Золотой петух. Безумец - Раффи Страница 58

— А кто его любит?

Вардан решил воспользоваться моментом и передать Степанику свой подарок. Попросив ее немного подождать, он ушел и быстро вернулся, неся в руках маленький узелок.

— Но ведь отец ждет тебя, — напомнила Степаник.

— Успеем, еще рано. Присядь сюда, Степаник, я хочу дать тебе одну вещицу.

Степаник с радостным лицом присела на бугорок рядом с Варданом. Он развязал узелок, в котором оказалась красивая шкатулка из черного дерева. Вардан вынул из кармана ключик и открыл ее. В ней в строгом порядке были разложены принадлежности женского рукоделия: ножницы, наперсток, игольник и прочее, все из серебра и тонкой работы. В крышку шкатулки было вправлено маленькое зеркальце, а на дне ее находился музыкальный механизм, который заиграл, когда Вардан его завел.

Степаник смотрела на шкатулку с восхищением. Впервые в жизни видела она такую красивую вещицу.

— Нравится? — спросил Вардан, заглядывая ей в глаза. — Бери, я дарю ее тебе.

Степаник, которая вначале обрадовалась подарку, вдруг приуныла. Казалось, ей что-то мешало принять этот подарок. После минутного замешательства она сказала:

— Зачем мне ножницы, наперсток, иголки… я же не девушка… лучше бы ты привез мне что-либо другое… то, что подобает мужчине… — Она говорила, запинаясь на каждом слове, словно делала над собой усилие.

Вардана настолько поразила ее скрытность, что он, отбросив обычную сдержанность, воскликнул:

— Лала, ты же девушка!

— Ах! Ты даже мое имя знаешь!.. — И девушка, смутившись, невольно приникла лицом к его плечу.

Вардан крепко прижал ее к себе. Вся дрожа, со слезами на глазах, она шептала:

— Да, я девушка… девушка.

Это признание впервые за много лет сорвалось с ее губ. Она до сих пор не решалась открыть свою тайну Вардану, хотя давно уже любила его.

Поглощенные друг другом, они не заметили, что из-за деревьев за ними наблюдает пара глаз. Это была Сара, привлеченная звуками музыки. «Ну, теперь Лала спасена!..» — радостно подумала она и поспешила уйти.

Глава пятнадцатая

Сидя в ода за накрытым столом, староста Хачо и Томас-эфенди ожидали Вардана. Здесь же расположились двое турецких полицейских — подручные Томаса-эфенди по сбору налогов и его пособники во всех злодеяниях.

Сыновей старика Хачо в ода не было. Когда в доме у них обедал почетный гость, они не садились за стол.

— Вот сейчас явится и начнет злословить, все удовольствие от обеда испортит, — сказал эфенди, намекая на Вардана.

— Да, он острослов, но сердце у него доброе, — заметил староста.

— Я знаю, староста, что сердце у него доброе, но зато язык — как змеиное жало. Не над каждым можно подшучивать, не надо забывать, кто такой Томас-эфенди! Стоит мне только кашлянуть — как людей охватывает ужас. Ты же видел фирман султана! Скажу больше: эрзерумский вали всегда сажает меня рядом с собой. Спроси у них, если не веришь, — сказал сборщик, кивая на полицейских.

«У лисы потребовали свидетеля, она указала на свой хвост». Эти два мошенника всегда готовы были выступить свидетелями в пользу лживых заверений эфенди.

— Как могу я не верить! — ответил староста.

Томас-эфенди сердился на Вардана не столько за его утреннюю выходку, сколько за то, что тот при каждой встрече норовил высмеять его.

— Стоит мне захотеть, — продолжал кипятиться сборщик, — и я весь мир переверну, тогда этот негодяй узнает, кто такой Томас-эфенди!

— Он еще молод, — добродушно сказал старик, — недаром говорят, что у молодого ум не окреп. Поверьте мне, он не так плох, как кажется.

В это мгновение вошел Вардан. Он казался задумчивым и был очень бледен. Томас-эфенди, который минуту назад говорил о нем с такой злобой, как говорится, «поджал хвост» и с льстивой улыбкой обратился к Вардану:

— Благословенный, долго же ты заставляешь себя ждать! Разве не знаешь, что без тебя мне кусок в горло не полезет?

— Я знаю, — ответил Вардан, не глядя на него, и сел на свое место.

Во время обеда Вардан был неразговорчив, выражение лица у него было такое страдальческое, словно его мучил какой-то недуг. Свойственное ему веселое расположение духа сменилось мрачностью, подобно тому как ясный день сменяется непогодой.

Любовь влияет на людей по-разному: одни ликуют и радуются, другие безумствуют, третьи, полюбив, легче переносят невзгоды жизни; что же касается Вардана, то любовь вселила в него грусть. Он почти не прикоснулся к обеду, но пил много, словно его что-то жгло внутри.

Зато Томас-эфенди болтал без умолку. Чего только не рассказывал он о себе и о своем прошлом! Послушать его, так выходило, что он лицо столь уважаемое, что даже сам патриарх Нерсес называет его не иначе как «сын мой». О Хримяне[31] он отзывался неодобрительно, порицал его за излишнюю простоту, возмущаясь тем, что тот снисходит до беседы с простолюдинами из Муша и Вана. Эфенди уверял, будто Нубар-паша в письмах неизменно называет его «мой благородный друг»; хвастался, что на берегу Босфора у него есть собственный дворец, который он сдает в аренду англичанам; уверял, что его предки пожертвовали иерусалимскому храму большую сумму денег, из-за чего в монастыре св. Иакова им ежедневно служат благодарственный молебен; что отношения с Отьяном[32] у него испортились потому, что Отьян хотел породниться с ним и сватал за него свою дочь, но эфенди не пожелал ее, — и все в том же духе.

Долго болтал эфенди, но Вардан почти не слушал его. Зато наивный староста принимал все его россказни за чистую монету и поражался. «Как счастлива будет моя Лала, — думал он, — если она станет женой такого человека, который имеет дворец на берегу Босфора и отказался от чести быть зятем Отьяна».

Затем эфенди перевел разговор на политику. Это было время гражданской войны на Балканах, когда славянские народы проливали кровь за свою свободу. В Константинополе состоялась конференция, где решались их судьбы, и Митхад, этот изворотливый дипломат, обнародовал турецкую конституцию.

Рассевшись в ода, Томас-эфенди разглагольствовал о будущем армянской нации. Говоря о «безумии» славян, которые «осмелились» восстать против своих «доброжелателей» — турок, Томас-эфенди с негодованием обрушился на армян, заявив, что и среди них есть такие «безумцы», которые ропщут на турок и мечтают о гражданских свободах и самоуправлении. Он уверял, что армяне погибнут без турок, что они не способны сами управлять своей страной.

Этого Вардан уже не стерпел.

— Таким кровопийцам, как вы, — всяким подрядчикам и сборщикам налогов, — на руку бесчинства и беззакония турецких властей, — сказал он, — вы ловите рыбу в мутной воде. Вам ненавистен свет, недаром воры боятся дневного света.