Евгений Анташкевич - Харбин. Книга 1. Путь Страница 56

Ещё час, сверяясь по схеме, он поднимался по пологому склону. Видимо, впереди, в нескольких десятках шагов уже был перевал, потому что между деревьями показался просвет, и, скорее всего, дальше был спуск, поэтому сквозь кроны начало проглядывать небо.

Он вышел на кромку хребта, встал на неё, у него под ногами оказалась крутая каменистая осыпь, под которой внизу, саженях в пятидесяти, лежала сухая марь. С высоты марь выглядела открытой, широкой и почти круглой: она была зажата с боков крутыми склонами сопок и находилась как бы в котловине. Адельберг снял с плеча сумку и вытащил старую схему. Вроде всё совпадало – эта марь и должна быть истоком Гунбилахэ. Он на глаз измерил её длину и ширину и сделал пометки в блокноте.

«Хорошо, что не было дождей, – подумал он, – болото пересохло, и по краю я спокойно пройду».

За марью, сколько хватало глаз, были видны сопки, малые и большие, покрытые густой тайгой и сливавшиеся одна с другою. Адельберг закурил, отгоняя дымом комаров и гнуса, которые густым облаком налетели на запах пота, посмотрел на сопки и почему-то вспомнил Карпаты.

«Кар-па-ты! Гор-ба-ты-е горы! Опять игра слов!»

Он вспомнил, что в Галиции лес и горы были другие – дубовые и хвойные рощи были чистые, почти без подлеска, с широкими луговинами и прозрачными опушками, полями на склонах, засеянными пшеницей и рожью; живописными, хотя и бедными, деревушками и своеобразным народом. В Галиции даже воздух был другим – наполненным историей, легендами и войнами, они перекатывались через Карпаты уже больше тысячи лет.

«Одним словом – Европа!»

В течение последних нескольких суток Александр Петрович Адельберг находился на северных отрогах Малого Хингана вместе с разведочной партией, производившей топографическую и геодезическую съёмку местности под давно задуманную железнодорожную ветку Сахалян – Цицикар: она должна была соединить КВЖД с берегом Амура как раз напротив Благовещенска.

Он стоял на кромке хребта, смотрел на схему, на местность и думал: «Если идти по берегу Губилихи, или Гунилихи, или как её там, со скоростью хотя бы полверсты в час, это будет хорошим темпом. Ну, с Богом!»

Он ещё раз глянул на замершую под ногами марь, сложил схему, перекрестился и стал осторожно спускаться. Под ногами сыпался пыльный щебень и шелестела пожелтевшая трава, его коричневые сапоги быстро стали серыми; он спустился к самой кромке мари, пошёл по её краю, а дальше – по течению неширокого ручья, петлявшего между склонами и терявшегося в высокой жёсткой траве.

Через несколько часов Адельберг дошёл до того места, где сопки расступились и ручей превратился в заметную речку, извилистую, то узкую, с перекатами, то пошире, с отмелями, уходившую на юго-восток.

Впереди была широкая долина, обозначенная на схеме белым пятном долина. Адельберг наметил приблизительный маршрут по её краю под склонами сопок, чтобы ненароком не попасть в какое-нибудь незасохшее болото; и начал производить съёмку. Он продвигался, отмечал на схеме очертания склонов, пересохшие ручьи, которые, когда выпадают обильные дожди, превратятся в реки, и почему-то снова вспомнил Карпаты и новогоднюю встречу с профессором Устряловым и полковником Байковым. Байков уехал охранять лесную концессию; Наталья Сергеевна Устрялова совсем недавно родила второго сына, и Анна стала его крёстной матерью, а Николай Васильевич снял дачу в Маоэршани, недалеко от их дачи.

31 мая Москва и Пекин договорились совместно управлять железной дорогой, и подтвердились слухи о том, что все, кто не имеет советского или китайского гражданства, будут с дороги уволены. Это огорчило и Адельберга, и Анну Ксаверьевну, потому что с каждым годом найти работу в Харбине становилось всё сложнее, поэтому и эта партия, и предложение Устрялова перейти на работу в Политехнический институт были кстати.

Гунбилахэ уходила вправо, отворачивая от крутых склонов окрестных сопок. За день жара разлилась по всей долине и, несмотря на подступавший вечер, удерживала её под своим гнётом. Хотелось прохлады, Адельберг старался идти в тени деревьев и прижимался к склонам сопок.

Он наносил новые пометки на схему; солнце клонилось на запад, и уже пора было перекусить и передохнуть. Адельберг решил дойти до небольшой сопки, торчавшей на равнине, как пупок на равном месте, и сделать там привал. Он нанес эту сопку на схему и назвал её Машкин Пуп. Не очень широкая в этом месте Гунбилахэ терялась в высокой густой траве и, скорее всего, протекала под сопкой, – если так, то там можно было ополоснуться и заварить чай. Речка местами проблёскивала, Адельберг мысленно наметил точку, от которой он отвернёт из-под тенистых склонов сопок и пойдёт к Машкину Пупу, как вдруг оттуда, с того направления, до него долетел хлопок. Он остановился и прислушался – звук был знакомый, похожий на выстрел из карабина. Это его удивило – до Амура, где были люди, было ещё около сотни вёрст, а охотники и даже местные гольды в это время не охотятся; на звук ломавшегося сухого дерева он тоже похож не был. Хоронясь за кустами, он поднялся на склон, присел около куста, достал бинокль и стал смотреть в ту сторону; сначала не увидел ничего, однако вдруг услышал ещё один хлопок и сразу ещё. Он вглядывался в прилегающий к сопке густой кустарник и наконец увидел, как там, пригнувшись и держа в руке винтовку, из кустов к склону сопки перебежал какой-то человек, сразу раздался хлопок, и человек упал.

«Убили или спрятался!» – подумал Адельберг, он уже понял, что это были не просто хлопки, а выстрелы.

Раздалось ещё несколько выстрелов, и два или три человека, которых из-за кустов он видел неразборчиво, перебежали с места на место. Расстояние было сотни две саженей, но разглядеть отчётливо, что происходило у подножия Машкина Пупа, мешали кусты и тёплое марево, поднимавшееся от перегретой за день земли.

«Вот тебе и глушь! – подумал Адельберг. – Однако я влип. Неужели хунхузы?» Он уже пожалел, что не взял с собой никого, но тут же понял, что если бы и взял, то это ничего бы не изменило, потому что китайцы-рабочие при виде хунхузов сразу бы разбежались.

Он плотнее засел в кустах и стал внимательно наблюдать за окружающими сопку зарослями.

Через несколько минут он разглядел в бинокль, что стреляли друг в друга человек пять или шесть, они перебегали с места на место и перестреливались почти в упор, шагов с пяти, а может быть, и меньше. По их одежде он понял, что это китайцы, и подумал, что, наверное, это одна банда хунхузов или контрабандистов попала в засаду к другой.

Перестрелка продолжалась ещё минут десять и затихла.

«Или всех перебили, или кончились патроны».

Для Адельберга первое было бы лучше, потому что незамеченным мимо них по открытой местности он бы не прошёл. Выбор оставался небогатый – или убедиться в том, что там все мертвы, или дожидаться темноты. Для верности он посидел ещё минут двадцать; выстрелов больше не было, передвижений тоже, надо было на что-то решаться, потому что отсиживаться в этой непонятной ситуации можно было сколько угодно. Если бы в этой схватке кто-то победил, он бы уже их увидел, однако там никто не двигался.

«Ну, Леонид Алексеевич, спасибо тебе за заботу: патроны могут оказаться нелишними!» Адельберг невольно вспомнил добрым словом начальника партии.

В районе сопки было тихо.

«Ну что! Вперед? Посмотрим, что там за война?»

Он пригнулся и саженей пятьдесят, прячась за густой подлесок, прошёл вдоль по склону, не спускаясь в долину, и ещё раз посмотрел в бинокль. Шевелений не было, тогда он оставил сумку, пригнулся и, подхватив заряженный карабин, побежал.

Он подобрался к Машкиному Пупу и начал обходить крутой склон, приближаясь к берегу протекавшей под сопкой Гунбилахэ.

«Вот тебе и Гунилиха-Губилиха».

На берегу торчала наполовину вытащенная из воды и накренённая одним бортом деревянная плоскодонная лодка; из неё по пояс, лицом в воду, свисал человек. Адельберг осторожно подобрался, лодку покачивало течением, и тело убитого покачивалось в такт; его длинные волосы плыли по течению и были похожи на чёрные водоросли; из открытой, висевшей на поясе потёртой кожаной кобуры торчала рукоятка наполовину вытащенного револьвера.

«Этого подстрелили первым!» – подумал Адельберг.

Он стал осматриваться: совсем близко от лодки, примерно в полутора саженях, лицом вниз лежал человек, и рядом с ним валялся карабин; от головы этого человека осталась только половина, затылок был отбит.

«Этого застрелили сверху, когда он бежал в сторону лодки, значит, засада сидела наверху, на сопке».

Он посмотрел на каменистый склон и увидел, что наверху из-за большого серого валуна торчат чьи-то колени, одетые в китайские штаны. Адельберг поднялся и увидел мёртвого китайца, сидящего на корточках и прислонившегося к камню правым плечом. В левой отвисшей руке он ещё держал маузер, рядом лежала винтовка.