Загадочная пленница Карибов - Серно Вольф Страница 58

— Знал я одного китобоя, который рассказывал, что эти киты могут нырять за добычей на глубину в тысячи футов и часами оставаться под водой, — пояснил Хьюитт шепотом. Перед лицом такого чудища невольно понизишь тон.

— Дурная мысль, — проскрипел Магистр, — но мне бы хотелось, чтобы это чудовище превратилось в остров. Остров был бы мне больше по душе.

Амброзиус пробормотал:

— Левиафан. Молю Всевышнего, чтобы он не замышлял против нас ничего зловредного. Наверное, такой же проглотил когда-то пророка Иону. — Он начал цитировать:

И повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи…

Но Магистр перебил его:

— А чем питаются эти милые животные?

— Осьминогами, — отозвался Хьюитт.

— Осьминогами? Так ему, наверное, надо уймищу этой дряни, чтобы слегка утолить голод!

— Не все осьминоги так малы, как те, что попадались нам. Есть и такие, что размером с целого кита. — Видно, Хьюитту и самому такое описание показалось неправдоподобным, потому что он тут же добавил: — По крайней мере, так рассказывал тот китобой.

А кашалоту, по всему видать, было абсолютно безразлично, что там судачили люди о нем и его пропитании. Он спокойно лежал, как скала в море, посматривая одним глазом, как вдруг над ним взметнулся фонтан мощных водяных струй. Они поднялись так высоко, что брызги с чудовищной силой обрушились на «Альбатрос», и вся команда вмиг вымокла.

— Он выдувает воздух из легких вместе с водой, — объяснил Хьюитт.

Не успел он это вымолвить, как голова кита ушла под воду, а мощное туловище выгнулось мостом и на несколько мгновений показалось во всей своей красе. На боку исполина люди четко увидели матово поблескивавшие пятна, по которым рядами шли загадочные темные следы, круглые и каждый величиной с блюдо. Когда уже и лопасти хвостового плавника скрылись под водой, Магистр сдавленно прошептал:

— Бог мой, я догадываюсь, что это. Они выглядят как следы от присосок.

Все содрогнулись.

Март? A.D. 78

Прошел еще день и еще одна ночь, с тех пор как мы видели чайку. Отец наш Небесный, где же земля? Как далеко могут залетать эти птицы? Снова и снова задаемся мы этим вопросом.

А была ли та чайка реальностью? В наших воспоминаниях полный сумбур. Уж не игра ли это врага рода человеческого, который потешается при виде нашей немощи?

Снова такая жара, что, рассыхаясь, трещит все дерево. У нас совсем нет воды. Наши глотки пылают, как угли. По утрам мы ждем росы и слизываем ее распухшими языками. Бич жажды страшнее вил сатаны. Должно быть, это моя последняя запись. У кого еще есть силы, молитесь…

В. из К.

С превеликим трудом, движениями немощного старца, Витус убрал журнал и пишущие принадлежности обратно в шкап, а потом заполз под парусиновый тент, где лежали остальные. Магистр, Коротышка, Хьюитт и Феба находились на грани дремы и обморока. Несмотря на жару, все сбились в кучу, потому что полотнище было не слишком большим. В середине шлюпки сидел на корточках Амброзиус, который снял рясу, чтобы защитить от тропической жары Филлис.

Он сидел в изодранном в клочья исподнем, но его это мало волновало. Стыдливости больше не было места, и время ее прошло.

Часами лежали измученные мореплаватели без признаков жизни, а развалину «Альбатрос» несло дальше. Дальше и дальше, все время на запад, к спасительным берегам. И они не знали, что Господь всемогущий уже выслал им последнее, неимоверное испытание…

И снова была ночь, ночь с рваными облаками на небе и блеклой луной между ними. Слабый ветерок задувал с зюйд-веста и пробегал по останкам «Альбатроса». Море походило на черное стекло. Под шлюпкой из его глубин что-то поднималось, медленно, но неотвратимо, нечто, никогда не виданное на поверхности, — некий отливающий зеленью орган, светящийся, как фонарь. Этот орган сидел на мощной голове с мешковатым туловищем. От головы размером с бочку в человеческий рост отходили восемь конечностей, каждая толщиной с верхушку мачты на большом корабле, а к ним еще два щупальца не меньше сорока футов в длину, что превышало даже длину рук. Все десять конечностей были снабжены присосками с хорошее блюдо. «Архитойтис»[31] назывался монстр, и не только его гигантские голова и щупальца внушали страх, но и сидящие по бокам головы выпученные глаза — они были огромными, диаметром в пятнадцать дюймов, но ни в какое сравнение не шли с величиной роговых челюстей, похожих на клюв исполинского попугая.

Извивая во все стороны свои щупальца, архитойтис начал ощупывать свою добычу. Его голова показалась из воды возле «Альбатроса», а щупальца обхватили корпус шлюпки снизу и присосались к нему крепко-накрепко. Монстр ударил своим мощным клювом по транцу. Лодка содрогнулась и затрещала.

Витус вынырнул из тяжкой дремы:

— Что? Что это было? — слабо пролепетал он.

Тишина. Он прислушался. Ничего. Только плеск волн и шелест ветра. Его голова снова упала на грудь.

Архитойтис между тем оставил в покое транец — дерево ему было не по вкусу. Он предпочитал живность морских глубин. В другой раз он выслал на охоту длинные щупальца, которые хватали жертву, присасывались к ней и тянули к гигантскому клюву, чтобы тот мог спокойно перемолоть пищу. Они шевелились и извивались на корме, играючи скользнули по парусиновому навесу и заползли под него. Не спеша они ощупывали здесь, проверяли там, и, наконец, их скользкие концы обвили шею и грудь Витуса.

— Ч-чт-то… эт-то?

Витус почувствовал, как непреодолимая сила хватает его и поднимает в воздух, и в то же время кто-то перекрывает ему дыхание. Он вздернул руки к горлу и… ухватился за влажное осклизлое щупальце. Кирургчик дернул за него, рванулся и принялся отдирать изо всех сил, только силы, которыми он обладал, были смехотворно ничтожны. Его руки беспомощно рассекали воздух, а дыхание вот-вот было готово прерваться. Нож! Единственное оружие, которое у них еще осталось! Надо до него добраться, чтобы обрубить эту скользкую конечность. Нож лежит в шкапчике, недалеко от него… Он захрипел. Левой рукой он уцепился за кормовую банку, а правой распахнул створки. Нож, где же этот нож?! Вот! Рука ухватила рукоятку и взметнулась вверх, направляя клинок к горлу. Витус уже мог только хрипеть на последнем издыхании, он вертел головой во все стороны, как будто мог таким образом освободиться от удушающего захвата. Потом собрался с духом и вонзил клинок в ненавистную скользкую плоть, раня при этом и самого себя. Но боли он не чувствовал — колол и резал, собрав последние силы. Неужели тугая петля вокруг шеи никогда не ослабнет?!

Наконец, когда Витус уже терял сознание, хватка ослабла. Он глубоко втянул в себя воздух, он упивался им, захлебываясь огромными глотками. Смертоносное щупальце оставило его и поползло, оставляя за собой слизь, дальше, вперед, к носу, ища менее опасную жертву.

Витус хотел вскочить, предупредить об опасности остальных, которые были так слабы, что даже не заметили случившегося, но при первом же рывке все вокруг него перевернулось, ему показалось, что и сам он куда-то проваливается, и с силой ударился виском о рыбину…

Витус не знал, сколько времени прошло. Он очнулся оттого, что кто-то тряс его за руку. Магистр!

— Гигантский спрут! Гигантский спрут! — Маленький ученый думал, что кричит, на самом деле из его гортани вылетали лишь хрипы, которые можно было с трудом разобрать.

— Знаю… Он меня… — Сознание Витуса было еще слишком замутнено, чтобы складно говорить.

— Там, впереди, у мачты! Амброзиус и Филлис! — широко раскрытые глаза Магистра говорили больше, чем его слова. — Чудовище хочет их задушить!

Витус заставил себя подняться. На мгновение в его голове промелькнуло удивление: на что способен человек, когда решается вопрос жизни и смерти! Но мысль скользнула и ушла, а в неверном свете луны он различил две слившиеся в одну тени: у средней банки, крепко вцепившись друг в друга, сплелись долговязый Амброзиус и хрупкая Филлис.