Георгий Марков - Соль земли Страница 55

Наконец Алексей взялся за ветки. Ульяна отбросила жердь и схватила его за руку. Он громко застонал, скрипнув зубами, но Ульяна не выпустила его руки и помогла вылезти на кромку ямы.

Увидев его, она чуть не закричала от испуга. Щека Алексея была расцарапана, и глубокие ссадины кровоточили. Рубашка на плече и на боку пропиталась кровью. Весь он с головы до ног был выпачкан в студенистой зеленовато-серой жиже, стволы ружья, висевшего за спиной, были забиты грязью.

Поддерживая Алексея под руку, Ульяна вывела его из чащи. Он шёл пошатываясь, и она чувствовала, что он сдерживает стоны.

– Садитесь тут, Алексей Корнеич, – сказала она, бережно сняла с него ружьё, помогла опуститься на толстую валежину.

Он сел, привалился к осине и закрыл глаза.

– Снимите рубаху, Алексей Корнеич, а то прилипнет к ранам. Я побегу смолы наберу. – Ульяна взяла топор и побежала к семейке молодых кедров, расселившихся неподалёку на склоне.

Когда она вернулась, неся на топоре прозрачные, как хрусталь, капли кедровой смолы, Алексей сидел в той же позе, как бы впав в забытье.

– Снимите рубашку, – повелительно сказала она и, не дождавшись, когда он начнёт делать это, сама расстегнула ремень и катушкой свернула его.

Всего лишь час тому назад она побоялась бы даже подумать, что может сама взять его за руки и увидеть его тело обнажённым. Она краснела от застенчивости, когда он задерживал на ней свой взгляд. Она чувствовала себя с ним неловкой, нескладной и стеснённой как в словах, так и в поступках. Теперь же она не испытывала никакого смущения. Тревога за Алексея, желание помочь ему, сознание того, что она ответственна за его жизнь в тайге, переродили её.

Уля стащила с него испачканную мокрую рубашку и, отмахивая от его голой спины своей косынкой сердито жужжавших паутов и слепней, смазала ссадины кедровой смолой. Про себя она дивилась, что он беспрекословно делал всё, что она говорила, молча поднимая руки и поворачивая к ней то плечо, то бок. Он был беспомощен, как ребёнок, и эта беспомощность вызывала в ней такую нежность к нему, что она с трудом сдерживала себя, чтобы не прижать его голову к своей груди.

– Я пойду, Алексей Корнеич, обед принесу и рубашку вашу замою, а вы снимите сапоги, осмотрите, нет ли ссадин на ногах, – распорядилась Ульяна.

– Уля, молодец ты! Сидеть бы мне в яме, – произнёс Алексей, всё время молчавший, по-видимому, не столько уже от боли, сколько от психической встряски, вызванной падением в яму. Он хотел улыбнуться Ульяне и, чтобы взглянуть на неё, резко повернулся, но тут же сморщился от боли.

– Сидите смирно да паутам не давайтесь. Я скоро, – сказала она и с удивительной быстротой исчезла.

«Какая стремительная, как ласточка!» – подумал Алексей, поглядев ей вслед.

Когда она вернулась с котелком в руках и выстиранной рубашкой, Алексей ковырял палкой заросшую серым лишайником и коричневым мхом кромку ямы.

– Ой, смотрите, Алексей Корнеич, ещё раз упадёте! – обеспокоенно закричала она и подумала: «И что его туда тянет?»

– Уля, ты знала об этой яме? – спросил он, не оборачиваясь и увлечённо присматриваясь к разрытой земле.

– Нет, Алексей Корнеич!

– А Михаил Семёнович знал?

– Если бы он знал о яме, обязательно предупредил бы меня. Весь этот склон за мной был. Мои тут ловушки стояли. А что, Алексей Корнеич?

– Яма необычайного происхождения, Уля. Промоины тут не могло быть, обвала тем более. А как, по-твоему, Уля, на медведя могли вырыть такую яму?

– Нет, Алексей Корнеич. Медвежьи ямы меньше. Вот смотрите, какой широкий зев у ямы, тут пятистенный дом может уместиться.

– Возможно, ты права, Уля.

– Давайте обедать, Алексей Корнеич. Рубашку вашу я на кустах развешу, она через несколько минут будет сухой. Палит-то как!

Они сели обедать. Находка улеглась у ног Ульяны, высунула мокрый красный язык. Алексея, сидевшего без рубашки, донимали пауты. Он подёргивался всем туловищем, корчился от боли, но ел с аппетитом, похваливая Ульяну за вкусный обед.

Ульяна ела молча, не поднимая головы. Теперь, когда он не нуждался в помощи, ей стыдно было смотреть на его обнажённую грудь, на его голые плечи, исцарапанные камнями. Алексей, чувствуя смущение девушки, поспешил надеть рубашку, хотя местами она ещё не просохла.

После обеда Алексей достал из походного мешка лопату и насадил её на черенок, для которого вполне пригодилась вершинка берёзы, срубленной Ульяной. Попеременно с Ульяной они принялись разрывать кромку ямы. Боль от царапин и ранок сдерживала движения Алексея, но он и думать не хотел о прекращении работы. Ульяна топором вырубала кустарник, вытаскивала полуистлевшие корни когда-то стоявших здесь больших деревьев.

Когда кромка ямы была расчищена, кустарник, заслонивший солнце, вырублен, Алексей решил спуститься в яму с лопатой. Прежде чем это проделать, пришлось соорудить лестницу. Ульяна срубила высокую ель. Сучья она обрубила так, чтобы можно было на них вставать ногами.

Ель была сырой, тяжёлой, и они долго провозились, подтягивая её, а затем устанавливая в яму. Липкая и клейкая смола, выступившая на сучках, выпачкала их одежду, руки, но, по убеждению таёжников, древесная смола никогда не считалась грязью, и на это ни Алексей, ни Ульяна не обращали внимания.

Осторожно, боясь сорваться и упасть, Алексей стал спускаться в яму. Ульяна держала еловую «лестницу», вкладывая в это все свои силы и прилежание. Ей казалось, что он вот-вот соскользнёт и снова рухнет в яму.

– Вы потише. Не торопитесь, пожалуйста! – твердила она.

Алексей, не слушая её, весело говорил:

– Представь, Уля, если б я был один! Солоно мне пришлось бы!.. Иду себе спокойно, вдруг одной ногой ступаю в бездну, другая скользит, и я – ух! Свалился и не понимаю куда. Всё скрыто тенью и кустарником.

– А вы осторожнее ходите.

– Ладно, Уля, учту на будущее.

В яме Алексей принялся работать с азартом. Он расчищал стенки ямы от травы и зеленовато-серой слизи, выкапывал в них глубокие отверстия, потом взялся раскапывать дно. Лопата то и дело натыкалась на камни, звякала, ожесточённо скрежетала в неподатливой, жёсткой земле.

Ульяне уже надоело сидеть без дела, она несколько раз хотела спуститься в яму и подменить Алексея, но он сказал:

– Ты займись, Уля, делом наверху. Выруби кустарник по левой кромке ямы, я там тоже копать буду.

Взяв топор, Ульяна усердно стала рубить кустарник. Они работали молча и с увлечением. Алексей позабыл даже о курении.

Расчистив кромку ямы от кустарника, Ульяна принялась за раскорчёвку корней. Вдруг она услышала громкий, нетерпеливый голос Алексея:

– Уля, держи скорее!

Ульяна оставила топор и бросилась к яме. Алексей уже подымался по сучьям и вдруг заметил, что сползает по обвалившейся кромке. Ульяна быстро схватила ёлку за вершину и выправила её.

Когда Алексей, потный и грязный, вышел из ямы, держа кепку с каким-то грузом, Ульяна по его виду поняла, что он, должно быть, наткнулся на ценную находку.

– Смотри, Уля! – радостно сказал он и раскрыл кепку. Она приготовилась увидеть что-то необычное, яркое и даже прищурила глаза, но, заглянув в кепку, увидела три камня, по цвету самых обычных.

– Это, Уля, шлак, – Алексей показал на серо-коричневый камень, похожий на спёкшуюся золу, – это самое обыкновенное железо. Смотри, оно подвергалось ковке. Видишь, какие плитки… – Он вертел в руках продолговатые расплющенные чёрно-серые камни.

– А яма откуда взялась, Алексей Корнеич?

– Сам гадаю, Уля. Возможно шурф пробили в прошлом столетии улуюльские староверы, а может быть, и ещё раньше – тунгусы.

Алексей перебирал слитки железа и шлака, осматривал их через лупу.

– Ты счастливая, Уля, – сиял он улыбкой, размышляя о чём-то своём. – Смотри, с тобой я в первый же день на какое место наткнулся!

– При чём же тут я? Ваши бока страдали! – засмеялась Ульяна.

– Бока выдержат! – воскликнул он и опустился на корточки. Вытащив тетрадь и карандаш из своей полевой сумки военного образца, он начал зарисовывать расположение ямы.

– Это для чего, Алексей Корнеич? – спросила Ульяна, наблюдая за его работой.

– Рисунки и описание Соне пошлю, – сказал он тихо, увлечённый своим делом.

– Кому пошлёте? – переспросила она.

– Соне Великановой, – ответил он так же тихо.

Словно что-то оборвалось в сердце Ульяны, хотя она ни о чём ещё не успела подумать. Она отступила от него на шаг, про себя повторяя: «Соне Великановой». Он обернулся и, взглянув на неё, заметил в её всегда настороженных голубых глазах печаль.

– В этом деле, Уля, нужен совет специалиста, а может быть, даже и его участие. А Великанова историк, работала много на раскопках.

Ульяна промолчала, стараясь сообразить, почему само звучание слов «Соне Великановой» вызвало в ней невыразимую тоску.

Они пробыли возле ямы до потёмок. Ульяна сидела в обнимку с Находкой и негромко пела самые печальные песни, какие только приходили ей на ум. Алексей увлечённо работал, и ей казалось, что в эти часы, кроме ямы и камней, его ничто на белом свете не интересовало.