Лина ТриЭС - Третья истина Страница 54

Лулу с сожалением покосилась на стопку отобранных, лежащих на подоконнике учебников. Легко сказать: «как можно полнее ответить на три вопроса!». Ну, про строительство Петрограда она написала столько, что еле уместилось на странице, а вспомнить, что там происходило в Валдайском уезде в XVIII веке и что такое Деревская пятина Новгородской республики трудновато… Рядом сосредоточено пишет Таня, но у каждого вертикального ряда свой вариант. На секунду у Лулу мелькает приятная мысль, что они пойдут после гимназии к Кате — ее отец все-таки один уехал на заработки в Миллерово.

Лаврова, не зная о контрольной, пересела назад, на предпоследнюю парту: замечаний она не получает, а подпиливать ногти маленькой пилочкой там гораздо удобнее. В результате перемещения она сейчас на одной параллели с Лулу, но в другой колонке. Видно, как Тата откровенно и даже нагло переписывает у Ани, оказавшейся за ней. Нагло потому, что совершенно не прячется ни от нее, ни от учительницы. Просто время от времени поворачивает к себе листочек Гусовой, и тогда та вынуждена приостанавливаться и ждать. Лулу противно видеть эту безответность. Но они с Татой, как бы, чувствуя силу друг друга, стараются не сталкиваться. Этот тон задала Тата, никогда не идущая прямо против Лулу, и Лулу приняла такие правила. Лаврова часто недоучивает, но она — отличница, хотя бы потому, что подобострастные подружки всегда готовы всячески помочь. Кроме того, оригинальная память позволяет Тате схватывать содержание главы за считанные мгновения, когда ее уже вызвали, и она медленно проходит к доске мимо ряда открытых книг. Нет нужды, что сразу по окончании ответа почти все из ее головы улетучивается. Поэтому сейчас Гусова — ее единственный шанс, хотя сведения Ани ничем не гарантированы.

А Тамара Георгиевна наклонилась над опытной Алей Муртаевой и выуживает из парты выдранные листки учебника.

Так, Муртаева отправлена за дверь, Валдайский уезд XVIII века и Деревская пятина Новгородской республики слегка прояснились в памяти. Гусова и Лаврова одновременно кладут ручки. Гусова иссякла.

У Таты больше нахальства — она сразу отдает свой листок. Учительница без слов принимает и проглядывает:

— Пять, возьмите вашу работу, садитесь и не шумите.

Еще несколько учениц сдают работы. Учительница заносит в журнал: четыре, четыре, три, три.

— Три, — говорит Тамара Георгиевна и когда дело доходит до Гусовой.

Та, едва получив листок в руки, начинает рыдать. Лулу и без того терпеть не может этот ее похоронный рев по недополученным баллам, но так она еще ни разу не ревела! Чуть на пол не садится. Учительница раздраженно отправляет за дверь и реву. Лулу ошеломлена, ведь работы у Гусовой с Татой одинаковые! Лаврова-то переписывала чисто механически. Значит, в ее листочке меньше или неправильнее, чем у Ани могло быть. А вот больше — никак!

Вдруг накатывает жалость к Ане. Мало того, что тройкой одарили, да еще, ни за что, за дверь выставили! Жалость смешивается со злостью против Лавровой, которая, видно, забыла, что в классе есть кто-то, способный противостоять ее наглости. Лулу бесшумно вскакивает. Тамара Георгиевна, не поднимая глаз, проверяет работы. Класс замирает: во всей фигуре Лулу, в ее резком взгляде вбок на Тату, — угроза, смешанная с уверенностью. Чего от нее ждать? Новой драки? Но Лулу так же бесшумно берет свою контрольную, разрывает ее пополам и резким жестом кидает на парту перед Лавровой. Потом направляется к столу учительницы, хватает на своем стремительном ходу листок Гусовой. Без слов протягивает его учительнице.

— Курнакова? Четыре. — Едва взглянув сначала на нее, потом в контрольную, выдает учительница.

— Вы поставили три разные отметки за одну и ту же работу, Тамара Георгиевна, — четкий и очень правильный русский Александрин прозвучал в абсолютной тишине класса. — Почему?

— А? Как? Что вы такое говорите, Курнакова?

Курнакова с подчеркнутым терпением разъяснила ситуацию:

— Я подала работу Гусовой Анны вторично.

Учительница пожала плечами и сказала, пока еще держа себя в руках:

— Я не заметила ошибки, вероятно! А почему вы подали чужую работу, где же ваша?

— А здесь… Дай! — Лулу протянула руку к Тате и та, неизвестно почему, после минутного колебания, отдала свою работу. — Тоже не заметили ошибки? И не заметили, что работы одинаковые?

— Как? Что? — в растерянности пробормотала учительница и, покраснев, вылетела из класса.

Поднялся шум, многие захотели высказаться по такому поводу.

Лулу сразу оказалась в кругу единомышленников: Таня, Гинзбурги, хмурая Женя Мордасова, другие девочки кричали наперебой:

— К-а-а-к ты сумела!

— Конечно, надо было сказать, раз несправедливо…

— Все было так просто — все сдают одинаковые работы, а Тамендра гениально решает: ты толстая — тебе два, а у тебя кудряшки — тебе четыре! Ну как же ты, Шуренький, ей все так испортить могла?

— Правильно, правильно сделала, только ругаться начнут…

— Подумаешь, какая красавица, все ей можно… эта Лаврова… А Шура ее в тысячу раз и красивее, и умнее…

Вернувшаяся из-за двери, Аля тоже пробурчала что-то одобрительное.

— При чем здесь «красавица»? — кинула Тата. Несмотря на ренегатство некоторых подруг, она великолепно держала себя в руках. — Еще бы она, эта швабра, три мне, МНЕ, поставила! Мой папа ее плешивого жениха в конторе своей из милости держит кредитным инспектором. Так что все верно… Три балла Гусовой, плюс два — папе за лысого дурачка. Итого — мне пять!

Несколько девочек с готовностью подхватили ее высокомерный смех. К «театру военных действий» подошла Юдина. Она в классе с неделю, и Лулу неплохо к ней отнеслась, памятуя, как подло встречать насмешками новенькую. Она — приятная внешне, темненькая, с тонкими косичками, уложенными на ушах в баранки, круглыми глазками, тоненькими ручками и ножками. Лулу уже много раз ловила на себе ее внимательно-кокетливый взгляд.

— Если тебе отличная оценка, то и ей, хотя бы четыре надо, вот что Курнакова хотела сказать, — чуть шепелявя, заметила она.

Опять поднялся невообразимый шум. И вдруг разом стих.

В дверях, вытянувшись, стояла классная дама. Очевидно, она уже не первую минуту слушала, о чем говорят в классе.

— Это верно, Курнакова, что вы нагрубили учительнице? Позволили себе возмутительную выходку…

— Я не грубила, я просто сказала, что это нечестно ставить разные отметки за…

— Судить учителей — не ваше дело, Курнакова. Учительница была права.

— Нет! Вы не знаете, я объясню сейчас, только не перебивайте меня!

— Курнакова, вы, кажется, и мне пытаетесь грубить?

— Да нет!

— А еще хуже того, вы собрали вокруг себя других учениц и провоцировали настоящий бунт! Вы останетесь в гимназии до прихода вашей родственницы. За ней послано. Это же просто анархия! Ваши родители будут извещены! Можно простить все, но не смутьянство.

Таня давно уже каким-то сверхчутьем поняла, что у Лулу дома неладно, она с тревогой спросила:

— Шура, а эта тетя Софья твоя… она тебя очень накажет?

Лулу только отмахнулась. Ну, что сейчас объяснишь?

Зареванная Гусова, давно тихо пробравшаяся к своей парте, пожалуй, одна не участвовала в шумном обсуждении, а без остановки плакала, закрыв лицо рукавом. Маня насмешливо скривила полные губы:

— Гусова, не умирай понапрасну, тут посильнее твоих трагедии есть!

Но Лулу жаждала и дальше утешать и защищать несчастную Аню.

— Ты не понимаешь, как это обидно, когда несправедливо! Лучше ничего не говори!

Соня обижено пробормотала:

— Мы, может быть, лучше нее понимаем, что же весь свет знать должен?

— Успокойся, Аня, — добрым голосом сказала взявшая страдалицу под опеку Лулу, — не думай о несправедливости. Дело сделано, уже всем ясно, что произошло.

— В трети… в трети… пятерки не будет! Ни за что… Она же не исправила…

— Эх, о чем думает! Хотя бы на минуту от отметок своих оторвалась! Как будто не замечает, что в классе творится! Человек из-за тебя, фактически, страдает, из-за воя твоего дурацкого! — накинулась на Аню Женя.

— Кто-то из-за вредности своей страдает! Аньке тройка, так кому-то нужно, чтобы и Таточке снизили. — Это уже, взяв за руку Агаджанову, расхрабрилась Лиза Нечаева. Сама Агаджанова тоже не заставила себя ждать:

— Мученица Курнакова страдает за неправедно оскорбленную… До чего красиво, насолить хотела Таточке, завидует…

— А ты вообще замолчи сейчас же! — оторвалась Лулу от уговоров не расстраиваться и не бояться сурового деда, адресованных Ане.

— А чего я буду молчать? Испугала тоже! — отступила Роза к своей парте. — Ябеда!

— Попробуй, скажи опять то же самое! — стремительно направилась к ней Лулу.