Орёл в стае не летает - Анатолий Гаврилович Ильяхов Страница 5

Аристотель увлёкся и задел рукой кувшин, стоявший на земле. Из горлышка вылилось вино, цветом схожее с кровью, оно продолжало толчками проливаться на землю. Феофраст подхватил посудину.

Аристотель:

– Добавим к этому великолепному человеческому зверинцу птичье царство. В нём сороки, которые только прикидываются ручными, а сами дожидаются момента, чтобы украсть у доброго хозяина что-либо ценное и сбежать. Беззащитные днём, совы ночью становятся жестокими хищниками. А сколько среди людей находится таких, кто жалят, как злобные осы и шмели! Змеи, мухи, клопы и блохи, омерзительные жабы – все несносные существа, разве на людей они не похожи? И есть люди, похожие на домовитых пчёл, что кружат день-деньской по цветущим лугам, чтобы прокормить родоначальницу-матку и малых деток, а заодно ленивых трутней. С такой же уверенностью я говорю о муравьях, невероятных тружениках, предусмотрительных и бережливых, не знающих нужды.

Аристотель перевёл дух и, обнаружив свою чашу пустой, налил до краёв. Принюхался, нервно шевеля тонкими ноздрями.

– Слуга знал, какое вино я особо ценю. Оно из Фасоса, необычайно приятное на вкус. Мне рассказали секрет, как его делают. Кладут в кувшин с вином пшеничное тесто, замешанное на меду. От такой приправы вино приобретает особый аромат и умеренную сладость.

Аристотель отхлебнул, едва касаясь губами края чаши, зачмокал от удовольствия. Допив до конца, откусил дольку чеснока и начал жевать, думая о своём. Феофраст знал, что его собеседник ещё не всё сказал, терпеливо ожидал, налегая на куропатку, смачно обгладывая тонкие косточки.

Аристотель:

– Ещё есть люди, схожие повадками с беспечными стрекозами или трусливыми зайцами. Люди-свиньи блаженствуют в грязи, а другие, как подсадные утки, предают собственных друзей, другие похожи на грифов или воронов, кормящихся падалью… А как схожи воины-наёмники на мотыльков, которые бездумно летят на пламя светильника, не ведая, что скоро им предстоит мучиться в предсмертных судорогах!

Аристотель потянулся к яблоку и стал с хрустом вгрызаться в сочную мякоть, словно это был для него поиск истины. Феофраст – он сидел ближе к выходу – что-то заметил на горизонте, где смыкалось море с небом.

– Будет ветер, – неожиданно произнёс он.

Аристотель оторвался от своего занятия:

– Почему ты так решил? Не вижу причин – море спокойное, небо чистое.

– Чайки высоко – верный признак. К тому же, когда мы пришли сюда, небо выглядело чистым, ясным. А недавно появилось пятнышко на небе, сейчас оно больше. Неужели не видишь, Аристо?

Аристотель хмыкнул.

– Тебя пугает вон та маленькая тучка? – Он показал вдаль.

– Скоро эта самая тучка станет большой. Ветер усилится и пригонит сюда уже тучу с дождём, которая прекратит наш симпосий.

Аристотель, напрягая длинную шею, выглянул наружу.

– Следуя твоим словам, мой друг, это малое может закрыть большое – небо? – Он сморщил лоб, добавив несколько морщин и слегка искажая произношение некоторых слов (Аристотель картавил с рождения), произнёс со значением:

– Что ж, могу с тобой согласиться. – Он повернулся к Феофрасту. – Ты заметил, что наша тучка движется с севера? – Не дожидаясь ответа, продолжил: – Я угадываю истинную цель её передвижения по небу – это захват всего пространства. Тебе не кажется, Феофраст, что именно так Македония ведёт себя по отношению к Греции?

Довольный собой Аристотель посмотрел на собеседника, ожидая реакции на неординарный философский приём. Феофраст неожиданно возмутился:

– Аристо, как можешь ты спокойно рассуждать о таких серьёзных вещах, как устремления Филиппа, царя этих варваров? Он случайный человек на македонском престоле. А если Македония надумает ссориться с Афинами, Филиппу не поздоровится. Никому ещё не удавалось одолеть союз греческих городов.

– Успокойся, друг. – Лицо Аристотеля посерьёзнело, голос обрёл жесткость. – Я так не думаю. Послушай. Филипп захватил и разрушил мой родной город Стагиры. Теперь его обживают македонские переселенцы. Но есть причины, по которым в моём сердце не зреет ненависть к Филиппу, и даже я восхищаюсь им. – Аристотель перехватил удивленный взгляд друга. – Да, восхищаюсь не им, а его достоинствами.

При этих словах припухшие от природы глаза Феофраста расширились – он не мог понять. Аристотель пояснил:

– Я посоветовал бы нашим заносчивым грекам уважать этого дикого, как часто о нём говорят, македонского царя. Последние его успехи во Фракии говорят о том, что рядом с Грецией появляется личность, которая сможет своей волей вконец прекратить войны греков против греков. Мне представляется, что именно Филипп способен объединить греческие полисы в государство эллинов, сделать его сильным, чтобы навсегда покончить с персидской угрозой. Персия – вот настоящая беда Греции, а не Македония. – Взор Аристотеля загорелся внутренней силой, голос зазвенел. – Против такой силы, как Греция и Македония, не осмелится выступить ни один варвар. Если мы, греки, сумеем разглядеть в Филиппе не врага, а объединителя Греции, Элладу ожидает великое будущее.

Феофраст, не имея аргументов, не стал возражать, но плечами пожал, на всякий случай…

* * *

День клонился к завершению. Трапеза шла своим чередом; большая часть принесённых яств и вина была употреблена с удовольствием и пользой для желудков, без помех для разговоров. Уединение философов нарушил молодой раб, крепыш с курчавой шевелюрой. Капли пота на улыбчивом лице выразительно показывали, что он спешил с важной вестью.

– Хозяин! – обратился он к Феофрасту. – Пришёл человек, говорит, что он из Македонии, хочет видеть Аристотеля из Стагиры!

– О, боги, – воскликнул Феофраст, глядя на сотрапезника, – не успел ты упомянуть македонян, как они уже в Митилене!

Аристотель выразил удивление, передёрнув плечами:

– Кто из моих знакомых македонян может знать, что я на Лесбосе?

Он встал и засобирался, делано причитая:

– Не представляю, кому я понадобился? Нет! Ничего не придумаю. Остаётся одно – поспешать, чтобы увидеть человека, прервавшего нашу приятную беседу.

Письмо

На подходе к дому Феофраста, где год назад поселился Аристотель с женой Пифиадой и маленькой дочерью, друзья увидели человека в традиционном македонском одеянии. На нём была туникообразная рубаха с вышитой каймой, широкие штаны с поясом из ткани зелёного цвета и крепиды – низкие сапоги из сыромятной кожи с загнутыми носами. Он сидел за столом на открытой веранде и, пользуясь гостеприимством Пифиады, угощался фруктами с большого деревянного блюда. Аристотель не увидел в нём своего знакомого. Услышав шаги, македонянин повернул голову в их сторону, поднялся и замер в ожидании. Когда Аристотель и Феофраст взошли на веранду, он произнёс, всем видом и голосом подчёркивая глубокое уважение:

– Я вижу перед собой знаменитого ученика Платона? – Он смотрел на Аристотеля.

Аристотель вежливо кивнул