Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2) Страница 55

— Какое может быть сравнение! — замечает мистер Пенденнис. — Право, душенька, такого очаровательного юношу, как наш Клайв, не часто встретишь. Смотреть на него, и то удовольствие. Какие у него ясные синие глаза, по крайней мере, были такими, пока их не затуманила грусть. Какой мелодичный смех! Какая стройная, легкая фигура! Сколько в этом юноше благородства, отваги, чести! Я не скажу, что он особенно талантлив, однако у него на редкость стойкий и мужественный характер, открытая, веселая и добрая душа. Да можно ли его сравнивать с Хоби! Клайв, он — орел, а тот — совенок, гроза мышей.

— Люблю, когда ты так говоришь, — нежно отзывается Лора. — Тебя считают страшным насмешником, Артур, но я лучше знаю своего мужа. Мы лучше знаем папу, правда ведь, солнышко? (Тут моя жена кинулась целовать маленького Пенденниса, прыгающего на руках у подошедшей нянюшки.) И однако, продолжает она, опять уютно усаживаясь подле мужа. — Однако, Артур, допустим, что твой обожаемый Клайв — орел, не считаешь ли ты, что в подруги ему следовало бы взять орлицу? Если он женится на малютке Рози, то, наверное, будет очень добр к ней, только, боюсь, не видать им вместе счастья. Ведь ее, мой друг, не интересует его работа; она даже не понимает того, о чем он говорит. Оба капитана, Рози, я и полковая дама, как вы ее зовете, болтаем друг с другом, смеемся, по-своему шутим, но стоит появиться вам с Клайвом, и мы стихаем, как мыши.

— Значит, я тоже орел? Но, право же, у меня нет никаких орлиных претензий, миссис Пенденнис!

— Да. И мы тебя совсем не боимся. Ведь мы не боимся папы, мой маленький? — Вопрос этот относится к третьему члену семьи, с которым нянюшка как раз успела дважды пройтись взад и вперед по палубе, пока Лора держала свою речь об орлах. Вскоре мать, дитя и няня спускаются в каюты; тут как раз возвещают час обеда, и капитан Джексон присылает нам шампанского со своего конца стола; спустя немного мы выходим в море, и беседовать становится уже невозможно; а утром мы просыпаемся под мутным лондонским небом среди бесчисленных мачт, вздымающихся над Темзой.

Глава LVII

Розбери и Ньюком

Друзья, ждавшие нас в Англии, были не кто иные, как Флорак и его супруга, принцесса де Монконтур, которые надумали провести Рождество в поместье ее высочества. Впервые со времени своего примирения эти титулованные супруги принимали гостей в упомянутом поместье. Оно было расположено, как то известно читателю, в пяти милях от города Ньюкома, вдали от его дыма и гари, в приятной лесистой местности, где разбросаны тихие деревеньки и тянутся в небо серые церковные шпили и старинные коньки фермерских домов, все еще хранящие мирный облик тех дней, когда Ньюком был старомодным провинциальным городом, берега реки еще не застроили фабриками, а ее воды не замутили зола и краска. Еще двадцать лет назад дом сэра Брайена был единственным большим зданием в округе, а теперь десятки прелестных вилл появились между городом и Ньюком-парком. Новый Ньюком, как все знают, раскинулся у самых ворот парка, и гостиница "Новый Город" (что у железнодорожной станции) — величавое строение в стиле Тюдоров — кажется с виду более древней, нежели дубы в парках; со всех сторон гостиницы маленькие, старинного типа виллы с островерхими крышами, множеством причудливо изогнутых труб и зеркальными окнами, глядящими на подстриженные лужайки; возле каждого домика — яркая изгородь из вечнозеленого кустарника, аккуратные, усыпанные гравием дорожки и каретник в духе елизаветинских времен. Под сводами большого железнодорожного моста вьется тихая стародавняя дорога на Лондон, некогда запруженная нарядными каретами и укатанная бесчисленными колесами; но уже в нескольких милях от вокзала эта дорога, по ней никто не ездит, — заросла травой; а Розбери, усадьба принцессы де Монконтур, стоит на краю деревеньки, теперь еще более пустынной, чем сто лет назад.

Когда мадам де Флорак купила этот дом, он вряд ли мог претендовать на звание усадьбы; сама же новая хозяйка — сестра фабрикантов из Ньюкома и Манчестера, — разумеется, и не думала тогда водить знакомство с окрестными дворянами. Маленькая заурядная особа, жена какого-то француза, не жившего с ней, она при желании имела возможность творить богоугодные дела в своей деревеньке, разводить цветы и получать призы на фруктовых и цветочных выставках Ньюкома, однако была слишком ничтожной фигурой, чтобы притязать на какое-то положение в столь аристократической местности, как Н… графство. В Ньюкоме у нее были друзья и родные, по большей части квакеры и лавочники. Она даже посещала сектантскую молельню в Розбери-Грин; а преподобный доктор Поттер, глава прихода, знал ее только по благотворительной деятельности и рождественским доброхотным даяниям. Наше сельское духовенство, как известно, всегда водит дружбу с местной знатью. Глава розберийской паствы сочувствовал и покровительствовал доброй мадам де Флорак, однако супруга его и дочки, которых принимали в лучших домах графства, откровенно третировали соседку. Даже когда умер ее богатый брат и она получила свою долю наследства, миссис Поттер по-прежнему очень одобряла то, что бедная мадам де Флорак не рвется в общество (сама миссис Поттер была дочерью разорившегося шляпного фабриканта из Лондона и в свое время жила гувернанткой в одном благородном семействе, откуда вышла за мистера Поттера, в те дни частного репетитора). Так что правильно поступает мадам де Флорак, повторяла пасторша, что держится своей среды — местная знать никогда ее не примет! Том Поттер, пасторский сын, с которым мне посчастливилось вместе учиться в колледже Святого Бонифация в Оксбридже — шумливый, развязный и, прямо сказать, весьма вульгарный молодой человек — спрашивал меня, уж не является ли Флорак бильярдным маркером, и был столь предусмотрителен, что посоветовал сестрам не заводить речь о бильярде в присутствии владелицы Розбери. Том прямо остолбенел, услышав, что мосье Поль де Флорак — дворянин из рода куда более древнего, чем большинство английских семей, за исключением двух или трех (к каковым, разумеется, принадлежит и ваша, мой любезный и уважаемый читатель, если вам очень дорога ваша родословная). По чести говоря, союз с Хиггами из Манчестера был, с точки зрения геральдики, первым мезальянсом в семействе Флораков за многие десятилетия. Я отнюдь не хочу этим сказать, будто какой-нибудь иноземный дворянин может равняться с нашим, британским, а тем паче, будто наш английский сноб, который только вчера купил себе герб, а то, глядишь, прямо заимствовал его из геральдического справочника или заказал его себе за деньги у какого-нибудь умельца, не имеет права смотреть свысока на всех этих заезжих графов.

И тут однажды из Ньюкома в Розбери-Грин торжественно прибыла коляска четверней с лакеями в строгих, хорошо всем знакомых ливреях Ньюком-парка и подкатила к воротам пасторского дома, где в это время миссис Поттер и ее дочки торговались по обыкновению с Рокинсом, продавцом рыбы, развозившим свой товар на осле. Дамы были в заношенных платьях и несвежих истрепанных чепчиках. Ни минуты не сомневаясь при появлении коляски, что владельцы Парка пожаловали именно к ним, они бросились в дом одеваться, покинув разносчика Рокинса в самый разгар спора по поводу трех макрелей. Маменька выхватила из картонки новый чепец, а Лиззи и Лидди понеслись в спальню надевать платья, в которых были на завтраке в "Атенеуме", когда там читал лекцию лорд Леверет; не успели они всунуть в платья свои прелестные плечики, как с ужасом вспомнили, что маменька как раз перекраивала в гостиной один из папенькиных фланелевых жилетов и оставила его там, когда послышались выклики Рокинса и из-за изгороди вынырнула пара ослиных ушей. Подумать только — к ним гости из Ньюком-парка, а в гостиной такой беспорядок!

Но когда они сбежали вниз, в комнате не было господ из Парка злосчастный жилет преспокойно валялся на столе (как они ринулись на него, как зашвырнули его в шифоньерку!), а единственный гость — разносчик Рокинс стоял с широкой ухмылкой в дверях веранды, держа в руках трех макрелей и продолжая кричать: "Шесть пенсов за три штуки, барышни, "пять" это не цена! Я же бедняк, мэм, у меня жена и детишки!.."

Тогда девицы завопили: "Какая наглость!", "Идите прочь, невежа, дерзкий нахал!", "Ступайте на черный ход, сэр!", "Еще что вздумали!" — и все такое прочее, боясь что вот-вот войдут леди Анна Ньюком, мисс Этель и Барнс и услышат это неприличное препирательство.

Но владельцы Ньюком-парка так и не появились. Вот диво-то! Они проехали мимо пасторской усадьбы и остановились у ворот мадам де Флорак. Туда они и свернули. Они пробыли у виконтессы с полчаса, а покуда коляска медленно ездила перед домом по усыпанной гравием дороге. Миссис Поттер поспешила с дочками на верхний этаж и из окна комнаты, где спали служанки, увидела, как леди Анна, Этель и Барнс гуляют по саду с мадам де Флорак, заходят в оранжереи, потом выходят оттуда, провожаемые садовником Маквиртом и неся в руках огромные кисти винограда и охапки цветов; увидели они и то, как Барнс почтительно беседует с мадам де Флорак; когда же они спустились в гостиную и чинно уселись за работу — Лидди раскрыла золотообрезный нотный альбом, Лиззи принялась вышивать покров для алтаря, а маменька шить алую накидку для неимущей старушки, — то с болью в сердце узрели, как мимо ограды промчалась коляска: внутри сидели дамы из Парка, а правил четверкой Барнс Ньюком.