Рихард Дюбель - Наследница Кодекса Люцифера Страница 50

– И чем, если на то пошло? – услышал Самуэль вопрос барабанщика.

– Руками, если не хочешь, чтобы я так глубоко забил их в твою пасть, что они из задницы вылезут! – проревел комендант.

Барабанщик подчинился и стал отбивать новый такт голыми руками. Это был походный марш. Солдаты коменданта выстроились слева и справа от кучки людей Самуэля. Часовой в кальсонах завалился набок, как чурбан. Охранники подняли его и, ввиду отсутствия других распоряжений, поволокли прочь.

– Вперед – ма-а-аарш! – проревел комендант.

– Вот черт! – хрипло каркнул один из смоландцев, стоявших уже в двух шагах от веревки.

– Шестеро наверху, двенадцать – в путь, – произнес потрясенный Альфредссон. – В обратный путь.

Самуэль ничего не сказал. Он просто искал взгляд неизвестной женщины, остановившейся у дороги. Самуэль поворачивался к ней, пока не споткнулся и Альфредссон не наступил ему на пятки. Она все время не сводила с него глаз. Теперь она улыбалась.

8

Мужчины сохраняли дисциплину, пока их не отвели назад на квартиру. Пережитый страх смерти нашел самое разное выражение: некоторые грузно осели на пол прямо там, где стояли, и закрыли лицо руками, другие начали смеяться, двое или трое расплакались. Но всех объединяло то, что они не пытались занять пустые места, где до сегодняшней ночи сидели шестеро их товарищей, которые сейчас болтались на виселице. Альфред Альфредссон в нерешительности остановился между офицерами, а затем, тяжело ступая, приблизился к Самуэлю, увидев, что тот прошел через беспорядочную группу и встал у окна. Самуэль повернулся к нему, будто догадавшись о его приближении лишь по звукам шагов.

– Кем бы ни была та женщина, она спасла наши задницы, – после долгого молчания произнес наконец Альфред.

Самуэль снова повернулся к окну и глубоко вдохнул ледяной воздух.

– Если бы только она прибыла раньше… – пробормотал он.

Альфред кивнул.

– Я тоже об этом подумал, ротмистр.

У дверей в квартиру раздались шаги. Сидящие на полу взглянули вверх, охваченные вновь проснувшимся страхом. Самуэль почувствовал, как холодная рука сдавила ему внутренности. Окно выходило на ту часть города, которую реквизировала армия Кёнигсмарка, и сейчас, когда он выглянул в него и увидел множество ярких точек перед квартирами военного лагеря, он спросил себя, не происходит ли там теперь яростная дискуссия. То, что Кёнигсмарк покинул место казни, оставив за старшего и без того перегруженного заботами коменданта, вовсе не означало, что их теперь помилуют. В то время как топот сапог уступал место дребезжанию железных цепей, он задавался вопросом, не содержал ли пергамент, который передала неизвестная, не помилование, а наоборот, усиление наказания. Что, этих ребят приговорили к повешению? Это еще слишком легкая смерть для них! Привяжите их железными цепями к упряжке лошадей, и пусть волочатся сзади, пока их кости полностью не очистятся от мяса из-за трения по земле!

По глазам Альфреда он понял, что у того в голове возникли похожие мысли. Как только улеглась паника после смерти короля и кровавой бани, в которую превратилась битва при Лютцене, из смоландского полка отобрали наугад шестерых человек, которые должны были пройти наказание шпицрутенами за смерть Густава-Адольфа. К этому моменту большинство смоландцев еще верило, что поспешные, неуклюже сформулированные сообщения полководцев – мол, хотя король и ранен, но сейчас находится в добром здравии и горит желанием смести императорскую чуму с лица континента – соответствуют истине. Никто и представить себе не мог, что «северный лев», как называли их короля, Густав-Адольф Шведский, может быть мертв, и еще меньше, что в этом обвинят смоландский полк. Самуэль был убежден, что шестеро выбранных наугад кавалеристов, совершенно сбитых с толку и нерешительно идущих дорогой смерти, ощущают не столько боль от ударов и уколов, сколько растерянность из-за того, что это происходит именно с ними. Как бы там ни было, после того как был наказан четвертый человек, в лагерь прибыла карета вдовствующей королевы Марии Эленоры Бранденбургской. Комендант сразу же прервал экзекуцию и со смущенным видом направился к великолепному экипажу. После короткой беседы он возвратился и приказал продолжать действо. Двое последних человек были умерщвлены своими же бывшими товарищами; когда избитые окровавленные тела подвесили за шеи на ветвях ближайшего дерева, карета молча развернулась и укатила прочь.

Нет, если неизвестная женщина привезла приказ из королевского дома, то их конец просто отсрочили.

Дверь распахнулась, и внутрь, громыхая сапогами, влетел комендант. Смоландцы вздрогнули и отшатнулись.

– Всем вста-а-ать! – заорал комендант.

Десяток пар глаз повернулись к Самуэлю. Тот знал, что побледнел как полотно, и знал, что именно сейчас ни в коем случае не должен показывать слабость. Он кивнул Альфреду Альфредссону, который еще никогда его не подводил. Голос бывшего вахмистра был абсолютно бесстрастен, когда он пролаял:

– Всем стройся!

Комендант набросился на Альфреда.

– Что ты себе позволяешь, скотина! Команды здесь отдаю я!

И он поднял палку. Самуэль вмешался, и гнев коменданта сразу обратился против него.

– Ты думаешь, я постесняюсь хорошенько врезать тебе только потому, что когда-то ты был офицером?

– Нет, – ответил Самуэль, – мы уже слишком хорошо успели тебя изучить.

Смоландцы выстроились в шеренгу. Один из них, взявший на себя роль капрала, крикнул:

– Эскадрон готов, вахмистр!

Комендант яростно заскрежетал зубами. Самуэль заставил себя улыбнуться.

– Ладно уж, – процедил комендант. – Похоже, они тебя слушаются.

– А у тебя сегодня настроение куда лучше, чем обычно, – заметил Альфред по-шведски.

– Что он сказал? – гаркнул комендант.

– Он просто отчитался, только и всего.

Комендант ударил Альфреда по плечу и толкнул его к остальным.

– Становись рядом с ними! Чего копаешься?

Самуэль приготовился следовать за Альфредом, но комендант ударил его палкой в живот. Он почувствовал на себе еще более панические взгляды своих людей, которых таким образом отделили от него. Когда солдаты коменданта притащили корзину с железными ошейниками, связанными длинной цепью, раздались крики ужаса. Самуэль не знал, какое чувство в нем сильнее: собственная растущая паника или растерянность при виде того, как охранники играют со страхом смерти приговоренных. По сравнению с этим даже штрафные батальоны, к которым их приписали, казались куда более приличным местом.

– Разговорчики! – рявкнул Альфред и широко улыбнулся коменданту улыбкой маленького мальчика, который готов продолжать хулиганить, хотя обеими ногами стоит в осколках церковного окна и по-прежнему сжимает в руке рогатку.

– Дозволяю вам надеть ошейники, сброд! – закричал комендант. – Мне лично плевать, не станут ли они вам жать из-за того, что кто-то неправильно засунул в ярмо свою глотку. Стройся! Каждый второй – нале-е-ево!

– Выполнять, орлы! – завопил Альфред. – Это приказ!

Если бы его собственные чувства не кипели в водовороте, Самуэль непременно задал бы себе вопрос, не забавляется ли на самом деле бывший вахмистр. Каждый второй рейтар сделал резкий поворот и встал навытяжку. Это была обыкновенная процедура, когда людей связывали друг с другом: если они попытаются двигаться вперед все вместе, то непременно споткнутся, упадут и задушат друг друга. Шеи вошли в ярмо. Это было жалкое зрелище: бледные лица его ребят, широко раскрытые глаза, хватающие воздух рты, а под ними – грубые ржавые железные кольца.

Комендант подошел к Самуэлю и погнал его концом своей палки в угол помещения. Самуэль услышал, как задребезжала цепь, когда все его люди одновременно попытались обернуться, чтобы посмотреть, что с ним происходит. Его охватил озноб, когда он понял: комендант получил приказ забить его, Самуэля, до смерти прямо здесь, перед глазами его подчиненных, а чтобы проклятые не смогли прийти на помощь бывшему командиру, их соединили цепью. Комендант поднял палку, и долю секунды в душе Самуэля боролись друг с другом опасение, что его людей заставят поплатиться за его попытку защитить себя, и последние остатки чести, которые приказывали ему не позволить убить себя как собаку. Остатки самолюбия победили; он поднял кулаки.

– Становись туда, Брахе, засранец, – приказал комендант. – Иначе цепи не хватит.

Самуэль проследил взглядом за палкой; она указывала на кольцо в потолочной балке. Вероятно, когда-то, когда здание еще было жилым домом, здесь висела лампа. Теперь кольцо служило другим целям: один из людей коменданта встал на перевернутый ящик, поднял цепь на нужную высоту и продел ее в кольцо. Железный ошейник защелкнулся под подбородком Самуэля. Ярмо было тяжелым и ледяным, и ему показалось, что он вот-вот задохнется. Затем кто-то стал дергать за цепь, пока она не натянулась так сильно, что ему пришлось почти встать на цыпочки, чтобы не задохнуться, и собрать все оставшиеся силы, чтобы не начать хватать ртом воздух от страха. На самом деле воздуха пока было достаточно – следовало только напомнить себе об этом. В то же время все его брюшные мышцы отчаянно напряглись. Скоро его начнут бить руками и ногами…