Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 59

– Что ж, тогда будь благодарен Фортуне – я нашел своего соперника. Слушай же.

С этими словами Мессала повернулся к Друзу.

– Расскажи же нам все, что ты знаешь об этом еврее и в то же время римлянине, – клянусь Фебом, такому сочетанию не позавидует и кентавр! Какую одежду носит он, о мой Друз?

– Какую носят все евреи.

– Ты слышишь, Гай? – снова спросил Мессала. – Этот парень молод – раз; он выглядит как римлянин – два; он предпочитает еврейские тряпки – три; судя по его успехам в палестре, он способен, если надо, остановить четверку коней – это четыре. Друз, помоги моему другу еще вот в чем. Без сомнения, у этого Аррия здорово подвешен язык, иначе он бы не мог так ловко прикидываться – сегодня он римлянин, завтра еврей; но столь же ли свободно он владеет и благородным языком Афин?

– Столь свободно и чисто, что мог бы спорить с Сократом.

– Ты слышишь, Гай? – сказал Мессала. – Этот парень просто создан, чтобы говорить комплименты женщинам – а то и самой Аристомахе[73] – по-гречески. Если я правильно считаю – это уже пять. Что скажешь?

– Ты уже нашел его, мой Мессала, – ответил на это Гай, – или я не я.

– Прошу прощения, мой Друз, – и прошу прощения у вас всех – за то, что говорю загадками, – весело произнес Мессала. – Но не буду испытывать ваше терпение. Помнится, ты что-то говорил про тайну в связи с появлением сына Аррия. Расскажи мне про это подробнее.

– Да нет здесь ничего особенного, Мессала, совершенно ничего, – ответил Друз, – так, просто детская болтовня. Когда Аррий, его отец, под парусами пустился преследовать пиратов, у него не было ни жены, ни семьи. Но домой он вернулся с юношей – тем, о котором мы говорим, – и на следующий день усыновил его.

– Усыновил его? – повторил Мессала. – Клянусь всеми богами, Друз, ты и в самом деле заинтриговал меня! Где же дуумвир нашел этого парня? И кто он такой?

– Кто может ответить на этот вопрос, Мессала? Разве что сам молодой Аррий. Кстати! Во время сражения дуумвир – тогда еще трибун – потерял галеру. Проходивший мимо корабль обнаружил его и еще одного человека – единственных спасшихся – на каком-то обломке судна. Тогда ходили слухи, что этим вторым человеком был еврей…

– Еврей! – эхом отозвался Мессала.

– … и раб.

– Как ты сказал, Друз? Раб?

– Когда их подняли на борт, дуумвир был в доспехе трибуна, а другой в рубахе гребца.

Мессала, слушавший рассказчика, подавшись всем телом вперед, медленно выпрямился.

– Галера, – повторил он поразившее его слово и впервые обвел залу растерянным взглядом.

Но тут в залу вступила процессия рабов. Некоторые из них несли в руках большие амфоры с вином, другие – корзины с фруктами и сладостями, чаши и кувшины большей частью из серебра. При виде их Мессала вскочил на стул.

– Люди Тибра, – громким и ясным голосом произнес он, обращаясь к гостям. – Давайте же обратим это ожидание нашего командующего в празднество в честь Вакха. Кого вы выберете вашим предводителем на нем?

Из-за стола поднялся Друз.

– Кто может быть предводителем, если не хозяин пиршества? – спросил он. – Ответьте же, римляне.

Присутствующие в один голос подтвердили его слова.

Мессала снял венок со своей головы и протянул его Друзу. Последний, забравшись на стол, вполне серьезно возложил его снова на голову Мессалы, сделав его таким образом предводителем празднества.

– Вместе со мной сюда пришли несколько моих друзей, – сказал он, – только что вставших из-за другого стола. Чтобы наше празднество было освящено старинным обычаем, приведите сюда того из них, кто более всех был сражен вином.

Хор голосов тут же воскликнул в ответ:

– Вот он, вот он!

Тут же в дальнем углу с пола был поднят юноша столь женственный, что вполне бы мог подойти для роли самого бога виноделия – хотя ему сейчас вряд ли удалось бы удержать на голове венок, а в руке – тирс.

– Поднимите его на стол, – повелел предводитель празднества.

Увы, юноша был не в силах даже сидеть.

– Помоги ему, Друз, – кивнул головой Мессала.

Друз обхватил неумелого выпивоху за плечи.

Обращаясь к обвисшей фигуре, Мессала произнес в наступившей тишине:

– О Вакх, величайший из богов! Будь благосклонен к нам нынешним вечером! От своего собственного имени и от имени этих твоих приверженцев я возлагаю сей венок… – сняв венок со своей головы, он благоговейно поднял его вверх, – … я возлагаю сей венок на твой алтарь в роще Дафны.

Склонив голову, он возложил венок на голову юноши, а затем нагнулся, снял с игральных костей до сих пор закрывавшую их чашу и со смехом произнес:

– Погляди, мой Друз! Клянусь ослом Силена[74], денарий все-таки мой!

Ответом ему были возгласы гостей, столь громкие, что пол заходил у всех под ногами, а суровые атланты у стен, казалось, пустились в пляс. Оргия началась.

Глава 13

Колесничий для скакунов Илдерима

Шейх Илдерим был слишком важной персоной, чтобы выходить куда-либо без соответствующей его положению свиты. Он имел репутацию человека, старающегося всегда находиться в окружении людей своего племени, вождем и патриархом которого был, – племени, слывшего самым большим в пустыне к востоку от Сирии. Среди горожан у него была несколько другая репутация – богатейшего человека среди некоронованных особ Востока. Располагая и в самом деле изрядным богатством, которое заключалось не только в деньгах, но и в слугах, верблюдах, лошадях, стадах скота, – он получал удовольствие от своего положения, которое не только подчеркивало его достоинство в глазах незнакомцев, но и способствовало его личной гордости. Поэтому читатель не должен обманываться частым упоминанием его шатра в Пальмовом саду. Это было во всех отношениях респектабельное становище; строго говоря, там было три больших шатра – в одном он жил сам, в другом принимал гостей, в третьем обитала его любимая жена со своими прислужницами; шесть или даже восемь меньших шатров были предоставлены в распоряжение его слуг и приближенных из его племени, которые всегда находились при нем в качестве телохранителей, – силачей испытанной храбрости, опытных в обращении с луком, копьем и лошадьми.

Сказать по правде, его собственности любого вида в Пальмовом саду не угрожала никакая опасность, но так как всегда неразумно ослаблять узы дисциплины, то все становище было переполнено коровами, верблюдами и козами, да и всяким другим добром, которое могло бы ввести в искушение льва или простого вора.

Умея прекрасно повелевать людьми, Илдерим в полной мере хранил верность всем обычаям своего народа, даже самым незначительным. В результате этого его жизнь в саду была продолжением его жизни в пустыне, воспроизведением старых патриархальных обычаев – истинно пастушеской жизни исконного Израиля.

Гарцуя во главе каравана, вернувшегося утром в сад, он остановил коня и сказал:

– Здесь, ставьте здесь, – втыкая в землю копье. – Дверь на юг, чтобы видно было озеро. Дети пустыни будут сидеть здесь, любуясь закатом солнца.

С последними словами он подошел к растущим неподалеку трем громадным пальмам и похлопал одну из них по стволу так, как мог бы потрепать по шее своего коня или самого любимого из своих сыновей.

Кто, кроме самого шейха, по праву мог бы сказать каравану «Стой!» или о шатре «Раскиньте его здесь»? Воткнутое в землю копье слегка покачивалось; углубление в дерне, сделанное им, станет ямкой, куда опустится основание первого шеста, поддерживающего свод шатра и обозначающего центр первой двери. Неподалеку было вкопано еще восемь других – всего три ряда опор, по три в каждом ряду. Затем, по его же зову, явились женщины и дети, которые стали извлекать из верблюжьей поклажи широкие полосы кошмы. Кто был вправе заниматься этим, кроме женщин? Разве не они в свое время состригли ножницами шерсть коричневых коз? Не они ли сплели эту шерсть в длинные нити? И не они – соткали из нитей широкие полотнища? А потом сшили эти полотнища между собой, соорудив таким образом великолепный настил на шатер на самом деле темно-коричневого цвета, но издалека кажущийся черным, как шатры по берегам Кедрона? И наконец, с веселыми шутками и смехом, все вместе, толкаясь, они протянули полотнища от шеста к шесту, вбивая в землю колышки и закрепляя за них растяжки. Когда же наконец были установлены наружные стены, сплетенные из камыша, – заключительный аккорд строительства по методу жителей пустыни – с каким напряженным волнением стали они ждать одобрения их работе от своего владыки! Войдя и выйдя из шатра, шейх обошел его снаружи, оглядел на фоне солнца, деревьев и озера и произнес, потирая руки:

– Отлично сделано! Раскиньте же и весь стан так, как вы умеете, а вечером мы усластим наш хлеб араком, а молоко – медом, и у каждого костра будут играть дети. С нами Бог! Нам не придется мечтать о сладкой воде, поскольку нашим источником будет озеро. И не придется нашим стадам питаться колючками, потому что поблизости вдоволь сладкой травы. Да будет с вами Бог, дети мои! Ступайте с миром!