Аркадий Ваксберг - ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО Страница 51

В начале 1944 года работа была в основном закончена, и рукопись отослана в Нью-Йорк: предполагалось, что оба издания – русское и два американских (на английском и на идиш), с предисловием Альберта Эйнштейна и с участием, в качестве авторов статей – Элеоноры Рузвельт, Томаса Манна, Лиона Фейхтвангера – выйдут одновременно. Книгу составляли Илья Эренбург и Василий Гроссман, в обработке материалов и литературной записи рассказов очевидцев принимали участие не только писатели-евреи: Павел Антокольский, Вера Инбер (Шпенцер), Вениамин Каверин (Зильбер), Маргарита Алигер, Владимир Лидин (Гомберг), Лев Озеров (Гольдберг), но и видные писатели русского происхождения: Андрей Платонов, Всеволод Иванов, Константин Симонов, Лидия Сейфуллина, Владимир Ильенков, Мария Шкапская и другие.

Подготовленные материалы направлялись в ЦК и в цензуру – из рукописи методично вычеркивались все упоминания о коллаборационизме русских, украинцев и белоруссов с оккупантами, об их участии в уничтожении евреев. Кремль панически боялся признать, сколь сильны были антисемитские настроения, умело разжигавшиеся гитлеровцами именно на антисоветской почве, и того, – прежде всего того, – что еврейство ассоциировалось с советской властью. И, конечно, Сталин никак не хотел выделять страдания только одного народа, тем самым как бы умаляя меру страданий других.

Однако американское издание, хотя и в покалеченном советской цензурой виде, все-таки вышло, «Черную книгу» приняли также к изданию в Париже, Бухаресте, Софии, но разрешение на русское издание в ЦК всячески затягивали, и трудно понять, почему это никак еаковцев не насторожило[43].

Тем временем почта ЕАК ежедневно пополнялась огромным количеством писем практически одного и того же содержания. Авторы писем рассказывали о том лютом антисемитизме, который стал неприкрыто заявлять о себе на всей территории Советского Союза, но прежде всего в тех областях, которые были освобождены Красной Армией от нацистских оккупантов. Начать с того, что евреям всячески чинились препятствия для их возвращения в покинутые ими места. Без так называемого персонального вызова, без включения в утверждавшийся партийными органами и органами госбезопасности список возвращающихся домой или – на худой конец, без специального разрешения местных властей реэвакуация в период с 1943 по 1946 год была совершенно невозможна, особенно в Москву, Ленинград и Киев.

Об этом очень подробно рассказано в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

Но иным это все-таки удавалось. Прибывших ждал не просто ледяной – погромный прием. Им открытым текстом предлагали возвращаться в «свой Ташкент» – название этого города продолжало оставаться синонимом еврейского «дезертирства» – или в лучшем случае, «в свой Биробиджан» («своего» Тель-Авива тогда еще не было). Обращения к местному начальству не давали никакого положительного результата. Более того, часто партийные князьки встречали жалобщиков еще более злобным потоком брани, оскорблений и издевательств, чем бывшие соседи.

Писем, где об этом рассказывается с душераздирающими подробностями, немало в моем семейном архиве – их получала моя мать, к которой обращались за юридической помощью пострадавшие от советского антисемитизма из различных областей Украины, из входивших в Российскую Федерацию – Ростовской области и Краснодарского края. Самое поразительное состоит в том, что такие письма приходили и из Житомирской области, первым партийным секретарем которой беспримерно хитрый и предусмотрительный Сталин назначил еврея Моисея Спивака: кто теперь мог бы доказать сталинский антисемитизм?

Но, естественно, в ЕАК таких писем приходило в десятки, в сотни раз больше. Отвыкнув от антисемитских акций властей за двадцать лет, предшествовавших войне, а тем более ощутив себя жертвами фашистского геноцида в антифашистской войне, которую вел Советский Союз, эти люди не могли представить себе, что погромная инициатива идет откуда-то сверху. Им казалось, что все это проявления какого-то замаскированного фашистского «недобитка» или не разоблаченного вовремя, очередного «врага народа», о чем официально существующий Еврейский Антифашистский Комитет должен незамедлительно информировать высшие сферы и госбезопасность для принятия мер. И тот информировал – очень деликатно и осторожно, страшно боясь разгневать высокое начальство.

О «ненормальном положении, которое создалось для еврейских колхозов в Крыму и на Украине», сообщалось в письме члену политбюро и наркому земледелия Андрею Андрееву[44], о «ненормальных явлениях по отношению к евреям на местах» – в письме Лаврентию Берии[45]. О том, что же это такое – «ряд ненормальных явлений», – рассказывает, в частности, еще одно письмо, подписанное Михоэлсом и другими руководителями ЕАК и адресованное Молотову. Оно отправлено 28 октября 1944 года: «В наших предыдущих письмах к Вам (из этих слов можно понять, что переписка на данную тему была весьма обширной. – А. В.) мы указали на целый ряд недопустимых явлений при распределении дарственного имущества, получаемого «Красным Крестом» из-за границы. Еврейское население, за весьма редким исключением, совершенно игнорируется местными органами власти при распределении этого рода помощи. Даже евреи-партизаны Белоруссии, Украины и других республик ничего не получают. ‹…› Из многочисленных писем и заявлений, которые мы продолжаем получать из разных концов СССР, явствует, что игнорирование еврейского населения при распределении помощи из-за границы продолжается и оно принимает характер грубого нарушения советских принципов и издевательства над людьми, исключительно пострадавшими от фашизма»[46].

Молотов, надо отдать ему должное, отреагировал незамедлительно: поручил наркомату государственного контроля «тщательно и быстро проверить обоснованность настоящего заявления», не преминув добавить; «Заранее считаю нужным сказать, что Еврейский Антифашистский комитет создан не для этих дел и Комитет, видимо, не вполне правильно понимает свои задачи»[47].

По злой иронии судьбы наркомат государственного контроля возглавлял тогда один из немногих евреев, еще оставшихся на верхах: бывший сталинский секретарь Лев Мехлис, – садист и негодяй высшей пробы! На счету этого генерала (в годы войны он был еще и военачальником) десятки тысяч погибших советских солдат при бездарной эвакуации Керченского полуострова и проведении других фронтовых операций. «Нет ни одного свидетельства, – подтверждает его биограф Юрий Рубцов, – что Мехлис хотя бы раз возвысил свой голос против преследования единокровников»[48]. Да и как бы он мог возвысить, если всегда исходил из «принципа»: «Я не еврей, я коммунист»[49]. Разумеется, осуществлявшие «проверку» письма ЕАК сотрудники Мехлиса, хорошо знавшие и позицию своего наркома и, – что гораздо важнее, позицию Сталина и Молотова, признали все жалобы не соответствующими действительности[50]. Что и требовалось доказать…

Но в одном, если рассуждать здраво, Молотов все-таки был прав: ЕАК действительно создавали «не для этих дел». Его создавали для осуществления пропагандистской и иной, нужной Сталину в тот момент, работы. И ни для чего больше. Но, логика развивавшихся не по воле ЕАК событий, вынудила его заниматься «не своими» делами. А кто мог бы ими еще заниматься? Кто мог защитить в СССР евреев, вдруг подвергшихся гонениям и травле? Никакого другого органа, государственного или «общественного», призванного защищать еврейские национальные интересы, не существовало. Как должен был реагировать ЕАК – точнее, люди, работавшие в нем и широко известные своей литературной и общественной деятельностью, своим гуманизмом и честностью, – как должны были они реагировать на стоны, содержавшиеся в тысячах писем, адресованных лично им, как членам ЕАК,?

Еврейский Антифашистский Комитет на глазах, явочным порядком, превращался в просто Еврейский комитет и, уже по одному этому, был обречен. Наступательная активность его руководителей, с демонстративной неадекватностью реагировавших на изменение обстановки, вызывала у Сталина все нараставшее возмущение, и это способствовало скорейшему приближению неизбежного конца.

1.ГАРФ. Ф. 8114. Оп. 1. Д. 898. Л. 1.

2. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 59. Л. 29.

3. Чуев Ф. 140 бесед с Молотовым. С. 97.

4. Костырченко Г. В плену у красного фараона. М., 1994. С. 41.

5. Судебное дело ЕАК № 2354. Протокол судебного заседания. Т. 8. Л. 68-69. См. также: Литературная газета. 1989. 15 марта.

6. Еврейский Антифашистский Комитет в СССР. 1941-1948. М., 1996. С. 63-64.

7. Правда. 1943. 17 февраля.

8. Совершенно секретно. 1991. № 11. С. 22-23.

9. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 123. Л. 21-24

10. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 222.

11. См. «Ex Libris», приложение к «Независимой газете» (2000. № 38. С. 5).

12. Бергер Иосиф. Крушение поколения. Firenze, Edizioni Aurora, 1973. С. 223.

13. Орлова Л. Воспоминания о непрошедшем времени. М., 1993. С. 191.