Загадочная пленница Карибов - Серно Вольф Страница 51

Не медля ни секунды, Бентри начал заряжать оружие, прихватив изрядную щепоть пороха и зажигательной смеси. Затолкав порох в ствол, он утрамбовал его шомполом. Затем вложил пулю, которая, как он тут же убедился, не вполне подходила по калибру.

Бентри с усилием засунул ее, не слишком придавая этому значения. Не задумался даже тогда, когда она застряла посередине дула. Он протолкнул ее, пару раз вдарив как следует шомполом. В конце концов пуля встала на место перед зарядом пороха, готовая вылететь в момент выстрела. Скоро она вылетит и проделает такую миленькую, чистенькую дырочку во лбу этого много о себе мнящего кирургика.

Бентри положил наизготовку оба гарпуна. Он предусмотрел, что выстрел поднимет других мужиков в средней части шлюпки — обстоятельство, которое было ему очень на руку, потому что тогда их можно будет вернее поразить гарпунами. Бентри внезапно вспомнил об одном малом, с которым однажды, много лет назад, познакомился в Гаване. Телом тот парень напоминал африканский калебас[28]. Парень выставлял в своем доме множество вещиц для ротозеев и среди прочего хлама бабочек, размах крыльев которых был с ладонь рослого мужчины. Бабочки были наколоты на толстые булавки, которые пронзали их. Вот так и он пронзит воображалу кирургика!

Бентри бросил взгляд вперед. Все лизоблюды, включая и самого кирургика, дрыхли, только на носу Феба копошилась вокруг жаровни. Да ладно, черт с ней, она ему не помеха! Он взял мушкет наизготовку и снова положил его. Внезапно ему вспомнилось, как эта девка не так давно поддала Фрегглзу — удар, который стал началом конца чокнутого придурка. Нет уж, с ним такого не случится!

Бентри покосился на Хьюитта, который вел судно, сидя наискосок от него. Будет лучше, если этот желторотый исчезнет. И он уже знал, как это сделать.

— Эй, Хьюитт…

— Что, Бентри?

— Ты чего разорался? Разбудишь остальных!

Хьюитт, который мурлыкал себе под нос, чтобы не заснуть, удивился неожиданной заботе компаньона.

— О, прости, чуток забылся.

— Да ладно, не бери в голову. Закрепи румпель и шкот и можешь соснуть. Я послежу.

— Спасибо, Бентри.

Хьюитт и впрямь обрадовался, потому что не спал уже несколько дней, сидя, как на привязи, справа от румпеля и удерживая его левой, здоровой, рукой. Он уже был полностью измочален и мечтал хоть о минутке сна. Все последние дни поведение Бентри удивляло его: если человек в состоянии много часов чинить мушкет, значит, мог бы немного и поуправлять парусом. Но высказать это вслух Хьюитт не решался.

— А почему сам не возьмешь румпель, Бентри? Было бы надежнее!

— Заткнись и делай, что тебе говорят!

— Да ладно, ладно. Я ж только спросил. — Миролюбивый Хьюитт пожал плечами и принялся делать, что было велено. Когда он снова повернулся к Бентри, его разум отказался поверить тому, что увидели глаза. Зрачки паренька расширились, а рот открылся для крика. Но крикнуть он не успел: удар приклада сразил его. Издав сдавленный, приглушенный звук, Хьюитт, как куль с мукой, свалился на рыбину шлюпки.

Бентри ухмыльнулся:

— Спи спокойно, птенец желторотый, и лучше вечным сном, потому что, если ты будешь еще жив, когда я управлюсь, придется распороть тебе ножичком брюхо. А это куда больнее!

Он откинул крышку полки, взвел курок и положил палец на спусковой крючок. Потом приложил мушкет к щеке и точно навел его на цель.

— Так вот для чего ты чинил мушкет, — сказала Цель.

— Что? Как? — Ствол дрогнул в его руках. На мгновение он потерял контроль над собой.

— Значит, за этим ты чинил ружье, — повторил Витус, приподнимаясь. Его голос звучал уверенно и спокойно. Никто не смог бы сказать, что его обуял страх, жуткий, смертельный страх.

Бентри снова взметнул приклад к щеке. Он уже взял себя в руки.

— Да, именно за этим чинил я ружье, — передразнил он кирургика. — За этим, твоя высокоблагородная задница! — Его голос срывался.

Оскорбление хлестнуло Витуса, как плетью. Ну, нет, именно сейчас он должен оставаться спокойным и казаться уверенным в себе.

— И что же я тебе сделал, что ты хочешь меня убить?

— Да, это любопытный вопрос. Что же такого он тебе сделал? — Это был дребезжащий голос Магистра, который тоже поднялся. Несмотря на яркий свет фонаря, он не мог ничего разглядеть…

Повсюду в шлюпке все завозилось, забеспокоилось. Бентри занервничал.

— Ты совсем сбрендил, Бентри? — донеслось с буга. — Не валяй дурака, малыш, слышишь? Не вреди себе! И нам не вреди. Не будь глупышом, опусти эту штуку, слышишь?! — В этом голосе звучали суровые материнские нотки.

— Уи, фраер, отведи пыхтелку и выцвети!

— Не убий, говорит Отец наш Небесный, и кто ты такой, сын мой, чтобы пренебрегать законами Отца нашего? Моли о пощаде перед лицом Всевышнего и повторяй за мной: Pater noster qui es in coelis…[29]

— Захлопни пасть, лицемерный святоша!

Бентри трясло. Сейчас он был готов претерпеть многое, только не проповеди этого паписта. Его прекрасный план, построенный на эффекте внезапности, разваливался на глазах. А этого не должно было случиться!

Не дурнее же он спятившего Фрегглза! Он сделает это, добьется своего!

Его глаза бегали от одного к другому. Вон Магистр уже карабкается на банку, за ним, пыхтя, — карлик и монах. Откуда у них взялись силы? Только что валялись немощными и беспомощными, обреченными на смерть, и вдруг поднялись! Страх смерти придал им сил, что ли?

Да плевать на них! Ему надо действовать — быстро и не раздумывая!

Бентри собрался было снова прицелиться, как вдруг проклятый кирургик оказался подле него и уже отводил дуло мушкета в сторону. Бентри на мгновение потерял равновесие, его левая, большая и волосатая, лапища коснулась горла противника. Рефлекторно она сжала его… и почти нежно, почти ласково, почти бережно начала душить.

Витус хрипел и боролся, изо всех сил вцепившись в мушкет и пытаясь отвести его дуло в сторону.

Дьявольский хохот разразился в душе Бентри. «Давай, держись за мушкет, держись крепче, — пронеслось в его мозгу. — Я тоже буду держать. А то, что сделает моя левая, увидишь сам!» Он усилил хватку и с сатанинским наслаждением наблюдал, как у кирургика глаза вылезают из орбит. Сейчас, сейчас это ничтожество задохнется… Плевать, что ему на помощь подскочил Магистр и остервенело хватается за пальцы левой руки Бентри!

Витус отчаянно сопротивлялся.

«Подожди, надутый шарлатан! Сейчас ты у меня…» — Бентри держал Витуса на расстоянии вытянутой руки от себя и душил, не обращая внимания на скакавшего вокруг Магистра. Его правая с непреодолимой силой вращалась, а потому как в ней все еще был зажат мушкет, и тот вращался вместе с ней и снова угрожал Витусу. Вот уже палец этой руки нащупал спусковой крючок, все! Конец тебе, кирургик!

Но тут произошло неожиданное. Витус попросту выпустил мушкет.

Тот спружинил в голову нападавшего, рука его рефлекторно нажала спусковой крючок — Бентри ничего не мог поделать.

С оглушительным грохотом замок разлетелся на тысячу мелких кусков. Они взметнулись, как тысяча свирепых шершней, ярких, яростных, с острыми жалами, и обрушились на Бентри, безжалостно жаля его. В мгновение ока они содрали кожу с его лица, снесли скулу, челюсть и выбили глаза.

«ДАМА» ФИЛЛИС

Скажи честно, отец, ты ведь не знаешь, как на латыни «медуза»? Ведь не знаешь?

Борт «Альбатроса», февраль A.D. 1578

Я, Витус из Камподиоса, решился написать дальше, чтобы передать сообщение об ужасающих событиях. Господь всемогущий положил нам тяжелые испытания во искупление грехов наших, послов нам черную рвоту. Мы все были при смерти. Болезнь унесла штурмана О’Могрейна и корабельного плотника Брайда, и, если бы не мисс Феба и мисс Филлис, всех нас постигла бы та же участь. Помолимся за умерших. Помолимся также за матроса Бентри, мошенника, который два дня назад хотел меня застрелить. Но Ты, Всемилостивый, сделал так, что он поразил самого себя. Он так неловко починил ружье, что оно взорвалось при спуске курка. Матрос жив, но его голова — сплошной кусок мяса. Я тоже получил ранения, но они сравнительно невелики, поскольку основной поток осколков пришелся на лицо Бентри.

Настроение на борту подавленное. Страдания Бентри затмевают собой все. Отец наш Небесный, пошли ему в скором времени избавление!

С тех пор как разразилась лихорадка, больше никто не знает, какой сегодня день. Поэтому продолжу записи, не указывая даты и когда позволит погода. Сегодня море спокойно. Около полудня показалась стая дельфинов — игривых, добродушных животных, которые, к сожалению, нас быстро покинули. Ветер восточный. Верный Хьюитт по-прежнему сидит за румпелем. Похоже, он переболел черной рвотой раньше, потому что не заразился.

Запасы нашего пропитания подходят к концу. Какие еще испытания уготовил Ты нам, Господи?

У нас нет льна, теплого и мягкого, который при ожогах хорошо вытягивает жар из ран, нет талька, который подсушивает мокнущие места, нет соды, нет зверобоя — ничего нет. Про опиум или лауданум, которые унимают боль, я вообще молчу. Ничего нет, просто ничего! До отчаяния!