Ефим Гальперин - Опыты психоанализа: бешенство подонка Страница 5

Рутенберг выходит из зала заседаний. Терещенко смотрит вслед.

Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Пристань. Утро

Ленин сходит на берег. Он уже в одежде рабочего. Такой себе конторщик Путиловского завода Ильин. Сопровождает его тот же Сталин. Уходят по улочке.

Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Окраина. Утро

Жарко. Солнце слепит. Пыль. Из своего авто выходит Терещенко. Элегантный и весёлый. За ним из машины выходит адъютант поручик Чистякова. Терещенко останавливает его:

– Не боись, Чистяков. Всё в порядке. Видишь, птички поют. Пройдусь пешочком. Жди здесь.

Терещенко идёт по переулку вдоль заборов, сверяясь с запиской, рассматривает дома. Останавливает мальчика девяти лет.

– Скажи-ка, малец, где тут дом Емельянова?

Мальчик подводит Терещенко к дому. У калитки женщина, тревожно оглядывает улицу.

– Тётка Надежда, тут вот Емельяновых спрашивают.

– А чё?! – пугается женщина. – А-а-а… Мы никак не Емельяновы. Мы это…

– О!? Тётка Надька?! Емельянова ж ты? – удивляется мальчик. – У нас на квартале других Емельяновых и нет.

– Ну, ладно! – громко, чтобы услышали в доме, говорит женщина, – Емельяновы мы! Не расслышала. Но вам ежели молока, так это через три дома.

– Нет, я к вам, – Терещенко сам открывает калитку, проходит по двору. Женщина семенит рядом. Терещенко поднимается на крыльцо.

В доме суматоха. Сталин вынимает наган, Емельянов21 нож. Вместе с Лениным они переходят из гостиной в кухню.

Терещенко входит в дом. Женщина паникует:

– Вы чё безобразничаете, господин хороший?! Я чичас власть позову. Городового.

– А я власть и есть, – весело сообщает Терещенко. – Позвольте представиться. Михаил Иванович Терещенко. Министр иностранных дел. Хотел бы встретиться с господином Ульяновым.

– Какой-такой Лянов-Белянов?! Не знам такого! Идите отсюда! Вы видали, министр он!

– Поверьте мне, я не враг господину Ульянову. Я пришёл поговорить.

– Вы с ума сошли господин хороший! Уходите по добру, по здорову!

На кухне Сталин показывает жестом – чирканье по горлу. Ленин отрицательно качает головой.

– Успеем, – шепчет Ленин. – Проверьте вокруг! С кем он? Казаки? А я…

– Да, Бросьте вы, мадам! – продолжает Терещенко. – Мне нужен Ульянов. Он здесь!

– Конечно, здесь! – Ленин, как в омут с головой, выходит в комнату. – С вами я не буду играть в прятки. Потому что весьма и весьма… Наслышан. Вы тот самый герой, который своими действиями разогнал это идиотское правительство князя Львова. Позвольте пожать Вашу героическую руку! Мы, большевики, ведь тоже за предоставление независимости Украине. Проходите, садитесь. Сейчас чайку попьём! – усаживает Терещенко, проходит к дверям на кухню. – А ну-ка, хозяюшка, наладьте-ка нам с гражданином министром самоварчик! Сядем, будем чаи гонять. С баранками. Вы любите свежие баранки, Михаил Иванович?

– Баранки люблю. Да… Я вообще-то ненадолго, – Терещенко выкладывает перед Лениным газету. – Вот у нас спор случился. Я проголосовал против Указа о вашем аресте…

– Почему? Не верите газетам?!

– Нет! Я верю только в то, в чём сам убедился. Пощупал. Вот и сейчас… Пришёл спросить. Прямо. Глядя Вам в глаза. Это же печатный орган революционной партии. Бунд. Как я понимаю, они социалисты тоже. В какой-то степени соратники ваши.

– В том то и дело, что в какой-то степени, Дорогой Михаил Иванович! Вы, насколько я знаю, в политике человек свежий. А ведь это такая особенная французская борьба, батенька. Да ещё к тому же без всяких правил. Подножки, оплёвывание, наговоры, явное враньё! И потом Бунд мелкобуржуазная еврейская секта. Они давно отошли от линии, увязли в болоте национализма. Враги революции!

– Ну, для меня все эти ваши партийные дела тёмный лес…

– А я, знаете ли, батенька, этим занимаюсь всю жизнь. И поверьте мне, это войны… Убитые, раненые. Ведь идёт борьба за чистоту идеи. И в ход идут самые жуткие средства. Похуже газов на войне. Всякий иприт это ерунда по сравнению с…

– А мне помнится, – Терещенко рассматривает гладковыбритого Ленина. – У вас усы были. И бородка. Когда мы встречали вас на Финляндском вокзале.

– Да… – Ленин трёт голый подбородок. – Но сами понимаете, таких как вы, мудрецов, не верящих в газетные бредни и провокации архи мало! Так что это для тех, кто, не заглянув в святцы, уже бьёт в колокола! Лжецы, клеветники, кадетские негодяи. Давайте без обиняков. Мы же с Вами умные люди. Реалисты! Вот я смотрю вам прямо в глаза. Располагает ли прокуратура, ваши министры и, наконец, разведка какими-то доказательствами? Кроме вот этих бредней! Ну, документы какие-нибудь. Моё досье, как, ха-ха, шпиона? Вот! Всё инсинуации этих негодяев! Милюковы, Гессены, Даны и прочие…

Ленин выглядывает на кухню:

– Так как там с чайком для нас?! Емельянов шепчет ему в ухо:

– На площади стоит автомобиль. Водитель и офицер. Ни полиции, ни казаков.

Ленин вздыхает облегчённо и возвращается в комнату с самоваром, за ним испуганная женщина выносит чашки и вазу с баранками. Ленин, улыбаясь:

– Чаёк поспел. Поговорим сейчас вдоволь. Я вижу, вы умный и мудрый. И вас волнует судьба России, как и нас.

– Простите. Посидел бы с удовольствием. Но водитель так плутал по Сестрорецку, что время всё вышло. У меня в три встреча с представителями Красного Креста.

– Ничего страшного. Езжайте. Но только, батенька, дайте слово, что вы приедете завтра. Баранок с вареньицем. У хозяйки чудное кизиловое… Поговорим. Жду-с! С нетерпением. Ну и сами понимаете, никому ни слова. Не все такие, как Вы, Михаил Иванович.

Ленин с улыбкой провожает гостя к двери.

Терещенко спускается с крыльца. Пересекает двор. Хлопает калитка.

Ленин, в изнеможении падает на стул. Поднимает голову на вышедших из кухни спутников:

– Бляди! А говорили, безопасное место, безопасное место. Немедленно уходим! Ни минуты!

Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Окраина. День

Мостик над ручьём. На перилах мостика сидит тот самый соседский мальчик. А мимо быстрым шагом проходят соседи Емельяновы (муж с женой) и Сталин.

Мальчик подбегает к тётке Надежде, дёргает её за юбку.

– Тётка Надька, а барин мне целый целковый отвалил!

Тётка оглядывается и мальчик видит, что это не соседка, а какой-то дядька, но в платье и платочке тётки Нади. Это переодетый Ленин. Он крепко ухватывает мальчишку за плечо и перегибает через перила мостка.

– Молчать, мальчик, а то утоплю к чертям!

Он говорит таким шёпотом, что мальчик не умом, а всем содрогнувшимся нутром понимает, что дядька утопит.

Беглецы торопливо исчезают за поворотом.

ДИКТОР:

Через два десятка лет мальчик будет выступать перед пионерами и бойко рассказывать, как дядя Николай Емельянов посылал его с едой для товарища Ленина в шалаш на Разливе.

Журчит ручей. Успокаивает. Мальчик сидит, болтает над водой ногами. Обдав пылью и запахом бензина, возле мальчика останавливается автомобиль. В нём гауптман22 и шустрый морячок Лёха23.

– Эй, малой! – окликает гауптман. – Тут соседи твои Емельяновы? Ты их не видел?

– Никого не видел! – огрызается мальчик.

– Да… – Лёха выбирается из авто. – Это не так надо, Франц Иванович. Он присаживается рядом мальчиком. Достаёт из кармана конфету. Даёт.

Из другого кармана рубль. Тоже даёт.

– Как звать?

– Минька?

– Чё!? Строго наказали молчать?

– Ага! Утопить грозился!

– Кто?

– Да, дядька что в платье тётки Надьки нарядился.

– И куда этот дядька пошёл?

– Да на станцию они пошли. На Дибуны.

Лёха встаёт. Достаёт ещё рубль. Отдаёт. При этом Мальчик замечает, что подмышкой у морячка пистолет.

– Наган! Дай подержать, дядя!

– Тороплюсь, – улыбается Лёха и гладит мальчика по голове. – Но в следующий раз обязательно. Только про нас уж точно, чтобы никому. Ага?

Лёха садится в машину:

– На Дибуны едем. Может, хоть тут успеем.

– Д-а-а! И чтобы я, Лёха, без тебя делал – улыбается гауптман.

Платформа пригородного поезда станции Дибуны. День

Ленин в женском одеянии со Сталиным и Емельяновым ждут поезда. Садятся в вагон. Уезжают.

Гауптман и Лёха выбегают уже на пустой перрон. Смотрят вслед поезду.

– В Финляндию уходит, – говорит гауптман.

Станция Удельная. Перрон. Вечер

Ленин в женском одеянии со Сталиным идут по переулку. Заходят во двор дома.

Санкт-Петербург. Мариинский Дворец. Коридор у зала заседаний Временного правительства. Вечер

Министры расходятся после заседания. Терещенко с гордым видом подходит к Рутенбергу, ведущему разговор с министром продовольствия. Останавливается. Достаёт коробку сигар:

– Прошу! Угощайтесь! Кубинские!

Рутенберг и его собеседник не отказываются. Берут по сигаре.

– Кстати, гражданин Рутенберг, а ведь всё клевета. Ульянов чист! – победоносно улыбается Терещенко, – Никаких связей с немцами!