Всеволод Соловьев - Изгнанник Страница 57

Она поджимала губы и уходила с презрительным видом. А любопытство все возрастало и не давало покоя. Она наблюдала и видела решительные чудеса.

Кондрат Кузьмич совсем одурел. Кончилось тем, что он даже стал франтить. Почти ежедневно, выходя из дома, он облекался в новый сюртук, повязывал себе на шею новый галстук, даже завел модную цилиндрическую шляпу и стал надевать перчатки, чего с ним давно не случалось.

«И где это он пропадает?» — безнадежно думала Олимпиада Петровна.

Если бы она могла следить за мужем, то узнала бы, что ее Кондрат Кузьмич сделался светским человеком, стал посещать дома людей, с которыми не видался лет по двадцати. Если бы она могла следить за ним невидимкой, то невольно изумилась бы тому, что с кем бы теперь Кондрат Кузьмич ни говорил и какой бы разговор ни вел, а разговор этот непременно сводился на Капитолину Ивановну Миронову.

Кондрат Кузьмич поднимал старину, но хотя ему и удалось собрать об этой старине кое-какие сведения, все же он был недоволен.

Он почти ежедневно навещал Бориса Сергеевича Горбатова, но каждый раз объявлял ему, что дело идет туго.

— Старая баба такого тумана напустила, — говорил он, — ничего как есть разглядеть невозможно!

Наконец Борис Сергеевич сказал ему, что собственно его дела все в Москве кончены и что если присутствие его не нужно Прыгунову, то он уедет в Петербург.

— И уезжайте, сударь, уезжайте, только понапрасну я вас потревожил… Бедовая эта Мирониха, провела нас да и только… и ведь хожу около клада, а как за него взяться — не умею! Слова такого нужного — «абракадабра» — не нашел!..

— А не ошибаетесь ли вы, Кондрат Кузьмич? — заметил Горбатов. — Может, нам с вами только показалось, что она хитрит и скрывает, может, действительно и мать и ребенок умерли?!

Кондрат Кузьмич даже привскочил с места.

— Помилуйте, — забасил он, — да вы ли это мне, Борис Сергеевич, говорите, и я ли вас слушаю! Не вы ли от нее вернулись при полной уверенности, что она скрывает?

— Да, конечно, она была так смущена и потом некоторые слова ее мне показались, да и теперь кажутся очень загадочными. Но она могла, с ее странным характером, просто хотеть нас одурачить.

— Полноте, полноте! — перебил его Прыгунов. — Одурачивает она нас — это верно, только в ином смысле. Ни разу в жизни не попадалось мне такое дела — путано, перепутано и запутано. Говорю я вам, государь мой, хожу кругом клада… и неужто не найду абракадабры?!

Он встал с кресла и начал ходить по комнате, очевидно, углубляясь в свои мысли и комбинации.

— Да-с, — снова заговорил он, — просто разума можно лишиться на таком деле… Ведь могила-с… памятник: «раба Божья Александра и младенец Петр»… и свидетельство о смерти, и все в порядке… И Капитолина Ивановна приезжает панихиду служить… Ведь сказать все свежему человеку — рассмеется, прямо за безумца меня почтет… Но вы меня хоть убейте: жив этот самый младенец Петр… Начали мы с вами одно, а выходит другое… Подменили!.. Тут, так сказать, деяние преступное! А, поди, докажи его без какой-нибудь абракадабры… Да и с абракадаброй-то, пожалуй, ровно ничего не докажешь…

Прошло еще дня три-четыре — и Прыгунов снова явился. На этот раз Борис Сергеевич сразу заметил в нем нечто особенное, он был необыкновенно серьезен и важен, и в лице его сказывалась даже какая-то таинственность.

— Я завтра или послезавтра собрался уезжать, — сказал Борис Сергеевич, — но вы, кажется, сегодня имеете что-то новое сообщить мне… В таком случае, если это важно, я еще повременю… С чем же вы, почтеннейший Кондрат Кузьмич?

Прыгунов несколько смутился и как бы опешил.

— Как с чем? — проговорил он. — Почему это вы изволите заключать, что у меня имеется новость?..

— По вашему виду мне показалось… Кондрат Кузьмич махнул рукою.

— Что вид? — не без некоторой меланхолии произнес он. — Вид бывает обманчив, да и вида особого я не имею, ибо к глубочайшему своему прискорбию ни до чего особого еще не дошел… А все же бы я просил вас, государь мой, повременить денька два-три отъездом в Петербург…

— А что?

— Мысль такая новая пришла мне в голову… Повремените, может, дело наше и выгорит… Только как бы это… Как бы?! — Он приложил палец ко лбу и несколько мгновений обдумывал что-то. — Ну-с, это будет видно! — наконец сказал он. — Не то завтра, не то послезавтра я и мысль мою вам скажу, и решено тогда будет, дурак я или нет. Коли дурак — казните!.. А теперь вот что еще я вспомнил: изволили вы говорить мне о семейном архиве, находящемся тут у вас, в московском доме, так вспомнил я — есть у меня человек знающий, привычный, которому можно будет в ваше отсутствие поручить разборку архива.

— Кто же это?

— А это, видите ли, некий Михаил Иванович Бородин. Он человек образованный и службу свою начал по архивам.

— Позвольте, позвольте, — сказал Горбатов, — мне уже о нем говорили и именно рекомендовали его. Так вы его знаете?

— Как же не знать — с детства знаю.

— Вот и прекрасно!

— Да еще как прекрасно-то, государь мой. Завтрашний день, если позволите, я с ним к вам и приеду.

— Только согласится ли он взять на себя эту работу?

— Согласится! Его хлебом не корми, а дай порыться в старых бумагах — страсть он это любит. Не далее-с как третьего дня я был у него и говорил с ним и о вас, и о вашем архиве.

— Ну и отлично, я буду ждать его и вас завтра все утро. Очень рад буду с ним познакомиться.

Прыгунов стал прощаться.

— Куда же это вы? Посидите, Кондрат Кузьмич, потолкуемте.

— Нет, уже прощения просим, пора мне, пора… Уж до завтра-с. Потерпите немножко, авось поймаем мы эту старую лисицу, Капитолину Ивановну…

— Да в чем же, наконец, дело? Теперь и вы принялись за мистификации, — сказал, улыбаясь, Борис Сергеевич.

— Да-с, мистификации, да ждать недолго, потерпите, не расспрашивайте, уж будьте милостивы, не расспрашивайте… А к тому же и страх берет — как бы мне опять не опростоволоситься… Такое дело… Со всех сторон оглядеть надо…

Он принял еще более таинственный вид, простился с хозяином и в глубокой задумчивости вышел из горбатовского дома.

«Абракадабра! — рассуждал он с собою. — Надо полагать, что точно: абракадабра… А все же опаска не мешает… и после этого свидания, может, и виднее будет…»

На следующее утро, в двенадцатом часу, Кондрат Кузьмич с Михаилом Ивановичем Бородиным велели о себе доложить Горбатову и дожидались его в большой зале. Бородин без всяких затруднений согласился ехать с Прыгуновым и заранее брался разобрать горбатовский архив, в котором, как ему уже давно было известно, находилось немало очень важных исторических материалов и документов. Ему также небезынтересно было познакомиться со старым декабристом. Прохаживаясь теперь по большой зале с Прыгуновым, он с видимым удовольствием разглядывал окружавшую его обстановку.

— Если бы знали вы, Кондрат Кузьмич, как я люблю эти старые барские дома, — говорил он. — Каждый раз, как вхожу, испытываю особенное ощущение… Ведь вот этот дом, например, какая прелесть! Взгляните — эта анфилада, эта старинная тяжелая мебель!.. Право, теперь совсем не умеют жить и устраиваться богатые люди. Да, впрочем, пожалуй, и не то — пусть выстроят такой же точно дом и закажут по моделям такую же точно обстановку, — будет совсем не то… Тут старым духом пахнет, тут года оставили свои следы. Знаете, я помню, когда был заграницей, вошел раз в Венеции в старый, покинутый палаццо — так, верите ли, целую неделю каждый день ходил туда, оторваться не мог. И странное дело, с детства у меня такая любовь к старинным домам, еще мальчиком был, все мечтал, что вот буду жить в таком доме.

— Так-с, так-с! — повторял Кондрат Кузьмич.

Он был как на иголках, и щеки его то и дело багровели. В это время старый, почтенного вида слуга им доложил, что Борис Сергеевич их «просят».

— Борис Сергеевич, вероятно, в библиотеке? — спросил Прыгунов.

— Никак нет-с, — отвечал слуга, — они в настоящее время не одни, у них гости… Они просят вас пройти в портретную: гости уезжают, и Борис Сергеевич сею же минутою к вам выйдет…

— Где же эта портретная, проведи нас, почтеннейший, — говорил Кондрат Кузьмич. — В портретной этой мне еще ни разу не довелось быть… Ишь ведь у вас дом-то какой! В нем хоть месяц целый проживи, так и то, того и жди, заблудишься…

— Это точно-с, — сказал слуга, — дом старинный-с, как есть барский, настоящий, прежних времен-с, теперь, я думаю, так уж и не строят, разучились… да и бары! Где ж таких бар по нынешнему времени найти, как вот, для примера, наш покойный барин, Сергей Борисович… Царствие ему небесное!..

— Так, так! — повторял Кондрат Кузьмич, делаясь снова тревожным и машинально следуя за слугою.

— Портретная в таком доме — это обыкновенно самая интересная комната, — заметил Михаил Иванович, внимательно и с видимым удовольствием разглядывавший обстановку каждой комнаты, через которую они проходили. — Такая портретная, ведь это так сказать, живописная история рода… Да и какие удивительные портреты иногда попадаются!..