. Они передавались из уст в уста врагами и недругами народа. Однако порой говорили о них и сами посполитые…

По улице, словно ураган, пронесся отряд Белоцерковского казацкого полка. Впереди полка на резвом буланом коне скакал сам полковник.

— Полковник белоцерковцев помчался встречать польного гетмана! — крикнул кто-то из писарей, глядя в окно. Это уже не слух, передаваемый из уст в уста сотнями людей. Писаря воочию убеждались в этом.

Но Потоцкому тоже не безразлично, как встретят его белоцерковцы. С почетом или… как удар своей хлопской судьбы? Почти все хлебопашцы прячутся в своих дворах и украдкой выглядывают из-за угла, не приедет ли гетман.

— Может, и в самом деле не следует злить украинцев, навязывая им другую веру, не трогать их церковь, священников! А их военную силу, тех же реестровых казаков, уважаемый пан Николай, крепче прибрать к своим рукам, — говорил неугомонный, вездесущий комиссар сейма по казацким делам Адам Кисель, сопровождая Потоцкого со своими тремя сотнями вооруженных гайдуков. Почти все лето и осень он мотался по поручениям Потоцкого по украинским воеводствам, пока не пришлось бежать от взбунтовавшихся казаков на Левобережье. Кисель не только увещевал возмущенных украинцев, но и прислушивался к тому, о чем говорит этот пробудившийся люд, о чем мечтают посполитые на Украине.