Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич Страница 55

Но прождал он совсем немного, когда вдруг почуял, что его в бок кольнуло! Нет, шалишь, подумал он сердито, он этот чертов нож брать в руку не будет! Он же уже знает, что бывает с теми, кто его берет – тот зарезается! И Маркел только прижал нож сверху, через однорядку.

А нож тогда еще сильнее дернулся! А Маркел его еще сильней прижал! А нож еще! А Маркел еще крепче! А нож резанул его тогда! Тогда Маркел его наружу выхватил, рушник размотал, взял за черен!..

И тут у него свело руку! Окаменела рука у него! Ахти, Господи, подумал он испуганно, да куда тут малому царевичу, когда ему самому ничего не поделать! А руку начало крутить и выворачивать! И придвигать всё ближе, ближе к горлу! Маркел набычился, тряхнул рукой – а нож не стряхнулся! А нож еще сильней приблизился! Да как же это так, гневно подумал Маркел, его здесь как свинью зарежут, что ли? Кричать, что ли, звать Фому с Авлаской?! И тогда Маркел быстро склонился, прижал руку с ножом к земле и наступил ногой на нож! И стал рвать руку! Рвал-рвал, рвал-рвал – и вырвал! И тогда, не поднимая сапога, схватил рушник и обмотал им жало, весь порезался, но все равно схватил как мог, изо всех сил, размахнулся и швырнул как можно дальше! Нож тихо чмякнул в воду и затих. И ничего там не стало видно. Маркел посмотрел на руки. Они были все в порезах. Маркел заулыбался и перекрестился. Было тихо-тихо. Скоро начнет светать, подумал Маркел, чего ему теперь здесь сидеть, надо идти обратно.

Но как только он встал, то сразу увидел, что выше его по тропке, шагах в десяти, не больше, стоят Фома, Григорий и Авласка. В руке у Фомы был нож, но он им не угрожал, а просто, наверное, забыл его убрать. Он всё видел, подумал Маркел, вот почему он такой. И только Маркел так подумал, как Фома спросил:

– Утопил?

Маркел кивнул.

– Может, оно и правильно, – сказал Фома. – Хотя дорогая была вещь. – И помолчав, спросил, и уже строго: – Что у вас там между вами в избе было?

– Да ничего и не было, – сказал Маркел. – Он стал мне его совать, на, сказал, глянь. И руку мне вот так! – и показал.

– А ты? – спросил Фома.

– А его руку вот так! – сказал уже в сердцах Маркел и опять показал. – А он рваться! А я отпустил! А он на себя и по горлу!

Фома подумал и сказал:

– Бывает! Но это по совести. – И убрал свой нож. И еще прибавил: – Не умеешь – не колдуй. А ты горазд, горазд!

А Григорий и Авласка ничего не говорили, а только смотрели и слушали. Маркел, тоже ничего не говоря, стал подниматься по тропке. Фома, а за ним Григорий и Авласка соступили в сторону, и Фома еще спросил:

– А теперь ты что?

– Ну, что еще! – сказал Маркел и даже остановился рядом с ними. И продолжал: – Устал я как собака. Пойду лягу. А завтра будет видно.

– Ага, ага, – сказал Фома.

Маркел прошел мимо него и стал подниматься выше. Фома и Григорий с Авлаской за ним не пошли. Маркел взошел на самый верх. Уже светало. Маркел пошел к мосту через ручей. На мосту стоял стрелец. И дальше, увидел Маркел, стояли еще двое, это уже возле самой проездной Фроловской башни. Там их по ночам обычно не было, а тут вдруг на тебе, стоят, с удивлением подумал Маркел, подходя к мосту через ручей.

А после, перейдя через ручей, Маркел еще больше удивился, когда увидел, что сторожка при воротах стоит открытая, а в ней стоит стрелецкий голова Иван Засецкий. Увидев Маркела, стрелецкий голова еще сильней нахмурился (а он и до этого был хмур) и строгим голосом сказал:

– Живей давай! Таскался невесть где! – Но при этом отступил на шаг, освобождая дорогу.

Маркел прошел мимо него в ворота. А там через внутренний двор – и завернул к себе, на их крыльцо, а дальше через сени – и в их бывшую холопскую. Там было темно как в погребе, но он легко прошел, уже привык же, к своей лавке и там сел, снял шапку и уже начал подправлять тюфяк…

Как Яков из угла тихо спросил:

– Маркел, это ты? – А так как Маркел промолчал, он добавил: – А мы тут тебя заждались. И еще громче окликнул: – Гаврила!

При столе кто-то заворочался, поднялся с лавки и сразу спросил:

– Пришел?

– Пришел, – сказал Яков. – Вот он.

Маркел сказал:

– Здесь я. Что надо?

– К боярину тебя, – сказал Гаврила. – Срочно!

– В такую ночь? – удивился Маркел.

– Значит, в такую, если велено! – строго сказал Гаврила, выходя из-за стола. Теперь Маркел его немного рассмотрел, это был тот самый человек, который уже однажды водил его к Шуйскому. Он и теперь опять сказал: – Чего расселся? Ты кого ждать заставляешь, а?!

Маркел вздохнул, надел шапку и встал. И за Гаврилой пошел из холопской.

После они опять, как в прошлый раз, долго плутали, а после все-таки пришли. Гаврила постучался в дверь, ему дозволили, и он ее открыл, Маркел снял шапку и вошел.

Это была та же самая просторная хоромина, и там на той же самой мягкой лавке сидел Шуйский в том же легком татарском халате, но уже без шапочки, простоволосый и со сна растрепанный. И очень злой – это Маркел увидел сразу. И поклонился, и не сразу распрямился. Шуйский молчал, позевывал в кулак. После медленно убрал кулак и так же медленно спросил:

– Ну, что? Где был?

– На посаде, – ответил Маркел. – В Конюшенной слободе, на подворье Андрюшки Мочалова. – И замолчал.

– Какого это еще Мочалова? – сердито спросил Шуйский.

– Да того самого, – сказал Маркел, – который царевича зарезал.

– Что?! – громко спросил Шуйский и весь аж подался вперед. – Как ты сказал?!

– Сказал, что у Мочалова, – повторил, как ни в чем не бывало, Маркел. – Того Мочалова, который травник, которого известно кто прислал и он на царевича навел падучую, а после дал заговоренный нож и царевич от того ножа зарезался.

Шуйский помолчал, потом сказал:

– Тьфу на тебя! Что мелешь!

– Истинный крест! – сказал Маркел и перекрестился.

Шуйский еще помолчал и сказал:

– Повтори еще раз. С толком!

Маркел еще раз, не спеша, сказал. Шуйский молчал. Тогда Маркел стал говорить уже подробнее – вроде того, что сказанный Андрюшка Мочалов приехал в Углич совсем недавно, еще только в этот Великий пост, и назвался знатным травником, и тут почти что сразу государя царевича начала одолевать падучая и злые люди надоумили царицу призвать к себе сказанного Андрюшку, сказанный Андрюшка стал ходить к царевичу и давать ему заговоренной водицы, от которой царевичу становилось ни лучше ни хуже, а время шло, и тогда сказанный Андрюшка, через своего приятеля Оську Волохова, подсунул царевичу заговоренный поганый нож, царевич поскользнулся и упал на этот нож, жилец Петруша Колобов, сын Марьи Колобовой, кинулся царевича спасать, а сказанный Андрюшка, а он стоял сзади, схватил Петрушу за горло и не пустил его к царевичу, и царевич зарезался насмерть. Вот как было это дело, сказал после всего этого Маркел. А Шуйский почти сразу же спросил:

– Кто тебе это сказал?

– Сам Андрюшка, – ответил Маркел.

– Где он сейчас?

– Зарезался.

– Где нож?

– Я его в Волгу бросил.

– Как в Волгу?

– Так, – сказал Маркел и даже показал, как он это сделал.

– Э! – сказал Шуйский очень гневно. – Да ты меня этим убил, собака!

– А как мне было не убить! Э! Государь боярин! – тоже почти что закричал Маркел. – А что мне было делать? Этот нож, он был как змея верткий! Он мне все руки и весь бок изрезал! Он же живой был, этот нож!

– Как живой?! Что ты мелешь, скотина! – грозно воскликнул Шуйский.

– Я не мелю, – сказал Маркел уже спокойным голосом. – И я тоже сперва думал, что другие мелют, когда я их слушал. А после, когда посмотрел… – И замолчал, не зная, с чего лучше начинать.

Шуйский это понял и сказал:

– Давай с самого начала. Время у нас еще есть.

И Маркел начал рассказывать. Но не обо всем, конечно, потому что, он подумал, он же обещал Самойле Колобову ничего лишнего о Петруше не рассказывать. И также о царице, когда дошла до нее речь, Маркел больше помалкивал. И о ее братьях тоже. И так же здесь не место, он подумал, поминать Костыриху. А об остальном он много говорил! И без утайки. А начал он с того, что сказал, что он сразу почуял неладное, когда увидел, что нигде нет того ножа, которым царевича зарезали. Или, как другие говорят, которым он сам зарезался, но ведь же нет его! И, продолжал Маркел, как он после ни бился и как ни исхитрялся, а ножа нигде не было и даже не было его следов. А если так, то это неспроста, продолжал уже с жаром Маркел, и так же с жаром стал рассказывать (а о чем не нужно, пропускать), как он сперва узнал, как этот нож называется, после – какой он из себя, после – что он лежал в траве возле убитого царевича, после его украл Давыдка, после – что Давыдку после нашли мертвым, после…