Бернард Корнуэлл - Клинок Шарпа Страница 52

– Я надеялся отыграть хотя бы городской особняк!

– Продолжай.

Он продал также список, украденный у Хогана: список людей, которым британцы платили за информацию, по десять золотых за голову – и оставил все за игорным столом. А потом, сказал Спирс, появился Шарп и все испортил. Он загнал Леру в форт, и Спирс посчитал, что его хозяин, пойманный в ловушку, исчез навсегда. Но вместо него появилась Елена. Она нашла Спирса, поговорила с ним, и деньги снова потекли рекой. У Леру оставалась присяга Спирса, клочок бумаги, доказывавший, что Спирс лжет, что он был захвачен в плен. Эта бумага была козырем Леру: если Спирс попытается его предать, француз перешлет ее Веллингтону. Леру сделал из Спирса раба, пусть и высокооплачиваемого, а кто будет подозревать английского лорда? Клерки, конюхи, лакеи, повара, служащие штаба – все были под подозрением, но не лорд Спирс, Чокнутый Джек, оживлявший своим присутствием самую скучную вечеринку, покоривший своими чарами весь мир. И все это время он был вражеским шпионом.

Было и еще кое-что; Шарп знал, что этим не ограничится. Он давно отложил палаш, присел рядом со Спирсом, а кавалерист все продолжал свою исповедь, почти счастливый оттого, что может рассказать об этом хоть кому-то, хотя под конец истории он решил скрыть совсем уж неприглядные детали. Горящая трава потухла, стоны и мушкетные выстрелы почти утихли, ветер из бодрящего стал холодным. Шарп взглянул на полосу серой стали, застывшую рядом с ним, как дрессированная змея.

– А что с Эль-Мирадором?

– Он в безопасности.

– Где?

Спирс пожал плечами:

– Сегодня был в монастыре: бил поклоны, нацарапал пару писем.

– Так ты не продал его?

Спирс расхохотался, звук получился хриплый и булькающий: в горле клокотала кровь. Он сглотнул и поморщился:

– Не было нужды. Леру уже сам разобрался.

Да, Хоган это подозревал.

– Боже милостивый, – Шарп снова уставился на поле боя. Когда-то он боялся даже представить себе тело маркизы после пыток Леру, теперь содрогался от мысли о старом священнике, распятом на залитом кровью столе. – Но ты же сказал, что он в безопасности?

Кертис в безопасности, но он же старик, а старикиочень беспокоятся, что умрут прежде, чем закончат все свои дела. Поэтому Кертис переписал имена и адреса всех своих корреспондентов в маленькую записную книжку в кожаном переплете, замаскированную под блокнот с результатами астрономических наблюдений, полный описаний звездных карт и латинских названий. Но любой код можно разгадать.

Леру выжидал. Он собирался заняться Кертисом, когда британцы уйдут, но тут пришли известия о крупной победе, и он приказал Спирсу похитить священника. В этом месте голос Спирса упал до еле слышного шепота:

– Я не мог этого сделать. Зато я украл его записную книжку.

Эль-Мирадор перестал быть нужен Леру: имея эти записи, он мог найти всех корреспондентов, всю европейскую сеть, и убить их одного за другим. Британцы ослепнут. Шарп только качал головой, не в силах в это поверить:

– Почему же просто не солгать? Зачем нужно было отдавать записную книжку? Они же о ней и не знали!

– Я думал, меня вознаградят за это, – лорд Спирс был просто жалок.

– Вознаградят? Добавят немного чертовых денег?

– Нет, – по щеке снова потекла темная струйка. – Я хотел хотя бы разок насладиться ее телом. Хотя бы один раз, – он издал невнятный звук, который можно было принять как за смешок, так и за всхлип. – Но я не получил ее. Взамен Леру вернул мне мою присягу, вернул мне честь, – цинично и горько произнес Спирс.

На темной громаде Большого Арапила зажгли два костра, перекрывшие Шарпу вид на огни Саламанки.

– Где сейчас Леру?

– Скачет в Париж.

– По какой дороге?

– Через Альба-де-Тормес.

Шарп взглянул на Спирса, скорчившегося на земле:

– Ты не сказал ему, что там испанцы?

– Ему не было до этого дела.

Шарп тихо выругался: надо спешить. Потом снова выругался, чуть громче: ему нравился Спирс, но слабость этого человека была ему неприятна, он не мог понять, как можно поступиться своей честью.

– Ты сменял всех наших агентов на одну клятву?

Нет, там еще и деньги, объяснил Спирс, но деньги будут выплачены, когда Леру доберется до Парижа. Они пойдут в Англию на имя Дороти: ее приданое, последний дар вероломного брата. Спирс умолял, шептал Шарпу, что тот ничего не понимает, что семья – это все, но Шарп не слушал. Он поднялся на ноги:

– Я ухожу.

Спирс лежал на земле, он был унижен, сломлен.

– Обещайте мне еще одну вещь.

– Что еще?

– Если вы его догоните, она не получит денег.

– И что?

– Убедите ее, что я был честным человеком, – голос был хриплым, срывающимся. – Скажите, что я умер героем.

Шарп поднял палаш, направил острие в ножны и резко задвинул до конца.

– Скажу, что ты умер героем. От ран, нанесенных противником.

Спирс перекатился на бок: так было удобнее сплевывать кровь.

– И еще...

– Я спешу, – нужно найти Хогана, потом разбудить Харпера: сержант, конечно, захочет присоединиться к охоте, ведь это последний шанс настичь врага. Леру убил Уиндхэма, убил Макдональда, почти убил самого Шарпа, он пытал испанских священников и обесчестил лорда Спирса. Но победа в бою, принесшая французам крушение всех надежд, дала Шарпу еще один шанс.

– Я тоже спешу, – лорд Спирс вяло махнул рукой в сторону поля боя. – Не хочу, чтобы меня убил кто-нибудь из этих чертовых мародеров. Сделайте это для меня, – он моргнул. – Больно, Ричард, очень больно.

Шарп вспомнил Коннелли: умри достойно, парень, умри достойно. Может, этот человек хоть немного достоин уважения?

– Хотите, чтобы я вас убил?

– Последняя услуга, как старому другу, а? – Спирс почти умолял.

Шарп взял пистолет Спирса, взвел курок и присел возле распластавшегося на земле кавалериста.

– Вы уверены?

– Очень больно. И скажите ей, что я умер достойно.

Опять эта фраза! Шарпу определенно нравился Спирс. Он вспомнил бал, цыпленка, летевшего, как снаряд из гаубицы, вспомнил громкий крик на огромной Plaza поутру после первой ночи, проведенной на «мирадоре». Этот человек заставлял Шарпа смеяться, делил с ним вино, и он же, совершенно сломленный, отдал свою честь сначала Леру, а теперь Шарпу.

– Я передам ей, что вы умерли героем. Я сделаю из вас сэра Ланселота, – Спирс улыбнулся, глаза были прикованы к лицу Шарпа. Стрелок поднес пистолет к виску Спирса. – Я попрошу ее построить новую церковь, достаточно большую, чтобы вместить чертову памятную доску, – Спирс улыбнулся еще шире. Пуля прошила кожу, прошла кости черепа и вышла через темя: такую рану мог получить только герой верхом на коне. Спирс умер мгновенно, он улыбался. Вся шинель Шарпа была в крови. Он вытянул ее из под головы Спирса, потом с отвращением отбросил, повернулся и зашвырнул пистолет в лес. Затрещали ломающиеся ветки, потом все стихло. Шарп взглянул на Спирса и выругался: как это его угораздило в это ввязаться? Спирс говорил о радости, удовольствии, которое можно получить от войны, с безответственностью наконец-то вырвавшегося из отчего дома юнца: в тайной войне радости нет.

Шарп нагнулся, поднял шинель, встряхнул ее и побрел к лошадям. Вскарабравшись в седло, он начал спускаться по склону, ведя коня Спирса в поводу. Внизу он обернулся: тело темной тенью выделялось на фоне травы, а он все пытался убедить себя, что слезы в уголках глаз были вызваны всего лишь пороховым дымом – от него любой заплачет.

В Альба-де-Тормес он отомстит за все. Сапоги заскрипели в стременах. Часы собора, возвышавшегося над Palacio Casares, пробили двенадцать.

Глава 25

Городок Альба-де-Тормес стоял на холме над рекой. Холм был увенчан старинным замком и покрыт мешаниной крыш, спускавшихся к величественному монастырю, в котором паломникам были открыты нетленные мощи Св. Терезы Авильской[103]. Возле самого монастыря располагался мост.

Французам мост был нужен, чтобы спасти разбитую армию на относительно безопасном восточном берегу: уже на рассвете преследователи явятся за ними с саблями наголо. Но Веллингтон не дал им перейти через мост: пару недель назад, когда его армия только вошла в Саламанку, он разместил в замке и оборонительных укреплениях на восточном берегу испанский гарнизон. Испанские пушки простреливали мост по всей его длине, заставляя камни содрогаться от картечи. Французы были пойманы в ловушку на излучине реки.

От Альба-де-Тормес река течет на север, чтобы через девять миль сделать большую петлю и повернуть на запад. Еще через десять миль она пройдет под арками римского моста в Саламанке. В эту большую петлю и попали французы, бежавшие ночью на восток. Сотни их перебирались через броды, но большинство двигалось к городу и единственному пригодному для армии мосту. Французские пушки, багаж, сундуки с деньгами, раненые – все собрались в Альба-де-Тормес, но мост охраняли испанцы.