Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 52

Глава семнадцатая

Срок «домашнего ареста» Давлета подходил к концу, и Литвинцев решил навестить своего бесстрашного телохранителя. Застал он его на квартире за очень мирным занятием — чтением газеты.

Присмотревшись, понял, что это не русская газета, и спросил:

— Что читаешь, Давлет? Буквы какие-то необычные… Понимаешь?

— Буквы арабские, товарищ Петро. А понимать их меня еще в детстве жена нашего муллы научила.

— И что же это такое?

— Наша социал-демократическая газета «Урал», товарищ Петро! — не без гордости ответил Давлет. — Недавно стала выходить в Оренбурге.

— И о чем в ней пишут?

— О многом, в том числе и о революции и социализме. С нашим народом впервые на его родном языке о таких вещах говорят. Впервые, понимаешь, товарищ Петро? Это для нас настоящий долгожданный праздник!

Петр взял из его рук газету, покрутил перед глазами и бережно вернул.

— Ну, Давлет, теперь, надо думать, среди татар и башкир станет больше большевиков? Газета свое дело сделает?

— Сделает, товарищ Петро, обязательно сделает! — засветился Давлет. — Только и сейчас у нас тоже большевики есть. Вот товарищ Хусаин… Знаешь такого?

— Ямашев? Слышал много, но лично не знаком.

— А жену его Хадичу-апу тоже… только слышал?

— К сожалению, Давлет.

— А ведь они и делают для нас эту умную газету. Есть и другие, кто вместе с ними. И в Уфе есть, если хочешь, познакомлю.

— Вот вернемся, тогда и познакомишь, Давлет.

— Значит, едем? — чуть подумав, как о давно решенном, спросил паренек. — Когда?

— Да вот сейчас прямо и поедем. Собирайся получше, это надолго. И должен предупредить: поездка очень серьезная, так что никаких вольностей, понятно?

— Понятно, товарищ Петро. Папироски — с собой?

— Непременно. Огонька к папироскам возьми побольше: груз невелик, а на душе спокойней… Сейчас зайдем ко мне, кое-что прихватим — и прямо на станцию.

По пути зашли к нему. Попросив Давлета подержать его солдатский сундучок, Петр закрыл дверь на замок и следом за ним вышел на улицу.

— Это и есть то самое кое-что? — возвращая сундучок, хитровато сощурился Давлет.

— Да, это и есть… А что?

— Тяжеловат, товарищ Петро.

— Да, немного есть, — думая о своем, ответил он.

Смешанный поезд № 20 уходил на Челябинск в восемнадцать двадцать восемь. Взяв билеты в вагон третьего класса, они тут же заняли свои места и, чтобы не привлекать к себе внимания, по примеру соседей принялись за ужин. Солдатский сундучок при этом стоял рядом на видном месте. Петр часто ловил на нем беспокойный взгляд Давлета и никак не мог понять, что его так волнует. Стар? Непригляден? Конечно. Но зато как удобен! Именно за это качество прежде всего и приобрел он его за бесценок на уфимской толкучке.

Последние дни для Петра были беспокойные, он изрядно устал и теперь, пользуясь случаем, решил немного отдохнуть. Предупредив Давлета, что в Миньяре им выходить, он отодвинул свой сундучок к окну, бросил на него шапку — чем не подушка? — и с удовольствием вытянулся на полке.

В вагоне было не очень опрятно, но зато тепло. Ночные фонари еле горели. Дробный, монотонный перестук колес отгонял всякие мысли, отуплял, навевал сон. И он уснул. Почти мгновенно. И так же мгновенно проснулся: проходивший по вагону проводник объявил станцию Воронки. Да, одного этого слова было достаточно, чтобы от усталости и сна не осталось и следа. Воронки! Каких-то полгода назад где-то здесь совершили свою первую дерзкую экспроприацию боевики братьев Кадомцевых. Был ли с ними в тот вечер и Давлет? Наверное, был, надо спросить.

Отодвинув сундучок, он приник к холодному и влажному стеклу окна, но смог разглядеть лишь редкие тусклые огоньки да черноту поднимающейся к небу горы.

— Где это было? — шепотом спросил Давлета.

Тот в это время тоже, напряжение всматривался в окно.

— Где-то здесь… Только сейчас ничего не видно…

— Жаль… Очень хотелось посмотреть…

Потом он опять лег, но сна уже не было. Вспомнился вчерашний разговор с Иваном Кадомцевым. Прежде чем отправиться, в Вятку, тот разыскал его у Калинина и пришел проститься. О недавней размолвке на совете — ни слова. Сказал лишь, что комитет утвердил его группу и что он уезжает. Зная, что он тоже уезжает на заводы, снабдил верными адресами и попросил передать руководителям местных дружин, чтобы не теряли связи со своими партийными комитетами. Никаких самовольных эксов и авантюр. Никакого глупого молодечества. Иначе дружины будут распущены.

На случай неудачи в Вятке («Всякое может быть, сам понимаешь») еще раз наказывал поближе сойтись с Эразмом, который со дня на день должен вернуться в Уфу. Сойтись и вместе идти до конца.

Простились они, как никогда, тепло и сердечно. Пожелали друг другу удачи, хорошо понимая, какой ценой она может им достаться. Проводить себя Иван не разрешил…

Потом, вне всякой связи, словно бы сама собой, вспомнилась неприятная история с Кочетковым, боевиком, которого он месяца два назад за трусость исключил из дружины. Недавно ребята стали просить о его возвращении, уверяя, что он исправился. В доказательство его смелости приводился тот факт, что он будто бы сам раздобыл себе оружие и в одиночку экспроприировал какого-то крупного военного начальника. Когда разобрались, то оказалось, что Кочетков просто-напросто обокрал квартиру отставного генерала Емельянова, очень уважаемого подпольщиками человека, отца боевички Люды Емельяновой. Вгорячах Литвинцев приказал расстрелять мерзавца, но у боевиков не поднялась на такого негодяя рука, и его просто хорошо проучили и отпустили. И, наверное, зря, думал он теперь, потому что знает этот Кочетков многих…

В Миньяре Петр встретился с местными товарищами и напрямик спросил о динамите. Те посоветовали побывать в Златоусте или в Сатке, где на складе завода «Магнезит» этого добра всегда в избытке.

В Златоусте у Литвинцева была явка к товарищу Лизе. В сравнении с окружающими поселками Златоуст выглядел довольно солидным городом. Здесь действовал большой горно-металлургический завод. На нем выпускали оружие для русской армии. При заводе имелся арсенал.

Пока искали нужную улицу, неведомо откуда привязался филер. Вначале он был один, но вскоре за ними двигалась уже целая группа человек в пять-шесть. Все с интересом поглядывают на их сундучок, а приблизиться бояться. В чем дело?

Бежать было бессмысленно, но и ждать, когда тебя возьмут голыми руками, тоже глупо. Что же делать?

— Брось в них свой ящик, товарищ Петро! — горячо зашептал Давлет, когда преследователи приблизились почти вплотную.

— Это еще зачем? — уставился на него Петр.

— А чтоб всех — одним махом! И бежать!

— Каким махом, Давлетка? Готовь-ка лучше свои «папироски».

— Если бомбу жалко, я задержу, а ты скрывайся. Только быстро, товарищ Петро!

— Какую бомбу? Где ты ее видел?

— А в сундучке разве не бомба?

Как ни опасно складывалась ситуация, а удержаться от смеха Литвинцев не смог. А что если и филеров привлек именно этот злополучный сундучок? Если и они увязались за ними только потому, что, как и его друг Давлет, решили, что в нем — бомба?

Раздумывать не было времени. Заметив, что неподалеку провод на столбе сильно провис, он решительно направился к нему. Положил сундучок на снег, откинул крышку и краем глаза заметил, как отвисла у Давлета челюсть.

— Чего стоишь без дела? Бери хотя бы провод, помощничек!

Не глядя, он бросил ему под ноги моток проволоки, а сам вытащил монтерские кошки и стал нацеплять их на ноги. Незаметно кинул взгляд за спину — филеры остановились. Закуривают. Ну-ну, не ожидали такого оборота? Неужто его догадка верна?

Опоясавшись специальным поясом и натянув резиновые перчатки, он полез на столб. Добрался до изоляторов, перекусил провод кусачками и принялся натягивать. Пока он этим занимался, один из филеров подошел к столбу, заглянул в ящик, разочарованно пожал плечами и вернулся к своим. Петру сверху хорошо было видно, как они, сбившись в кучу, оживленно заговорили. Наверно, обсуждают положение, в каком оказались. Даже смеются!..

Закончив работу наверху, Литвинцев спустился вниз, сложил инструменты обратно, оставив на себе лишь пояс. Да еще кошки не стал убирать, только снял с ног и перевесил через плечи. Пусть все видят: человек занят серьезным делом, чинит электричество, и мешать ему не надо.

Поскольку филеры все еще не уходили, пришлось сделать вид, будто они ведут осмотр всей линии. Не раз и не два забирался Петр на столбы, что-то там чинил, менял, стучал, пока они не добрались до окраины. Здесь никаких филеров уже не было.

Ну и нахохотались же они там! И над собой, и над глупыми златоустовскими шпиками, которых им удалось так ловко провести.