Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины Страница 56

– Это я тебя в Киеве долго ждал, – сердито ответил Ингвар. – Куда ты провалился, Долговязый?

– Пойдем, поговорим, – с мягкой настойчивостью пригласил Мистина.

Ингвар прекрасно знал этот голос: в нем слышалось обещание сказать нечто особенное. Побратим пользовался им, когда пытался укротить и подчинить себе, так, чтобы Ингвар и не понял, как это вышло. И теперь он внутреннее ощетинился и приготовился спорить. Но вспомнил слова Эльги: «Я так боюсь, что вы подеретесь». «Мы не отроки, чтобы драться!» – ответил он ей тогда. Надо следить за собой, чтобы жена не оказалась права…

Накрапывал дождь. В сопровождении своих отроков они подъехали к крайней избе веси и спешились. Хмурый Гвездобор быстро выставил оттуда хозяев, освобождая место нарочитым мужам. Но, к его возмущению, вслед за тем выставили его самого: Мистина только мигнул Годиме и Сигвальду, давая понять, что им с князем надо поговорить без чужих.

Мужчины сбросили плащи, сели.

– Куда ты делся? – повторил Ингвар. – Почему не ехал?

Он хотел рассказать, как со всех сторон до него доносились разговоры о предательстве Свенельдича, как он не хотел верить. Как жаждет, чтобы побратим поскорее опроверг наветы… Но что-то мешало ему, сковывало язык. Смерть Свенгельда и впрямь изменила очень многое. Но неужели она изменила и все то, что связывало их двоих?

Отношения человеческие – они как снег, о них ничего нельзя сказать наверняка. Они могут быть тверже камня и выдержать любые нападки, а могут быть легче пуха и разрушиться от первого дуновения ветерка. И даже если эти отношения – твои, даже если им столько же лет, сколько тебе, – ты можешь лишь надеяться, что в них крепость камня, а не хрупкость ледяной корочки, но не знать наверняка. Потому что человек – это вода, снег и пар, он все время меняется.

Мистина помолчал, глядя на Ингвара через пустой стол. С чего начать? Эти дела сложно объяснить и более терпеливому человеку, чем Ингвар. Но прежде чем говорить обо всех уже преодоленных и еще предстоящих сложностях, он должен был узнать, кто послужил всему первой причиной.

– Это вы? – Он вопросительно посмотрел на одного брата, потом на другого.

– Что – мы? – с досадой повторил Ингвар. – Не узнал нас, что ли? Глаза протри! Мы это!

– Я говорю о смерти моего отца. Вы знали, что… она должна произойти?

– Я тебе вещун, что ли… – начал Ингвар и вдруг умолк.

Мелькнуло воспоминание: Эльга что-то такое ему говорила. Передавала свой разговор с Честонегом, и тот будто думал, что он, Ингвар, подстроил смерть Свенгельда… руками Хакона. Он тогда еще разозлился, хотел позвать Честонега и взять старого негодяя за бороду, но Эльга отговорила. Дескать, Свенгельд умер и его не вернуть, а киевским боярам нравится думать, что он, князь, сам избавил их от жадного воеводы.

Не сразу ей тогда удалось его убедить: Ингвар негодовал, не желая принять обвинение, будто подстроил убийство собственного кормильца. Но Эльга настаивала: все равно никто не поверит в его невиновность. Они уже так решили и только посчитают, что князь им лжет.

– И ты туда же? – Он встал, опираясь о стол, и навис над сидящим Мистиной. Тот не шелохнулся. – Киевские наши бобры трещат, будто это я своего кормильца старого загубил. Но что с них взять, они брюхом думают! А ты-то! Ты поверил, что я твоего отца…

Если бы их не разделял стол, он сейчас схватил бы Мистину за грудь. От побратима он такого поклепа не ожидал.

Мистина взглянул на Хакона: на лице того отражались лишь тревога и недоумение.

– Погоди, – сказал Мистина Ингвару и кивнул отроку у двери.

Тот вскочил и вышел, но почти сразу вернулся с холщовым мешочком. В мешочке что-то тяжело звякало.

Ингвар с недоумением смотрел, как Мистина развязывает мешок и выкладывает на пустой стол два обломка от наконечника рогатины: острие и втулку.

– Это что ты мне за дрянь принес?

А Мистина взглянул на Логи-Хакона:

– Узнаешь?

Тот не ответил, но невольно подался вперед, наклонился к столу. Его глаза чуть расширились от изумления, и Мистина понял, что был прав: Логи-Хакону эта вещь знакома.

– Это рогатина, которая была в руках у отца на том лову. Она сломалась, и медведь его подмял. Вот так он погиб. А эту рогатину ему дал… ты, Пламень-Хакон. Что скажешь об этом?

Мистина откинулся к стене и скрестил руки на груди, всем видом выражая ожидание ответа. Ингвар взял обломки, повернул к свету. Увидел раковину. Следы шлифовки тоже увидел. И невольно вслед за Мистиной обратил взгляд на брата, надеясь, что хоть тот что-то объяснит.

Логи-Хакон немного побледнел. Он пытался понять, что происходит, восстановить события лета, но от волнения мысли путались. На кону была его честь – честь потомка Харальда Боезуба и честь брата – великого и светлого князя русского.

– Я… – выдавил Логи-Хакон, поскольку оба ждали от него ответа. Было впечатление, что это двое дружно давят на него щитами. – Рогатина… Постой! – Он нахмурился. – Мы поменялись перед ловом… Он предложил мне свою… а себе забрал эту.

– Это ты предложил поменяться? – спросил Мистина.

Логи-Хакон подумал. От того вечера он запомнил главным образом лицо Соколины и свое смятение от мысли, что Свенгельд навязывает ему в жены эту девушку… а он был бы и рад ее взять за себя, но никак не может!

– Нет. Он сам. Он сказал, что у меня… – Логи-Хакон запнулся, но все же выговорил: – Что он не знает, много ли у меня удачи, и поэтому хочет, чтобы я ехал на лов с испытанным и удачливым оружием. И дал мне свою старую рогарину. Но я ее оставил там, где мы ночевали, когда уезжал.

– А люди говорили, что это ты предложил поменяться.

Мистина не терял времени и всесторонне изучил запутанную сагу о гибели своего отца. Вся дружина подтверждала, что испорченную рогатину Свенгельд получил от Логи-Хакона, поменявшись с ним вечером накануне лова. На вопрос же, кто предложил поменяться, люди отвечали неуверенно. Многие помнили, что «был такой разговор», но восстановить его полностью спустя месяц удавалось немногим. Только Сигге Сакс уверенно говорил, что обмен предложил Логи-Хакон, и это подтверждали несколько отроков.

– Я не предлагал. Я вообще не хотел никаких состязаний, потому что…

Упоминать о Соколине Логи-Хакону не хотелось.

– Откуда у тебя эта дрянь? – Ингвар кивнул на обломки.

– Мне подарили… его люди! – вспомнил Логи-Хакон. – Свенгельдовы отроки.

– Что? – Теперь уже Мистина взялся за край стола и подался к нему.

Об этом он слышал впервые. По рассказам выходило, что эту рогатину Логи-Хакон привез с собой в числе прочего снаряжения.

– Нет, ну точно! – сообразил Логи-Хакон, и то утро совершенно ясно всплыло в его памяти. – Один его отрок – не помню имени, но узнаю его в лицо, – повел меня в кузницу и сказал, что они мне друзья, хотят сделать мне подарок… предложил выбрать наконечник…

– Ты выбрал?

– Я выбирал… Он показывал мне разные… и он дал мне один. Халльгрим его насаживал, он подтвердит. И с ним я пришел в гридницу… О боги, почему? – Логи-Хакон схватился за лоб. – Не помню почему, но я пришел ужинать с этой рогатиной в руке. А Свенгельд стал говорить, что не уверен, хватит ли мне своей удачи и поэтому у меня должно быть удачливое оружие. И дал мне свою рогатину. А эту забрал. Вот, теперь точно помню!

Мистина взглянул ему в глаза. Логи-Хакон не лгал: чтобы это понять, ему проницательности хватало. По складу своему Логи-Хакон недалеко ушел от старшего брата: он лучше Ингвара умел сдерживать и скрывать свои чувства, но так же не умел лукавить.

– Тогда я ничего не понимаю, – медленно произнес Мистина. – Люди моего отца… дали тебе испорченную рогатину? Зачем?

– Да затем! – ответил Ингвар. – Уж не желал ли Свенгельд, – он снова наклонился над столом, нависая над Мистиной, – смерти моему брату? Что ты об этом скажешь?

Мистина снова откинулся назад, уходя из-под этого облака гнева. Он действительно ничего не понимал. Теперь он снова очень хотел допросить отцовых отроков и задать им уже иные вопросы.

– Чем ты им помешал? – Он взглянул на Логи-Хакона. – Поссорился с кем-то?

– Нет! Это Свенгельд с первого дня начал со мной ссориться! Издевался и насмехался надо мной, будто я отрок!

– Издевался… – задумчиво пробормотал Мистина, глядя перед собой.

Он бы не удивился, если бы Свенгельд с первого взгляда невзлюбил Логи-Хакона. Но настолько, чтобы велеть отрокам его погубить? Первое было весьма похоже на Свенгельда, к старости ставшего обидчивым, подозрительным и вздорным, но второе – никогда.

– Да мой отец… Он скорее бы тебя на поединок вызвал, если бы ты ему уж слишком досадил! Но тайком, руками отроков…

– Он и хотел вызвать меня на поединок, – мрачно сознался Логи-Хакон.

– Что? – в один голос воскликнули Ингвар и Мистина.

– Он хотел, чтобы я сразился с ним.

– За что?

– Да ни за что! – выведенный из терпения Логи-Хакон хлопнул ладонью по столу. – Он говорил, что хочет испытать мою удачу и хватит ли ее, чтобы стать его наследником! А его дочь сказала мне, что он просто ищет смерти с оружием в руках! Как Харальд Боезуб! Но я не собирался становиться его убийцей! Поэтому уехал. И даже не успел съездить на лов. А он, выходит, без меня отправился, и с этой вот рогатиной. Но если бы он не затеял меняться, а потом мы бы не поссорились окончательно, с этой рогатиной поехал бы я! И ваш медведь заломал бы меня!