Сергей Мосияш - Салтыков. Семи царей слуга Страница 55

— Да он и так уже закидывает удочки в нашу сторону.

— Неужто?

— Да, да. Генерал прусский Вейлих, ведший с нами переговоры об обмене пленными, вышел на голштинского полковника Пехлина, дабы тот через великого князя Петра Федоровича склонил нашу императрицу к миру.

— Ну и что?

— А ничего не вышло. Государыня сочла сие предательством союзников, великого князя отчитала, дабы не лез не в свое дело, и сказала, что заложит все свои драгоценности, но доведет войну до победного конца.

— Как союзники думают поступить с самим королем?

— Ну как? Вернуть его в курфюршество Бранденбургское. Силезию воротить Австрии, Саксонию польскому королю, а за нами оставить Восточную Пруссию.

— Не думаю, что, понизясь из короля в курфюрсты, он угомонится. Не думаю.

— А куда он денется? Не согласится, провозгласим его брата курфюрстом.

— Принца Генриха?

— Его самого.

— Это будет нож, брошенный меж ними. По характеру Фридрих привык первым быть.

— Там уж пусть сами разбираются, а Бранденбургии Европа уж не даст шириться за счет других. Не даст.

— Дай-то бог, дай-то бог, — вздохнул Салтыков. — Как говорится, пошел по шерсть, воротится стриженым.

— Точно так, — засмеялся Бутурлин. — Острижем молодца вместе с короной.

Поговорив еще о провианте и ремонте телег и лафетов, Бутурлин поднялся:

— Ну что, Петр Семенович, давай поправляйся. Хворать-то некогда. Говори, чего желаешь, велю мигом исполнить.

— Солдат береги, Александр Борисович, имя армия держится. Имя, сердешными.

— Это само собой, Петр Семенович. Я спрашиваю, чего ты лично хочешь, для себя?

— У меня все есть. Хлеб, каша, чего еще солдату надо. Еще б здоровья с котелок.

— Что так мало? Проси больше, Петр Семенович, — улыбнулся Бутурлин.

— Не люблю жадничать, — усмехнулся и Салтыков. — Мне б и котелка хватило кампанию закончить достойно. Без стыда чтоб. А вы вот что еще добейтесь, Александр Борисович. Вы же член Сената и Конференции, выбейте наконец те триста тысяч, что доси так и не дошли до нас, до армии.

— Как? — удивился Бутурлин. — Неужто?

— Ужто, Александр Борисович, ужто.

20. Арест Тотлебена

Генералу Чернышеву адъютант доложил:

— Ваше сиятельство, к вам подполковник Аш просится.

— Давай его сюда.

Подполковник вошел, кинул два пальца к полям шляпы, приветствуя графа.

— Ну что у вас? — спросил Чернышев.

— Прошу тет-а-тет, — сказал Аш.

Генерал, хмыкнул, кивнул адъютанту и секретарю: выдьте. Секретарь было заартачился:

— Мне надо суточный рацион считать, ваше сиятельство.

— Успеешь. Сосчитаешь. Марш!

Когда они остались вдвоем, подполковник Аш сказал:

— Ваше сиятельство, я состою секретарем при графе Тотлебене.

— Знаю.

— Дело в том, что генерал Тотлебен пересылается с прусским королем.

— Предательство? — прищурился, хмурясь, Чернышев.

— Возможно, ваше сиятельство. Пока не знаю. Надо перехватить их почтальона.

— Что ж не перехватишь?

— Тотлебен отпускает его с охраной, а чтоб он благополучно прошел наши посты и дозоры, посылает с ним капитана Фафиуса. Что я один смогу сделать?

— И ты хочешь просить у меня людей? — высказал догадку граф.

— Да, ваше сиятельство.

— Почему ж ты не обратился к главнокомандующему Бутурлину?

— Я был у него, — замялся Аш.

— Ну и?..

— Он пьянствует, ваше сиятельство, с адъютантами. А с пьяными, сами понимаете, какой может быть разговор.

— Так подождал бы, пока протрезвеет.

— Но за это время Забадко будет уже далеко.

— Какой Забадко?

— Ну который почту носит. Они же все верхами: и Забадко, и Фафиус, и охрана.

— Т-так! Черт побери! — Чернышев вскочил. — Значит, пересыл? Так… — И крикнул: — Василий!

В избу влетел адъютант.

— Мигом Перфильева ко мне.

— Есть! — И адъютант исчез.

— Сколько человек охраны с этим Забадко? — спросил Чернышев.

— Где-то не более десятка, ваше сиятельство.

Едва в дверях явился казачий бригадир Перфильев, Чернышев спросил его:

— У тебя есть отчаянный и толковый сотник?

— Есть, ваше сиятельство.

— Кто?

— Ваш протеже Суворов.

— Пусть с полусотней поступит под команду вот подполковника Аша. Да чтоб мигом, не теряя времени.

— Это он может.

— Ступай с ним, Аш, и этого Забадку ко мне, и капитана тож.

Полусотня Суворова догнала Забадку уже ночью, благо светила луна и группу верховых увидели почти за версту. Стали нагонять. Когда достаточно приблизились, Суворов крикнул:

— Погодите-ка, ребята! — И негромко скомандовал своим: — Окружаем, и без драки.

Те остановились, поскольку в окрике не команда послышалась, а скорее просьба. Наверняка очередной дозор с проверкой.

— Да свои здесь, — сказал капитан Фафиус подъезжавшим казакам.

— Пароль? — спросил Суворов, останавливая перед Фафиусом коня.

— Глогау, — ответил Фафиус.

— Это вчерашний пароль, капитан… Фафиус? Верно?

— Так точно, капитан Фафиус. Но мы выезжали днем, был «Глогау», все нас пропускали.

— А с полуночи вот другой. Придется вам, ребята, проехать с нами.

— Как так?! Нас генерал Тотлебен послал, — завозмущались вдруг верховые.

— Спокойно, ребята. Приедем к вашему генералу, он подтвердит, и вы свободны. Едем.

Новость разволновала генерала Чернышева. Отправив в погоню Суворова с казаками, он часа два сидел и ждал их возвращения. Но наступила глубокая ночь, их все еще не было, и граф понял, что этот Забадко, видимо, успел далеко ускакать. Догонят ли?

— Ложились бы, ваше сиятельство, — посоветовал адъютант.

— Придется прилечь, — согласился граф, расстегивая ремень. — Скажи дежурному, как явятся, чтоб разбудил меня.

«Черт побери, русский генерал пересылается с противником, — думал граф, лежа на кровати. — Неужто это правда? А ежели нет, ежели этот Аш наплел все? Вот попаду в историю. Скажут: ясно, решил отомстить Тотлебену за берлинское вранье его. Почему этот Аш ни к кому другому, а именно ко мне явился? Конечно, именно из-за этой все истории. Он знал, что мы с Тотлебеном на ножах, вот и пришел ко мне».

От этих мыслей долго не мог уснуть Захар Григорьевич, однако, когда светать начало, сон таки сморил его под пение третьих петухов.

Разбудили Чернышева, когда уж вовсю светило солнце.

— Суворов воротился, ваше сиятельство.

— Догнал?

— Догнал. Все под караулом.

Подполковник Аш ввел Забадку. Окинув его строгим взглядом, Чернышов потребовал:

— Давай письмо, жидовская морда.

— Какое письмо, пан генерал? — взмолился Забадка. — Откуда? Ясновельможный пан ошибся, наверно.

Чернышев вопросительно взглянул на Аша, стоявшего за спиной Забадки, у двери. Тот молча взглядом указал на ноги пленника.

— Снимай сапоги, — скомандовал Чернышев.

— Зачем, пан генерал?

— Снимай, тебе говорят. Да поживей!

Забадка, присев на лавку, стал стягивать сапоги, не переставая ныть:

— Ясновельможный пан не верит простому человеку, как будто простой человек злодей какой или разбойник.

Стащив сапог, он столь хитро размотал с ноги портянку, и если б за ним не следили несколько пар глаз, то вполне мог незаметно откинуть ее под лавку вместе с конвертом. Но мелькнувшую в портянке бумагу увидел и граф.

— Подай бумагу! — приказал он.

— Какую бумагу? — сделал последнюю безнадежную попытку Забадка, чтобы доказать свое неведение.

— Ну! — топнул ногой граф.

— Ах! Эта? — чуть не плача, он ухватил и вынул из портянки конверт и протянул его дрожащей рукой генералу.

Конверт был не подписан, но запечатан печатью Тотлебена.

Чернышев разорвал пакет, вынул бумаги. Воскликнул в удивлении:

— Ты глянь?! — Оглянулся на Суворова: — Подполковник, взгляни-ка.

Суворов подошел, взял одну из бумаг, взглянул, шумно втянул через ноздри воздух:

— Сие есть перевод на немецкий секретного ордера нашего главнокомандующего о марше армии от Познани в Силезию.

— Ах ты сукин сын! — воскликнул Чернышев.

Забадка принял это на свой счет, заныл жалобно:

— Ясновельможный пан, я есть простой человек, бедный… я не знал, что там… у меня дети голодные…

— Замолчи, дурак, не тебя касаемо. Лучше скажи, кому нес это? Куда?

— В Кюстрин к принцу Генриху.

— Сколько раз приходил к нам?

— Только раз, только раз, пан генерал.

— Три раза, — подал от двери голос Аш, и Забадко вздрогнул, словно его кнутом ударили, залепетал испуганно:

— Да, да, кажется, три… совсем запамятовал.

— Василий, уведи его! — приказал Чернышев адъютанту.