Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли Страница 54

– Она пробудет в посольстве год, а то и больше. Ладно, придется потерпеть. Если 880 и М выжили, они вынырнут на поверхность, во всех смыслах этого слова. Вынырнут, появится в поле нашего зрения…  – пока, судя во всему, герцог Экзетер не навещал посольство своей страны:

– Невеста не играет, не притворяется…  – решил Саша, – она откровенна, когда говорит, что со вчерашнего дня никаких визитеров на Софийской набережной не было…  – он пока не интересовался более не существующим тайником в Нескучном Саду.

Сначала, по распоряжению начальства, ему надо было выяснить обстоятельства, при которых полковник ГРУ Пеньковский продался западу:

– Невеста не врет насчет своего дядюшки…  – хмыкнул Саша, – я по глазам ее вижу. Товарищ Котов ее расслабил байками насчет Ворона, приучил к нам. Она словно собака, предана хозяину, то есть мне…  – наставник сделал вид, что пострадал от послевоенных репрессий:

– Меня арестовали в сорок восьмом году, как участника так называемого сионистского заговора в МГБ…  – вздохнул товарищ Котов, – я пять лет провел в местах, не столь отдаленных…  – Саша восхищался правдоподобностью рассказов ментора:

– Если бы я не знал, что он в это время выполнял задания партии и правительства, я бы тоже ему поверил. Он кого угодно к себе расположит, мне тоже надо стать таким…  – Саша знал за собой некую нетерпеливость:

– Мне скучно тратить время на предателей, – понял он, – когда я с Невестой, я украдкой посматриваю на часы. Но дело есть дело, я должен играть в любовь…

После пары часов, проведенных сегодня на дне Москвы-реки, перед ожидающейся ночью с пани Данутой, Саша с гораздо большим удовольствием поспал бы. Он спустился с водолазами в реку рядом с Большим Каменным мостом. Пока поиски шли в пределах километра от посольства:

– Мы нашли пару пистолетов и все, – недовольно подумал он, – никаких тел, никаких следов 880…  – разговор с приемным сыном убитого гражданина Лопатина тоже ничего не дал:

– Парень настаивает, что его отец уехал на рыбалку…  – Саша прочел рапорт коллеги Генриха Рабе, – немец молодец, просидел на Арбате два часа. Он дотошный, в нашем деле это хорошо…  – несмотря на старания коллеги, допрос младшего Лопатина оказался бесплодным:

– Арестовывать его не за что, – хмыкнул Скорпион, – прокуратура не даст санкции и будет права. Времена беззаконий прошли, у нас конституционное государство…  – Саша считал, что съезд и лично товарищ Хрущев поступают верно:

– Хватит цепляться за прошлое, то есть за Сталина. Он был великий человек, но и великие люди ошибаются. Товарищ Ленин, кстати, открыто признавал свои ошибки, как и дедушка…  – Саша читал стенограмму заседания ЦК большевистской партии, из специального фонда хранения, как говорили в архивах:

– Дедушка настаивал на расстреле всех зачинщиков и участников эсеровского мятежа, включая Спиридонову. Он заметил, что убийцы Мирбаха имели при себе мандат с подписью Дзержинского. По его мнению, Дзержинский тоже подлежал аресту…  – Ленин резко оборвал соратника:

– Александр Данилович считает, что у нас диктатура пулемета, – усмехнулся Саша, – но мы должны подчиняться диктатуре пролетарского закона, товарищи. У нас не единоличное правление. Решения мы принимаем коллегиально, а не следуя прихотям некоторых самопровозглашенных наполеончиков…  – Дзержинского временно отстранили от работы, но быстро вернули в ВЧК:

– Спиридонова получила всего год тюрьмы, откуда она скоро и бежала. Остальные тоже отделались легким наказанием, – подумал Саша, – расстреляли всего несколько человек. Правда, маховик ежовских репрессий обрушился и на них…  – под наполеончиком Владимир Ильич имел в виду Горского:

– Такой и должна быть комсомольская и партийная жизнь, – сказал себе Саша, – честной. Личная жизнь тоже, я бы никогда не солгал любимой женщине…  – вдохнув запах кофе, он добродушно сказал:

– Ты меня балуешь, милая…  – она пристроила поднос на тахту:

– Еще бутерброды. Ты, наверное, проголодался…  – Невеста носила его рубашку. Растрепанные, каштановые волосы падали на высокую грудь:

– Мне скоро надо ехать, – грустно сказала девушка, – хорошо, что здесь всегда можно поймать такси…  – комитетская машина дежурила неподалеку от заколоченной церкви:

– Придется одеваться, тащиться в непогоду на улицу, – за окном кружились хлопья мокрого снега, – ладно, все равно мне к шести вечера на работу…  – Саша привлек девушку к себе:

– Пусть кофе остывает… – шепнул он, – мне нужна твоя помощь, Густи…  – она хихикнула:

– Я чувствую. Сейчас, милый, сейчас…  – Невеста быстро скользнула под плед:

– Не только в этом, – ласково сказал он, – ты слышала от Мэдисона такое имя, полковник Пеньковский? Он работник ГРУ…  – не оставляя своего занятия, девушка закивала. Саша почти нежно погладил ее по голове:

– Очень хорошо. Ты мне все потом расскажешь, милая…  – закрыв глаза, он позволил себе облегченно выдохнуть.

Подслеповатое окошечко пыльного закутка выходило на Красную площадь. Павел притулился на расшатанной табуретке. Свет в каморку не провели, однако площадь заливали яркие лучи только что заработавших прожекторов. Павел залпом прикончил тепловатую водку в стакане:

– Оцепление пригнали, – юноша отломил корочку от остатков половинки бородинского, – парад, что ли, репетируют…

Кроме хлеба, товарищ Бергер купил в дежурном гастрономе рядом с институтом Склифосовского две бутылки водки и рыбные консервы. Нечего было даже думать о том, чтобы пить на Патриарших. Аня вернулась домой из госпиталя. По словам сестры, Надю перевели в обыкновенную палату. Девушка попыталась подняться на ноги:

– Она еще слаба…  – Аня потянула из кармана записку, – но чувствует себя гораздо лучше…  – сестра нарисовала веселую рожицу, снабдив ее знакомыми Павлу словами на французском языке:

– Один за всех и все за одного…  – Павел чиркнул спичкой, – Витьке я то же самое сказал…

Они приехали в институт Склифосовского для формального опознания тела Алексея Ивановича. В регистратуре паспорт Бергера тоже не вызвал никаких вопросов:

– Витьке я объяснил, зачем пользуюсь чужими документами, – Павел покосился на спящего на топчане приятеля, – он понял, что Комитет пасет меня и сестер…  – то же самое услышали и визитеры в квартиру Лопатиных. Повертев паспорт Бергера, старший из них уважительно заметил:

– Работа отличная. Покажи-ка, на что ты способен…  – Аркадий Петрович, как он представился, расписался на чистой странице альбома. Павел мгновенно повторил подпись. Старик усмехнулся:

– Гудини. Покойный Алексей Иванович тогда еще не родился, а я…  – он смерил Павла пристальным взглядом, – чуть постарше тебя был. В восьмом году Гудини гастролировал по России, показывал трюк с освобождением из камеры в Бутырке. Я тогда своего первого срока ждал, за воровство…  – Павел понял, что Аркадию Петровичу почти семьдесят лет:

– Пришлось выйти из отставки, – коротко заметил старик, – надо принимать дела Алексея Ивановича…  – он нацарапал на бумажке телефон:

– Безопасный номер, – добавил Аркадий Петрович, – позвони, если понадобится помощь. И вообще, – он повел рукой, – ты нам еще пригодишься, Гудини…  – Павел оставил ему номер телефона в мастерской Неизвестного:

– Данута туда не звонила, – вздохнул он, – я набрал мэтра, проверил. Прошло два дня с нашей встречи на поплавке. Она обязательно меня найдет…  – Павел надеялся, что все именно так и случится. Пить на Арбате тоже было невозможно:

– Витька не хотел туда возвращаться, ему все в квартире напоминает об отце…  – Павел вовремя вспомнил о знакомце по вечеринкам в Лианозово. Художник-абстракционист работал вахтером в Историческом музее:

– Он нас впустил вечером и выпустит утром…  – Павел сунул окурок в пустую консервную банку, – завтра первое ноября, в музее санитарный день. Все безопасно, нас никто не заметит…  – вторая бутылка водки стояла нетронутой. Приятель опьянел после двух стаканов:

– Пусть спит…  – у Павла только слегка кружилась голова, – он устал, он плакал…  – Витя признался, что пьет водку в первый раз. Павел успел познакомиться с крепкой выпивкой в Лианозово: