Бернард Корнуэлл - Клинок Шарпа Страница 53

От Альба-де-Тормес река течет на север, чтобы через девять миль сделать большую петлю и повернуть на запад. Еще через десять миль она пройдет под арками римского моста в Саламанке. В эту большую петлю и попали французы, бежавшие ночью на восток. Сотни их перебирались через броды, но большинство двигалось к городу и единственному пригодному для армии мосту. Французские пушки, багаж, сундуки с деньгами, раненые – все собрались в Альба-де-Тормес, но мост охраняли испанцы.

Вернее, должны были охранять: никаких испанцев здесь не было и в помине; они сбежали тремя днями ранее, сбежали, даже не увидев врага. Испанцы знали, что французы движутся на юг, и опасались отступления британцев, поэтому гарнизон собрался и ушел. Они покинули свой пост. Проход по мосту был открыт, армия Мармона переправлялась всю ночь. Вкус великой победы оказался подпорченным. Остатки побежденной армии собрались на восточном берегу и строем двинулись прочь. Арьергард, так и не вступивший вчера в бой, блокировал дорогу на восток сразу за брошенным мостом.

Известие об этом достигло штаба Веллингтона одновременно с Шарпом, сообщившим Хогану, что британская шпионская сеть раскрыта. Одна записная книжка – и сотни дверей от Мадрида до Штеттина содрогнутся, а французские расстрельные команды займутся корреспондентами Эль-Мирадора. Хоган покачал головой:

– Ты-то как об этом узнал?

– Лорд Спирс увидел, что ее нет на месте, – Шарп уже расписал в деталях геройскую смерть Джека Спирса.

Хоган подозрительно взглянул на него:

– И все? Больше никаких доказательств?

– А разве этого недостаточно? Он умер прежде, чем смог сказать что-то еще.

Хоган медленно кивнул:

– Нужно рассказать Пэру.

Вдруг раздались гневные проклятия: в соседней комнате, превращенной в рабочий кабинет, Веллингтон узнал от командира конного патруля, что французы переправляются по мосту в Альба-де-Тормес. Разбитая армия ускользала, избежав подготовленной ловушки, потому что испанцы сбежали. Дверь, ведущая в его кабинет, распахнулась.

Шарпу доводилось видеть гнев Веллингтона: это была холодная ярость, прячущаяся за внешним спокойствием и проявляющаяся только в горькой учтивости. Но сегодня Пэр вышел из себя. Он громыхнул кулаком по столу:

– Черт бы их подрал! Черт бы подрал их трусливые душонки, их вонючие, гнилые душонки! – он глянул на Хогана. – Альба-де-Тормес оставлен. Почему мы об этом не знали?

Хоган пожал плечами:

– Очевидно, они не нашли возможным поставить нас в известность, сэр.

– Алава! – проревел Веллингтон имя испанского генерала, приданного британцам в качестве офицера связи. Штабные, видя ярость генерала, стояли по струнке. Он снова грохнул по столу: – Они думают, мы воюем за их страну, потому что она нам нравится! Они заслуживают того, чтобы потерять ее к чертовой матери! – с этими словами Веллингтон выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Хоган вздохнул:

– Не думаю, что Пэр сейчас в настроении слушать тебя, Ричард.

– И что же нам делать?

Хоган повернулся к ближайшему штабному:

– Кто из кавалеристов поблизости?

– Легкие части Королевского германского легиона, сэр.

Хоган потянулся за шляпой:

– Пошлите за ними, – потом покосился на Шарпа: – Не ты, Ричард. Ты еще слаб.

Но Шарп, несмотря на уговоры Хогана, все-таки поехал. Рядом на коне Спирса скакал Харпер. Их сопровождал капитал Лоссов со своим отрядом: немецкий офицер с нескрываемым удовольствием обнял Шарпа. Впрочем, удовольствие быстро рассеялось: скакать пришлось долго. Хоган был в седле как дома, он скакал, непринужденно уперев ноги в стремена. Харпер вырос на вересковых пустошах Донегола, он еще ребенком ездил на пони без седла, поэтому не испытывал неудобства, восседая на коне. А вот для Шарпа езда на лошади была кошмаром: болела каждая мышца, ныла рана, трижды он чуть не свалился, засыпая на полном скаку. Рассвет застал их на высоком обрыве над рекой. Шарп сидел скрючившись и рассматривал серый ландшафт с серебристой лентой реки, тихим городком, замком на холме, монастырем и опустевшим мостом. Французов и след простыл.

А Леру? Шарп был уверен: французский полковник мог солгать лорду Спирсу. Возможно, Леру собирался остаться в Саламанке, пока британцы снова не покинут город, на этот раз в восточном направлении – но Шарп отбросил эту мысль: Леру захочет доставить свою драгоценную ношу в Париж, расшифровать и пустить своих головорезов по списку. Леру ускакал, сомнений нет, но куда? В Альба-де-Тормес? Или прямо на восток из Саламанки, в сторону Мадрида? Хоган был уверен, что Леру попытается двигаться под прикрытием французской армии, окружив себя мушкетами и саблями. Единственное, что смущало Хогана, – не слишком ли велика его фора. Они спустились с холма к реке, медленно текущей мимо издевательски пустого моста.

У Шарпа оставался последний шанс. Он гнался за ним всю ночь, но к рассвету надежда почти исчезла. Ему хотелось скрестить свой так и не попробовавший крови клинок с клигентальским, он хотел догнать Леру, поскольку тот взял над ним верх – а тот, кто считал это недостаточной причиной, просто не имел чувства собственного достоинства. Но как найти одинокого всадника на этой бесконечной равнине, затянутой утренним туманом? Шарп хотел отомстить за истерзанных священников, за смерти Уиндхэма и Макдональда, за пистолетный выстрел в галерее, за Спирса, который ему так нравился, которого Шарп убил и честь которого сейчас защищал.

Хоган повернулся в седле. Он выглядел усталым и раздраженным:

– Думаешь, мы его нагоняем?

– Не знаю, – на рассвете он не был уверен ни в чем.

Они вступили на мост, отряд Лоссова обнажил сабли на случай, если французы оставили в городе арьергард; подкованные копыта лошадей наполнили узкие улицы гулким перезвоном. С холма был виден горизонт, еще серый, но уже окрашенный в розовый восходящим солнцем, чей диск напоминал червонное золото. Стены замка алели. Начиналось утро.

– Сэр! Сэр! – ликующий Харпер указывал на восток.

Рассвет нового дня развеял все сомнения: на восток двигался одинокий всадник, в подзорную трубу Шарп ясно различил зеленые с черным рейтузы, сапоги, красный ментик и безошибочно узнаваемый черный меховой кольбак. Егерь наполеоновской Императорской гвардии рысью уходил на восток. Это может быть только Леру! Одинокая фигура стала темной, потеряла свои очертания на фоне наступающего рассвета, потом всадник исчез в овраге. Он не оборачивался.

Они последовали за ним, перейдя на быструю рысь и стараясь сберечь силы, хотя каждый горел желанием пустить коня в галоп и ударить в сабли[104]. Дважды еще, все ближе, показывался одинокий егерь. На второй раз Леру обернулся и увидел своих преследователей. Гонка началась. Трубач Лоссова дал сигнал, ударили шпоры, и Шарп потянул из неудобных ножен свой длинный палаш.

Немцы, все как один отличные наездники, легко обошли его. Шарп ругался, болтающиеся ножны больно били его по бедру. Он покачнулся, потеряв равновесие на галопе, и клинок все-таки выскочил, засияв на солнце. Снова показался Леру: француз был менее чем в полумиле, его конь совсем обессилел. Шарп забыл про боль в бедре, про разбитую задницу: он стиснул колени, пытаясь выжать из коня еще немного прыти.

Немцы все еще скакали впереди, как ветер пролетев через маленькую деревушку, где Леру зачем-то свернул налево. Они следовали за ним на север, лошади пронеслись через мелкий ручей, подняв тучу серебряных брызг, потом выметнулись на равнину. Впереди замаячили низкие холмы, и Шарп подумал, не надеется ли Леру в отчаянии спрятаться там.

Вдруг Лоссов коротко вскрикнул, поднял руку и приказал остановиться. Отряд свернул левее, лошади перешли на шаг, потом остановились, и Шарп наконец догнал их, но возмущенный возглас по поводу прекращения погони застрял у него в горле.

Леру был в безопасности. Он доберется до Парижа, записная книжка будет расшифрована. Француз снова возьмет верх. Еще две мили – и он не ушел бы, но этих двух миль у них нет.

Леру пустил коня рысью вдоль холма, поднимавшегося посреди широкой долины, а на склоне его расположился французский арьергард, тысяча кавалеристов. Лоссов разочарованно сплюнул:

– Ничего не поделаешь. Прости, друг мой, – у него был виноватый вид, как будто Шарп мог ожидать атаки полутора сотен немцев на тысячу французов.

Но Шарп следил за Леру.

– Что это он делает?

Француз не собирался присоединяться к своим. Он протрусил мимо строя, Шарп ясно видел, как Леру поднял свой клинок в ответ на салют командиров эскадронов, но он все еще продвигался на север, мимо кавалеристов. Шарп пришпорил коня, направившись ему вслед. Отряд Лоссова двинулся в обход французов, проскакав в полумиле от них. Леру тем временем продолжал движение, сейчас он исчез в небольшой лощине, он скрылся из виду, и Шарп пустил коня в легкий галоп.