Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая Страница 50

— Да здравствует революция!— крикнул Аббас, и сотни солдат подхватили этот лозунг.

А небо совсем уже стало бледным, померкли звезды. Наши войска наверное подходили к городу, и надо было срочно сообщить Салар-Дженгу, что город наш.

— Тише товарищи! — крикнул я.

И это неожиданное слово — товарищи — вызвало совсем уж невиданную бурю восторга. Нас подхватили и понесли на руках, осторожно и торжественно, на улицу. Мощный гул голосов, топот кованых солдатских сапог разбудил жителей. Хлопали калитки, в окнах показывались заспанные удивленные и испуганные лица. Но, увидев над толпой красное знамя, и не веря еще своим глазам, люди быстро одевались, махали нам, кричали приветствия.

Понимая, что нам уже не выбраться из возбужденной массы солдат, я крикнул:

— К западным воротам! Встретим наших!

Слова эти полетели по рядам. Передние свернули в западную часть города. А людей на улицах становилось все больше, многие присоединялись к нашему шествию, и уже больше тысячи человек двигалось по боджнурдским улицам, нарушая утреннюю тишину выкриками, смехом, песнями, топотом ног. Аббасу с трудом удалось объяснить, что надо нам выехать вперед и предупредить командование повстанческих войск. Его опустили на землю, дали коня, и он поскакал за городские ворота.

Через час под восторженные крики солдат боджнурдского гарнизона и высыпавших на улицы горожан, под звуки марша военного оркестра Салар-Дженг во главе своей армии въехал в Боджнурд. Во всадников летят цветы, красные, белые, розовые лепестки устилают мостовую.

Салар-Дженг останавливает своего каурого коня и нетерпеливо вглядывается. Я понимаю, что он ищет меня. И я выхожу навстречу.

— Товарищ командующий народной революционной армией! Задание реввоенсовета...

Но он не дает мне договорить. Соскакивает на землю и горячо обнимает. Руки у него крепкие, настоящий кавалерист, так что у меня хрустят суставы.

— Спасибо, Гусейнкули-хан! — говорит он и смотрит в глаза. — Спасибо. Наша революция и народ этого не забудут!..

Но вот Салар-Дженг уже снова в седле. Солдаты смотрят на него с восхищением.

— Салам, хамватанане азиз! — произносит он, оглядывая горящими глазами собравшихся. — Здравствуйте, дорогие соотечественники!

И дружное «салам» заглушается громовыми криками:

— Да здравствует революция!

— Да здравствует народ!

У Салар-Дженга было вдохновенное, возбужденное лицо, тонкие губы вздрагивали, а брови ломались над сияющими глазами. И, глядя на него, я подумал: этот человек счастлив!

— Коня Гусейнкули-хану, — приказал Салар-Дженг и обернулся ко мне: — Поедем рядом, ведь город-то взяли вы!..

Коновод, оставленный нами на площади у мечети и присоединившийся к войскам, поспешно подвел мне Икбала. Я сел верхом, и мы поехали рядом: взволнованный восторженной встречей и не умеющий скрыть волнение Салар-Дженг и я, измученный ночными событиями, но тоже улыбающийся и возбужденный. А за нами — знаменосец Мамед-Бек, над головой которого пламенеет в лучах восходящего солнца красное знамя свободы, солдаты, пулеметные повозки, кавалерия... Воины боджнурдского гарнизона уже пристраиваются колонной, и вид у них боевой, торжественный.

Мы заняли опустевший штаб местного гарнизона, и Салар-Дженг попросил собрать членов реввоенсовета. А пока они собирались, он ходил по комнатам, останавливался около инструкций, висевших на стенах. Вот он взял какую-то бумажку, оставленную на столе, пробежал ее глазами, усмехнувшись, бросил в угол...

— Садитесь, товарищи, — сказал он, веселым взглядом окидывая собравшихся. — Знаю: дел много. И задержу не надолго. Боджнурд взят без единого выстрела. Нам не пришлось выбивать отсюда гарнизон, жертвовать жизнью наших славных воинов, и больше того — мы получили пополнение в восемьсот штыков. Сделано все это было под руководством нашего друга и товарища по оружию Гусейнкули-хана. И я предлагаю... — голос его зазвенел торжественно, — предлагаю присвоить ему имя Гудерза, легендарного героя, сына кузнеца Кавэ.

Все шумно встали, начали аплодировать, а я от неожиданности так растерялся, что даже слова сказать не мог.

— Честь и хвала нашему Гудерзу!— громко сказал Кучик-хан и стал трясти мою руку с такой силой, словно хотел оторвать ее.

— Слава знамени свободы — даровше Кавэян! — подхватил Сейд-Гусейн-Бербери.

А Аббас только молча стиснул мои плечи и заглянул глаза — и было в его взгляде столько доброты! — Спасибо, друзья! — растроганно говорил я, отвечая на рукопожатия, на дружеские улыбки. — Высокую честь мне оказали, постараюсь оправдать.

— А теперь идите отдыхать, Гусейнкули-хан, — сказал Салар-Дженг, приблизившись ко мне. — У вас же здесь родные...

Из здания штаба я вышел так поспешно, точно на крыльях вылетел. Площадь была заполнена солдатами, горожанами, крестьянами. Люди оживленно разговаривали, спорили, шутили, смеялись. Протолкавшись через площадь, я вышел на улицу и хотел свернуть к Гурган-база-ру, но увидел трех женщин в черных чадрах, одиноко стоявших на углу. «Вот что значит революция, — подумал я, — и женщины не могут усидеть дома, даже такие строгие мусульманки, как эти». Я ускорил шаг и вдруг услышал позади оклик:

— Гусо!

Среди тысяч женских голосов я узнаю этот... Парвин.

Каждая из женщин откинула чадру, и я узнал своих сестренок — Гульнису и Мирнису.

О аллах, неужели одному человеку может выпасть сразу столько радости?

Я кинулся к ним, не зная, кого обнять первой, — и обнял сразу всех трех, закружил, стал целовать.

— Ой, как мы рады!— взволнованно говорила Пар-вин. — Нам рассказали, как вы тут ночью действовали, я от страха за вас чуть сознания не лишилась. А потом мы ходили встречать ваши войска и видели, как ты ехал впереди...

— Я кричала тебе, а ты даже не посмотрел в нашу сторону, — обидчиво надула губки Мирниса, но тут же рассмеялась: — Знаешь, Гусо, а ты был похож на генерала!

— Нет, не то говорите, — возразила Парвин, глядя на меня глазами, полными слез и любви.

— Ты плачешь, моя любимая?— спросил я.

— Не обращай внимания, — смутилась она, — ты же понимаешь... Я так счастлива... Сбылось то, о чем мы мечтали, Гусо.

— Да, родные мои, свобода вошла в наш город! — воскликнул я. — Красное знамя над нашим Боджнурдом!

— И ты тоже герой! — прошептала Парвин. — Какие у тебя верные друзья.

— У нас дома уже все про твой приезд знают, — сказала застенчиво молчавшая Гульниса. — Мама, папа, соседи... все ждут.

— Ну, так в чем же дело? Поспешим!

И мы направились в сторону нашего дома. — Ох, и смешной же у вас вид в чадре, — смеясь, сказал я.

— Зато никто не пристает, — пояснила Парвин.— А то солдат полон город... и уже пьяные есть.

Наша маленькая квартира была полна народу. Мама бросилась мне на грудь, а отец ласково поглядывая на меня и поглаживая совсем уже белые усы, говорил ей:

— Радоваться надо, какое время настало, а не слезы лить.

— Да я так, — смущенно говорила мама, — я и не плачу вовсе.

И все не могла оторвать своих рук от моей шеи, все смотрела на меня сквозь слезы.

Я не мог не похвастаться, что мне командование присвоило имя легендарного Гудерза, и увидел, как отец приосанился, подкрутил усы и горделиво посмотрел вокруг.

— В меня Гусо пошел! — сказал он с достоинством. За угощеньем мужчины разговорились и разгорячились, стали вспоминать разные случаи из своей жизни, заспорили, а я потихоньку шепнул маме, что пойду проводить Парвин...

— Ой, как мне страшно за тебя, дорогой Гусо, — дрогнувшим голосом проговорила Парвин, когда мы, наконец, остались одни. — Спать я не могу, все думаю...

— Ну, чего же ты боишься?— ласково успокаивал я ее. — Теперь-то как раз и нечего бояться. Сейчас у меня точно крылья выросли, ничего не страшно, никого я не боюсь! Разве Гудерз чего-нибудь боялся?

— А я боюсь, — по-прежнему грустно и тревожно говорила Парвин, прижимаясь ко мне плечом и жаркой грудью.— Мне все время кажется, что с тобой может случиться что-то... Друзья Лачина прячутся где-то. А недавно приезжал в Боджнурд этот англичанин... как его?

— Капитан Кагель? — удивился я.

— Да, Кагель, — кивнула Парвин, — только он теперь майор. Говорят, что в правительственные войска назначают английских инструкторов. Наверное, по этому поводу он и приезжал. Да и вообще врагов у тебя теперь очень много.

— А друзей еще больше, — весело ответил я, стараясь развеять ее опасения. — Ты посмотри, как народ нас встречает!

Она вдруг остановилась и сказала с мольбой:

— Возьми меня с собой, в свой эскадрон. Помнишь, я одевалась юношей, и никто не узнал... Я хочу всегда быть с тобой!

Я осторожно взялся ладонями за ее плечи, и она прильнула ко мне еще крепче.

— Я так люблю тебя, радость моя, счастье мое! — шептал я. — И я вернусь к тебе. Ты еще немного подожди...