Геннадий Левицкий - Великие Князья Литовские: Ягайло Страница 59

Куно фон Хаттенштейн приказал гребцам налечь на весла. Суда поплыли быстрее, но двигавшиеся берегом рыцари отстали и едва виднелись вдали.

— Ленивые псы! — Обругал маршал своих собратьев и распорядился сбавить ход.

— Долго еще будем плыть? — Поинтересовался Витовт.

— До Ковна. — Ответил Хаттенштейн. — Хорошо бы к ночи поспеть добраться и закрепиться на берегу.

Орденский маршал не случайно выбрал местом высадки Ковно. Берега Немана в этом месте низкие, пологие, а глубина позволяет подогнать суда к самому берегу. Лучшее место трудно найти на всем протяжении реки.

На горизонте показались развалины Ковенского замка.

— Знакомые места. — Обронил Куно фон Хаттенштейн, всматриваясь в руины. — Помнится, лет пять назад, а может и больше, мы взяли этот замок, но тут появился твой отец с жемайтийцами, и нам пришлось вновь убраться на суда.

— Помню этот бой и я, — признался Витовт. — Здорово мы вас потрепали.

— Изгнали нас тогда литовцы, — согласился маршал. — А чего этим добились? Сейчас высадимся на берег и на месте Ковна поставим свой замок. Все равно эта земля будет нашей.

Но покидать суда маршал не спешил: опять отстали рыцари, а, не дождавшись их, Хаттенштейн не решался ступить на чужую землю.

Вдруг до людей, находившихся на судах, донеслись призывные воинственные кличи литовцев. Вслед за ними в стороне, откуда ждали появления рыцарей, раздались крики немцев, лязг оружия, дикое ржание лошадей.

— Кажется, война началась, — хладнокровно заметил Куно фон Хаттенштейн. — Боюсь, нашим рыцарям придется туго без пехоты.

— Не то слово, Куно, их просто перебьют в лесу, как бывало не раз. — Поправил маршала Энгельгардт фон Ротенштейн.

— Разворачивайте корабли, да побыстрее! — Приказал Хаттенштейн.

Спустя четверть часа суда достигли места, где разыгралась кровавая драма, благо, это было недалеко. Рыцарям и впрямь приходилось не сладко: бой шел в местности, густо поросшей кустарником и деревьями, что не дало возможности крестоносцам построиться в свой знаменитый клин. Каждый рыцарь бился в одиночку, а все вместе постепенно откатывались к реке.

Литовцы, пешие и конные, наседали со всех сторон, действуя на редкость слаженно. Удостоверившись стрелами и сулицами в прочности брони противника, они принялись стаскивать рыцарей с лошадей страшными железными крючьями на длинных древках, наиболее смелые рубили незащищенные ноги бедных животных. Заблаговременно забравшиеся на деревья воины сыпали сверху на головы немцам камни, бревна, палили из самострелов.

Ко времени подхода судов литовцы настолько потеснили воинов Креста, что в некоторых местах бой кипел уже в воде. Приблизившись к месту битвы, кнехты начали прямо с судов пускать тяжелые стрелы в литовцев. Одна часть продолжала стрелять, друга же начала прыгать в воду и по мелководью спешила на помощь своим конным собратьям.

Литовцы, видя, что ситуация складывается не в их пользу, принялись откатываться обратно к спасительной чащобе. Вскоре все они скрылись из виду, за исключением, конечно, мертвых. Преследовать их крестоносцы даже не думали: надвигалась ночь, а темнотой искать литовцев в лесу — то же самое, что в стогу сена иголку.

Удар в спину

Ночь крестоносцы провели на месте побоища в наспех укрепленном лагере. Их тревожные опасения не оправдались: литовцы не осмелились возобновить сражение. Им тоже немало досталось, главным образом, от губительных стрел дальнобойных арбалетов пехоты. Однако потери крестоносцев были не меньшими. Почти треть рыцарей было выведено из строя. Рыцарское войско лишилось половины лошадей, включая и запасных. Часть их увели литовцы, остальные погибли во время битвы, или были покалечены настолько, что бедных животных пришлось добить, чтоб не мучились.

Пиррова победа* отнюдь не обрадовала Куно фон Хаттенштейна. В довершение ко всему, пять судов село на мель. Если четыре удалось снять, то пятое — самое крупное — точно вросло в дно. Испробовав все способы спасти корабль, маршал, скрепя сердце, приказал его сжечь.

Хаттенштейн предал земле погибших собратьев и повел крестоносцев к предполагаемому месту высадки. На сей раз, пехота шла берегом вместе с конницей, а на судах плыли лишь гребцы, да несколько десятков раненных воинов. Поравнявшись с разрушенным городом, корабли причалили к берегу. Воины тут же приступили к их разгрузке, а через два дня Хаттенштейн отослал суда обратно в Пруссию за подкреплением.

В первый же день мастеровые и кнехты приступили к строительству крепости на месте разрушенного Ковна. Спустя шесть недель поднялись стены нового замка, но теперь он уже носил чуждое название Риттерсвердера.

К этому времени из Пруссии пришло первых пять судов с подкреплением, провиантом, строительным материалом, и немцы приступили к возведению двух новых замков вблизи Риттерсвердера. На строительстве одного из них трудился Витовт со своими жемайтийцами, число которых ежедневно увеличивалось.

Вначале соратники Витовта не сильно утруждали себя на строительстве крепости, а многие попросту отлынивали от работы. Но однажды вечером литовский князь собрал своих людей на опушке леса и долго с ними беседовал. О чем шла речь, одному богу известно, но работа на строительстве замка закипела совсем по-другому. Вскоре даже Куно фон Хаттенштейн стал ставить в пример немецким мастеровым и кнехтам трудолюбие жемайтийцев.

Возведение замка было закончено людьми Витовта, когда соседний едва довели до бойниц. Маршал и комтуры осмотрели сооружение и остались вполне им довольны.

— Стены сложены отменно, не ожидал, честно признаться, такого мастерства от литовцев. — Произнес Хаттенштейн, обычно скупой на похвалы.

— А вот ров перед замком надо еще расширить и углубить. — Заметил Энгельгардт фон Ротенштейн. — Иначе даже небольших бревен достаточно, чтобы перекрыть его и приблизиться к стенам.

— Завтра этим и займемся. — Сказал Витовт.

— Как думаешь, князь, назвать свое детище? — Спросил Хаттенштейн.

— Если мне дано такое право, то пусть будет Новое Гродно. — После некоторого раздумья предложил литовец.

— Не возражаю, — согласился маршал.

— А кто будет защищать Новое Гродно?

— Литовцы его построили, ты, князь, окрестил, ты и будешь защищать со своими воинами. — Рассудил маршал. — А чтобы новый замок стал неприступным, в помощь литовцам я дам десятка три храбрых кнехтов.

— Это, пожалуй, излишнее, достопочтимый маршал. — Заметил Витовт. — Мои воины выдержат любую осаду, и в скором времени ты сам убедишься в их храбрости.

— Что ж, посмотрим, но немецкий гарнизон ты все-таки прими в свои стены.

На следующий день в Новом Гродно появилось три с половиной десятка немцев. Даже не испросив позволенья у Витовта, они заняли самую лучшую башню замка. Жемайтийцы возмутились бесцеремонностью пришельцев и хотели, было, вышвырнуть их оттуда, но князь запретил трогать немцев. В довершение ко всему Куно фон Хаттенштейн попросил Витовта снабжать «гостей» продовольствием и всем необходимым. Немцы ели за троих, то и дело, требуя доставить то вина, то мяса, то какое-нибудь изысканное блюдо. Проклиная в душе свою долю, их обслуживал целый отряд литовцев.

Добывать пропитание становилось все труднее и труднее, потому что ежедневно к войску Витовта присоединялись все новые и новые воины, приходившие поодиночке, группами, а порой даже целыми отрядами. Соответственно запасы хлеба в близлежащих селениях быстро истощились. Так что, в лагере Витовта царило всеобщее недовольство присутствием союзников, и только приказ князя сдерживал жемайтийцев от расправы. Но в скором времени произошло событие, которое, к общей радости литовцев, способствовало избавлению их от малоприятных обязанностей по обслуживанию кнехтов.

Однажды вечером братья Витовта — Монивид с Жигимонтом — услышали из-за груды строительного мусора сдавленный женский крик, зовущий на помощь. Они бросились туда, и сцена, открывшаяся взору братьев, привела их в ярость.

Между крепостной стеной и кучей бревен, неиспользованных камней два немца положили на землю девушку и начали ее раздевать. Один из них левой рукой зажал рот своей жертвы, а правой принялся обнажать грудь. Из-под разорванного платья показался небольшой, по-детски розовый, сосок, и кнехт, охваченный животной страстью, припал лицом к обнаженной плоти.

Второй немец всей своей тяжестью навалился на хрупкие девичьи ноги и, преодолевая сопротивление, медленно поднимал платье. Упругие, еще не тронутые загаром, белоснежные ножки заворожили немца, и он на миг расслабился. Этим воспользовалась девушка. Она вцепилась освободившейся рукой в лицо насильника, который взвыл от боли и опрокинулся навзничь. Литовка же, изловчившись, укусила руку, зажимавшую рот, и успела крикнуть: "Помогите!" В следующий момент немцы оправились от неожиданного нападения жертвы и с новой силой навалились на тело, от которого любой ценой стремились получить блаженство. Кнехты так увлеклись борьбой, что даже не заметили, как в пяти шагах от них появились два могучих литовца.