Стивен Сейлор - Рим. Роман о древнем городе Страница 56

– Да, я слышал об этих галлах, – сказал великий понтифик. – С какой стати им сюда являться, Марк Цедиций, и какое нам до этого дело?

Цедиций в отчаянии рухнул на четвереньки, расплескав руками мелкую воду.

– Галлы идут! – кричал он чуть не плача. – Ты что, не понимаешь? Их приход будет ужасен. Это будет самое страшное из всего, виденного ранее! Рок! Смерть! Разрушение! Предупреди магистратов! Беги немедленно и забери с собой весталок! Молись богам о нашем спасении!

Некоторое время толстый маленький жрец из свиты великого понтифика шарил по свитку, вращая цилиндры обеими руками и просматривая текст. Неожиданно он вздрогнул и тем привлек внимание Пинарии.

Фослия тоже это заметила. Она схватила Пинарию за руку и прошептала ей на ухо:

– Ты поняла, что там, у того пузатого жреца? Это одна из Сивиллиных книг!

– Быть того не может, – прошептала в ответ Пинария. – Разве они не хранятся на Капитолии, в склепе под храмом Юпитера?

– Конечно. Там жрецы изучают греческие стихи, переводят их на латынь и спорят об их значении. Должно быть, этот толстячок – один из тех жрецов, а свиток у него наверняка одна из Сивиллиных книг!

– Я не думала, что когда-нибудь увижу Сивиллину книгу, – сказала Пинария, трепеща от благоговейного страха. К пророческим стихам обращались только в случае крайней опасности.

Жрец снова вздрогнул и возбужденно зачастил:

– Великий понтифик, я тут кое-что нашел! Мне сразу показалось, что слова этого безумца о чем-то напоминают. И точно, я обнаружил это место. Сама Сивилла предвидела сегодняшнее происшествие. И оставила стих, чтобы мы знали, как к нему отнестись.

– О чем там говорится? Прочитай слова оракула вслух.

Маленький жрец поднял широко раскрытые глаза от свитка. Он уставился на великого понтифика, помолчал, поморгал, прокашлялся и прочел:

Если безумец нелепый стоит на коленях в воде,Мудрым вещая о скорой грядущей беде,Внять ему должно, иначе быть горю везде.

Маленький жрец опустил свиток. Все в комнате устремили взгляды на человека, который так и стоял на коленях в воде, на человека, который услышал и донес до них предостережение, полученное от бестелесного голоса: «Галлы идут!»

Вскоре после того, как Цедиций сделал свое предупреждение, пришло известие о том, что вторгшаяся с севера огромная армия галлов осадила город Клузий, расположенный на берегу притока Тибра, в ста милях вверх по течению от Рима.

Отцы города совещались, спорили, обсуждали пророчество Цедиция и слова Сивиллы и порешили на том, что нужно направить в Клузий посольство, чтобы понимающие люди сами увидели этих галлов и выяснили, так ли они многочисленны и грозны, как о них толкуют. Если опасность велика, нужно пустить в ход все дипломатические средства, чтобы заставить галлов отступить от Клузия или, по крайней мере, уговорить их не двигаться дальше на юг, к Риму.

В качестве послов были отправлены трое братьев из выдающейся семьи Фабиев. Галлы приняли их любезно, ибо были наслышаны о Риме и знали, что этот город представляет собой силу, с которой надо считаться. Но когда Фабии спросили, какую обиду нанесли жители Клузия галлам и не оскорбительна ли для богов ничем не оправданная война, предводитель галлов – Бренн – лишь рассмеялся. Это был настоящий гигант, с крепкой челюстью, рыжей бородой и всклокоченной гривой рыжих волос. Он имел столь могучее телосложение, что казался высеченным из гранитной скалы, выделялся ростом даже среди соотечественников, а галлы слыли чуть ли не великанами. Бренн возвышался над римлянами, как башня, и, хотя говорил вроде бы с беззлобным юмором, римляне чувствовали издевку.

– Чем нас обидели клузианцы? – спросил он. – Да тем, что у них всякого добра вдоволь, а у нас слишком мало! Притом что их самих так мало, а нас так много! Что до оскорбления богов, то ваши боги, может, и отличаются от наших, но закон природы одинаков повсюду: слабый покоряется сильному. Так оно везде: и среди богов, и среди зверей, и среди людей. Вы, римляне, ничем не отличаетесь от прочих. Разве вы не отнимаете то, что принадлежит другим, разве не превращаете свободных людей в рабов просто потому, что вы сильнее, чем они? Так что не просите нас пожалеть жителей Клузия. Не хотите ли вместо этого проявить жалость к тем несчастным, которых вы завоевали и угнетаете? Может, из сострадания нам стоит освободить их и вернуть им добро? Как вам это понравится, римляне? Ха!

Бренн откровенно насмехался над ними. Фабии были ужасно оскорблены, но молчали.

Этим дело и кончилось бы, если бы Квинт Фабий, самый младший и самый пылкий из братьев, не вознамерился пустить галльскую кровь. Все народы, включая галлов, признавали защищенный богами статус послов. Повсеместно считалось, что послам должно оказывать гостеприимство и что им нельзя причинять вред, но и сами послы не должны выступать против тех, к кому направлены. Квинт Фабий нарушил этот священный закон. На следующий день, надев доспехи клузианца, он присоединился к воинам осажденного города, поскакал в бой против галлов и, выбрав из противников самого огромного и могучего, сразил его одним ударом меча. Пожелав обзавестись трофеем, Квинт Фабий спрыгнул с коня и принялся снимать с мертвеца доспехи, при этом клузианский шлем свалился у него с головы. Бренн, сражавшийся неподалеку, увидел его лицо и сразу узнал.

Вождь галлов пришел в ярость. Если бы он мог сразиться с Квинтом Фабием прямо на поле боя, смерть одного из них, возможно, закончила бы это дело, но сумятица боя оттеснила одного от другого, развела в разные стороны, и оба закончили этот день, не получив ни царапины.

Фабии отправились обратно в Рим. Бренн, человек порывистый и гордый, размышлял всю ночь, а утром объявил, что осада Клузия закончена. За то, что римляне оскорбили его – сперва предположив, что он обидел богов, а потом подняв на него оружие, – они должны понести наказание. Бренн заявил, что все силы галлов – более сорока тысяч воинов – немедля выступают на Рим.

Великий понтифик призвал наказать Квинта Фабия, заявив, что вся вина должна быть возложена на одного человека, чтобы снять бремя вины с остальных граждан и избавить их от божественного возмездия. Но общественное мнение восхищалось безумной дерзостью Квинта Фабия, а речи о возможном возмездии – что со стороны богов, что со стороны галлов – народ находил смехотворными. Разве Квинт не доказал, что римлянин может легко убить галла, как бы ни был тот грозен с виду? Разве боги не позволили ему благополучно вернуться домой? Подошло время выборов, и, вместо того чтобы наказать Квинта Фабия, народ избрал его самого и его братьев военными трибунами. Бренн, узнав об этом, разъярился еще пуще. Орда галлов, разгоряченная его гневными речами, устремилась по долине Тибра и быстро подошла к Риму.

Среди граждан Рима был человек, делом доказавший свою способность объединить римлян и вести их к победе даже над самым могучим и численно превосходящим противником. Но этот человек, Камилл, находился в изгнании. По ночам весталки молились о его возвращении, но пока все знамения, которые они видели, предвещали беду.

Однако римляне не только не вернули Камилла, но и не сочли нужным в сложившихся обстоятельствах назначить другого диктатора: Фабии и три других военных трибуна разделили командные полномочия между собой. Хотя им удалось собрать армию, вполне сопоставимую по численности с армией галлов, состояла она по большей части из необученных новобранцев. Многие так называемые солдаты сроду не держали в руках ни меча, ни копья, однако гонора у этих юнцов было не меньше, чем у их командиров. Самодовольства в армии было в избытке, но никто не сказал бы того же о дисциплине. Вдобавок командиры, все еще пребывавшие в ссоре со жрецами, требовавшими наказания Квинта Фабия, пренебрегли обычаем произвести гадание перед началом военных действий и принести жертвы богам. Риму предстояло воевать с Бренном без Камилла, без единого командования, без обученной армии и без покровительства богов.

Сражение произошло в день летнего равноденствия. Самый длинный день в году стал самым горестным днем в истории Рима.

Римские войска продвигались вверх по течению реки Аллии рядом с Тибром беспорядочной толпой, путавшейся в противоречивых указаниях командиров. Приблизившись к месту, где Аллия протекала через крутой овраг и соединялась с Тибром (примерно в десяти милях от города), они услышали шум, похожий на отдаленный рев множества животных. Странный шум нарастал и близился, пока до римлян не дошло, что, скорее всего, это распеваемая галлами на их грубом наречии походная песня. При этом никаких сведений от разведчиков получено не было, и то, что неприятель оказался так близко, стало полнейшей неожиданностью.

Римлян охватила паника: они нарушили строй и обратились в бегство. В толчее тысячи людей оказались сброшенными в реку и утонули, еще тысячи запрудили узкий овраг: многие из них погибли в давке, остальных добили галлы. Спастись удалось немногим, да и то благодаря тому, что Бренн, изумленный легкостью своей победы, заподозрил ловушку. Он удержал своих людей от немедленного преследования, и это позволило римлянам, которые побросали оружие и доспехи, удрать от противника, сохранив жизни, но лишившись воинской чести. Поскольку Вейи находились ближе, чем Рим, большинство побежало туда. Лишь горстка беглецов вернулась в город с известием о беде.