Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга 1 Страница 55

— Поздравлять пришли, наверное?

— Да, пришел.

Ему вдруг захотелось подойти к девушке и поцеловать ее, но он удержался от этого рискованного поступка и, остановившись у комингса, сразу как-то растерялся. Сбоку он видел в зеркале лицо Вареньки, — она улыбалась ему, немое торжество светилось в ее больших глазах, точно ей доставляло удовольствие наблюдать за его растерянностью.

Тогда лейтенант быстро выпрямился, почувствовав в этой улыбке что-то унизительное для себя, и заговорил совсем о другом:

— Да, между прочим, с моря вернулся миноносец «Летучий»…

— Опять миноносцы! — погрозила она ему пальцем

— Нет, вы послушайте, это очень интересно.

— Ради такого дня, как сегодня, прощаю. Говорите.

— «Летучий» таранил немецкую подлодку и вернулся в базу с вмятиной на форштевне. Вы представляете себе…

В дверь неожиданно постучали.

— Входите! — крикнул Пеклеванный, досадуя, что ему помешали продолжить разговор.

Вошел Мордвинов, неся на вытянутых руках поднос с тарелками.

— Проба праздничного ужина, — заявил он, пристально посмотрев на Артема и Вареньку.

— Хорошо, иди, — сказал лейтенант.

Матрос, угрюмо ответив «есть», вышел. Варенька кивнула вслед:

— Не знаю, какой он дальномерщик, но санитар он прекрасный. Что мне особенно нравится в нем, так это исполнительность и скромность.

— Однако, — заметил Артем, — орден он получил за подвиги не в лазарете, а на мостике. Впрочем, когда я встретил его впервые, то никогда бы не подумал, что Мордвинов может быть настоящим лихим матросом. Я помню, даже профитилил его за нерасторопность.

— Он действительно неуклюжий, — согласилась Варенька. — Но все старается, трудится. И все у него выходит так трогательно!.. Матросы над ним даже смеются. Говорят, что он влюблен и ухаживает за мной.

— Подчиненный должен держаться в рамках официальных отношений. Так учит устав.

— Что я слышу! — пошутила девушка. — Вы, кажется, — недовольны тем, что в меня, может быть, действительно влюблены?

— Нет, — сердито отозвался Артем, — просто я вижу в этом признак недисциплинированности. А каждый недисциплинированный матрос — это брак в работе офицера. Так как прямым начальником Мордвинова являетесь вы, Варенька… простите, что я вас так называю…

— Ничего, называйте.

— …то это брак в вашей работе.

— Благодарю вас, — притворно кротко вздохнула Варенька, — я постараюсь исправиться.

Артему вдруг стало смешно. «А все-таки, — подумал он, — девушка, конечно, чудесная и… и, может быть, напрасно я…»

— Как же вы собираетесь исправиться? — быстро спросил он.

— Очень просто, — ответила Варенька. — Теперь я сама влюблюсь в Мордвинова и тогда, при условии, что моим прямым начальником являетесь вы, это будет брак уже в вашей работе, Артем… простите, что я вас так называю…

— Да называйте, пожалуйста…

— Так вот. И хочу заверить вас сразу, что этот брак вы не сможете устранить никакими способами, ибо если уж я кого полюблю, то это — навсегда.

— Вот как? — удивился он и почему-то вспомнил лицо Мордвинова: широкое, с толстыми губами, с узкими, будто постоянно заспанными глазами.

«Нет, она шутит», — подумал Артем и повторил:

— Вот как?

— Да, вот только так. А сейчас давайте исполним одно из требований устава корабельной службы: снимем пробу с ужина.

— Я, — сказал Артем, — готов помочь в этом деле.

Варя рассмеялась:

— Только вот беда: предмет моих будущих восторгов принес нам одну ложку…

— Ужин хорош, — сказал Прохор Николаевич. — Только передай коку, чтобы он не боялся класть в суп перец, а то его совсем не чувствуется… Тарелки можешь унести. Давай журнал!

Мордвинов протянул командиру судовой «Журнал пробы», заранее раскрытый на нужной странице.

— Сегодня суббота, — сказал Рябинин. — Та-а-ак… А где же подписи врача и моего помощника?

— Они… еще пробуют.

— Хм… Ну, ладно, я расписываюсь. Возвращая журнал, он мельком, но проницательно взглянул в лицо матроса своими светлыми острыми глазами.

— Ты молодец! — неожиданно сказал он, и Яков понял, что командир, обычно скупой на похвалу, поздравляет его с наградой. — Хорошо вел себя в драке с миноносцами!.. Дальномер все время давал точную дистанцию, и наши снаряды ложились как раз на линии немецкого строя… Молодцом!

— Разрешите идти? — спросил Мордвинов, снимая со стола поднос с посудой и захватив под локоть журнал.

— Обожди, — Рябинин, набивая трубку махоркой, что-то обдумывал. — Ты что? — вдруг спросил он. — Болен, не высыпаешься?.. Или раньше салогреем сидел, потому и был здоровым?.. Смотри, как сдал за последнее время! Что же это ты, а?..

— Спасибо, товарищ старший лейтенант. Но я не болен и сплю как положено, а просто… так что-то.

Прохор Николаевич сердито засопел трубкой.

— Я, конечно, не знаю, что и как там у тебя, — сказал он, растягивая слова, и было видно, что ему не очень-то хочется вести этот разговор. — Только советовал бы я тебе, парень, влюбляться на берегу, а не на «Аскольде».

Мордвинов зло блеснул глазами.

— Разрешите идти, товарищ командир? — повторил он.

Рябинин еще раз внимательно взглянул ему в лицо:

— Иди.

И матрос порывисто шагнул в дверь. Сняв трубку телефона, командир «Аскольда» соединил свою каюту с судовым лазаретом.

— Пеклеванного! — сказал он Вареньке, даже не спрашивая, там помощник или нет, и, когда Артем взял трубку, Прохор Николаевич строго произнес: — Ты, лейтенант, что-то очень часто проверяешь — нет ли пыли в лазарете. Лучше бы поднялся на мостик — скоро подойдет катер контр-адмирала…

Сайманов прибыл на «Аскольд» в половине седьмого. Вместе с ним на палубу патрульного судна поднялись несколько штабных офицеров. Приняв рапорты, контр-адмирал сразу спустился в нижнюю палубу, где был выстроен одетый «по первому сроку» экипаж «Аскольда». Поздоровавшись с матросами и поблагодарив их за службу, Сайманов велел помощнику командира корабля дать команду «смирно».

Пеклеванный громко скомандовал:

— Смирррна-а!..

Контр-адмирал развернул перед собой кожаную папку.

— Слушай приказ, — нараспев, сурово сдвинув брови, сказал он. — «Приказ о награждении личного состава патрульного судна „Аскольд“ орденами и медалями Союза ССР…»

В наступившей тишине слышны были вздохи котлов, за переборкой, где-то глубоко в трюме ухала питьевая донка, да шумело за бортом море.

— «От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР, — начал читать Сайманов, — за образцовое выполнение боевого задания командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные доблесть и мужество в бою с численно превосходящим противником, встреченным в открытом море при сопровождении союзных транспортов, награждаю орденами и медалями…»

После вручения боевых наград контр-адмирал сказал:

— Товарищи матросы, старшины и офицеры! Партия, народ и правительство высоко оценили ваши первые боевые действия. Эти награды, врученные вам сегодня, можете носить с честью!.. Я надеюсь, — продолжал он, немного помолчав, — что патрульное судно «Аскольд» и впредь будет нести свой вымпел незапятнанным, и, если это потребуется, аскольдовцы будут драться до последнего матроса, а последний матрос будет драться до последней капли крови!..

И аскольдовцы дружно грянули в ответ:

— Уррра-а-а!!!

Сайманов, вскинув руку к фуражке, поднялся по трапу на верхнюю палубу. Рябинин пригласил его остаться на праздничный ужин, но контр-адмирал, поглядев на часы, отказался:

— Мне, старший лейтенант, надо еще встретить МО-216.

Беридзе снова побывал в норвежских фиордах…

Когда катер контр-адмирала отошел от борта, Рябинин поднялся в рубку, где его ждала пачка свежих семафоро— и радиограмм. Не желая задерживать команду, он передал по переговорной трубе, чтобы вечер начинали без него. Трубу оставил открытой, и до слуха иногда доносились голоса матросов, звон расставляемой посуды и музыка радиолы.

Он соединил свою каюту с берегом — позвонил жене.

— Ирина, — сказал он, — сегодня я приду ночевать домой. Можешь меня поздравить: мои ребята получили сегодня награды и обалдели от счастья. Мне кажется, кое-кому дали лишнего, а кое-кого, может, и обидели. Но за боевые действия ведь не будешь ставить отметки по пятибалльной системе! Это вопрос сложный…

Она спросила — как он?

— Я? — ответил Рябинин. — Я получил «звездочку». Да, конечно, хорошо. Но мне — только ты не смейся — завидно матросам, которые получили медали Ушакова и Нахимова. Для моряка это как-то торжественнее. Знаешь — цепи, волны, якоря, адмиралы… Ну, ладно. Я приду позже. Пока. Целую…

Он отключил телефон. Встал, одернув на себе китель. Через трубу было слышно, как Самаров провозгласил первый тост за победу, а когда Прохор Николаевич спустился с мостика в кают-компанию, лейтенант Пеклеванный, раскрасневшийся от первой рюмки, уже предлагал второй тост «за то, чтобы эти ордена, полученные сегодня, были не последними».