Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью Страница 5

Испуганная царица Наталья, по совету близких, отдала на суд стрельцов шестнадцать полковников. В одночасье схватили их стрельцы, у Разрядной избы держали на правеже, часами били палками, пока полковники не выкладывали деньги по стрелецким счетам.

Кипение страстей не враз начинается. Главное, вовремя запалить недовольство, а там ветер раздует огонек — и заполыхает пожар…

У Милославских собрались единомышленники — князь Василий Голицын, воевода Иван Хованский.

— Из Твери вести долетели, — начал разговор хозяин Иван Михайлович Милославский, — в путь-дорожку собрался Артамон Матвеев. Прослышал о переменах в Кремле, на подмогу едет.

— Откуда сие? — спросил Голицын.

— Стольник Ивана-царевича проговорился. Его братец оттоль возвернулся, Наталья кликнула Матвеева.

— Стреляный воробей, такого не проведешь, — покачал головой Голицын.

— Нипочем он нынче стрельцам-удальцам, сладят с этим волком, — как всегда, хвастал «тараруй» Хованский.

Милославский криво усмехнулся:

— Твоими пьяными головами надобно верховодить с умом. Наталья вона пожаловала своего сына, сосунка Ивана, в бояре, да еще в оружничьи. К пищалям приставить похотела.

Голицын хитро прищурился:

— Добрый повод стрельцов закипятить. К тому же нарышкинского сподвижничка Юрья Долгорукого стрельцы не уважают…

— Какое там, — в тон ему хрипло проговорил Хованский, — стрельцы только случая ждут порешить его. Я-то ведаю.

— На той закваске и надобно сыр-бор затеять, — жестко подвел черту Милославский. — Весь корень нарышкинский по возможности иссечь. Кричать стрельцам в Кремле следует по списку, наперво означим Артамошку да Иванушку Нарышкина.

Иван Михайлович старался обо всем загодя позаботиться:

— Да не позабыть, где надобно, бочоночек зелья хмельного стрельцам выставить, для затравки духа…

В середине мая по стрелецким слободам проносились верховые с криками:

— Дремите, стрельцы! А в Кремле Нарышкины царевича Ивана кончают. Скоро Артамошка Матвеев до вас доберется, в бараний рог свернет.

Слухом земля полнится. Покатился он по стрелецким слободам, выплеснулся на посады. Затрезвонили колокола набатом по церквушкам. Хватали стрельцы бердыши, копья, кто сабельку накидывал через плечо, бежали, иные уж под хмельком, в Кремль, за ними тянулись посадские. Нападающие всегда одолевают. В палатах Нарышкиных проваландались, когда спохватились, запирать кремлевские ворота было уже поздно. Запрудили стрельцы площадь вокруг Красного крыльца, стучали в затворенные двери, приставляли лестницы, лезли к окнам, ревели в сотни глоток:

— Царевича Ивана убили! Петра кончают!

В палатах собрались растерянные Нарышкины, Долгорукие, Матвеев, пришел патриарх. Иоаким первым нарушил молчание:

— Царица Наталья, возьми царя и царевича, выдь на крыльцо, утихомирятся злыдни. И мы пошли, бояре, на крыльцо. — Наклонив голову, патриарх направился к выходу.

Побледневшая царица взяла за руки Петра и Ивана, пошла следом за ним. Толпа не скоро угомонилась.

Петра и Ивана приподняли, поставили на перила.

— Гля, царевич-то Иван цел! Да и Петр невредим!

Несколько растерянно поглядывали друг на друга стрельцы в первых рядах. Зато в последних шипели:

— Ишь, прикрылись, токмо и ждут псов своих на нас натравить! Все одно изведут Ивана!

Хованский посылал верных пятидесятников:

— Бегите на черный ход, в сени Грановитой палаты, скиньте с крыльца Матвеева да Нарышкиных.

Тем временем из толпы закричали:

— Царевич-то жив, да извести его хотят Нарышкины. Сами за шапку царскую хватаются! Выдайте нам Матвеева-лиходея да Ивашку Нарышкина!

Побледнел Артамон Матвеев, но не робкого десятка был человек, сошел с крыльца.

— Пошто, стрельцы, шумите? Или позабыли свои еройские дела при Алексее Михайловиче? Как Ливонию воевали, ляхов побили, татарву отгоняли?

Толпа опять примолкла, только позади напирали:

— Ты нам зубы не заговаривай!

Как будто и не слыхал злобных криков, степенно продолжал боярин:

— А што беды ваши, они ведомы царю, он во всем разберется, по-справедливому с вами разочтется. Утихомирьтесь да с Богом домой идите.

Добродушно ухмыльнувшись, Матвеев начал подниматься на крыльцо, а в это время вниз по ступенькам скатился прыткий Михаил Долгорукий.

— Чего с ним, быдлом, лясы точить, — проговорил зло Матвееву.

Насупились стрельцы, уже намеревались разойтись, а тут подняли головы.

— Слыхали, стрельцы, боярин Матвеев велел вам по домам идти? А я с вами ужо разберусь, за ваше непочтение и смутьянство розог вам не миновать, — задорно выкрикивал молодой князь, не замечая угрюмых лиц.

— Заводчикам не поздоровится, плетьми не обойдется!

Едва тлевшие угольки вздулись пламенем.

— Стрельцы! Чего рассупонились?! Решай его!

Толпа почти сомкнулась, Долгорукий попятился было по ступенькам, но крепкие руки вцепились в него намертво. Поволокли по крыльцу, сбросили вниз на копья, изрубили бердышами. Крепко пьянит вид крови, горячит и без того хмельные головы.

— Кончай Матвеева, прихвостня Нарышкиных!

Как раз выломались посланные Хованским из сеней Грановитой палаты, оттолкнули царицу с детьми, схватили боярина, сбросили вниз, а там растерзали. Началась кровавая расправа.

Сильные руки стольников Апраксиных подхватили Петра и Ивана, помогли царице Наталье укрыться в дальних покоях.

Три дня бушевали бунтарские страсти, бесновалась толпа, подогреваемая сторонниками Софьи. Растерзали обоих Долгоруких, Нарышкиных, Ромодановских, Языкова и других.

Как и задумала Софья, на трон посадили царствовать Ивана и Петра, а правительницей при малолетних царях объявили Софью. Многих бояр сослали по дальним местам.

Стрельцам Софья дала поблажку, выплатила жалованье и сверх того наградила каждого десятью рублями. Начальником Стрелецкого приказа правительница назначила князя Ивана Хованского, но просчиталась. Бунт стрельцов всколыхнул старообрядцев-раскольников. Многие стрельцы, да и сам Хованский, стояли за старую веру. Раскольники, поддержанные стрельцами, взбунтовались.

Не имея опоры в столице, Софья выехала сначала в Коломенское, а потом в Троицкий монастырь. Туда по царскому указу начали стягиваться воины дворянского ополчения. Хованский замыслил, используя смуту раскольников и поддержку стрельцов, захватить власть. Но Софья перехитрила князя-«тараруя». Она выманила из Москвы отца и сына Хованских, их схватили в селе Воздвиженском, коротко судили и тут же казнили.

Дворянская рать со всех сторон двинулись на Москву. Испуганные стрельцы струсили, явились с повинной к Софье.

— Отвечать бы вам своими головами, — раздраженно говорила правительница своим недавним пособникам. — Да помилосердствуем. Впредь вам в круги не сбираться, да столб ваш снесем на Красной площади, а заводчиков по дальним уездам разошлем.

В Москве первым делом Софья назначила нового начальника Стрелецкого приказа — думного дьяка Шакловитого, своего нового фаворита.

— Быть тебе, Федя, у стрельцов начальником, — сказала ему Софья, — возьми их в ежовые рукавицы, штоб нам миловаться без оглядки моглось.

По вековым неписаным законам новый правитель, придя к власти, первым делом окружал себя верными людьми. Так поступила и Софья, во главе всех главных приказов поставила своих приближенных — Милославских, Голицына, Толстых. В то же время после событий 1682 года правительница прилагала все усилия, чтобы окончательно отодвинуть в тень царицу-вдову, мать Петра. Опальная Наталья Кирилловна «жила тем, что давано было от рук царевны Софьи». Печалилась царица, но не падала духом, видела одну заботу — уберечь сына. Не забылось недалекое прошлое, еще вспоминали старики времена Годунова.

«Вот так-то отдалил царь Борис царевича Дмитрия, а потом и порешили дите», — не раз в тишине раздумий вздрагивала мать Петра.

Постылая затворническая жизнь в Кремле тяготила, и вместе с детьми при первой возможности она уезжала то в Коломенское, то в Воробьево, то в Преображенское.

Преображенское село особенно притягивало. Еще при муже не раз бывала она здесь — Алексей Михайлович брал с собой часто молодую жену на соколиную охоту, свое любимое занятие. Сотни людей держал он здесь для своего развлечения…

Пришлось по душе Преображенское и Петру. Здесь он всегда был окружен малолетками-сверстниками, сыновьями сокольничих и дворовых конюхов, проживавших в селе. Саньки, Гаврилки, Федосейки, Васьки, Лукьяны — много имен осталось в памяти Петра. Каждый раз, когда он наезжал в село, затевались разные игры, особенно увлекали всех потешные сражения. Раньше «сражались» деревянными сабельками, а теперь взялись за «огневое» зелье. Понастроили земляных укреплений с рвами и деревянными стенами и башенками. Поневоле в детские забавы втягивался и «великовозрастный» Федор Апраксин, «дядько», как ласково звал его Петр. Наталья Кирилловна тоже как-то прислонилась душой к отзывчивому, доброму и толковому стольнику.