Анна Емельянова - Фаворит богов Страница 6

   — Я наблюдала за Германиком, — произнесла она неохотно. — Быть может, вам известно, есть ли у него возлюбленная?

   — Насколько я знаю, нет, — ответил Тиберий.

Улыбнувшись, Агриппина вновь посмотрела в трапезную.

   — Говорят, что он спас вам жизнь на Рейне? — осведомилась она.

   — Германик лишь исполнил свой долг, защищая своего командира и наследника престола. Любой солдат на его месте поступил бы так же. Поэтому я не нахожу в его поступке особой заслуги, — холодно ответил Тиберий.

Повернувшись к нему. Агриппина глубоко вздохнула:

   — Когда мы вернёмся в Рим, вы будете нашим кесарем? — прошептала она.

   — Да.

Девушка покосилась на свиток в его руке. Проследив за её взглядом, он насмешливо улыбнулся:

   — Август сделал мне подарок. Здесь его указ о моём разводе с твоей матушкой.

Щёки Агриппины вновь вспыхнули, на этот раз от гнева:

   — Торжествуйте же! Ведь вы всегда ненавидели её! — воскликнула она и бросилась бежать по галерее.

   — Ты права! И Юлию ещё ждёт жестокая кара, — пробормотал Тиберий и подозвал одного из рабов, несущих в трапезную кувшин с водой. — Позови сюда Гнея Домиция Агенобарба.

Отойдя к окну, он выглянул на улицу. Уже совсем стемнело. Вдали у мыса горели огни факелов. В тишине звучал рокот прибоя и шелест ветра в кронах деревьев. В небе мерцали далёкие звёзды. Из зала, где проходила трапезная, до слуха Тиберия долетали отзвуки музыки и гул голосов.

   — Всего через несколько дней я стану кесарем, — прошептал Тиберий, и кровь быстрее застучала у него в висках при мыслях об этом. Он крепче сжал свиток. Голова его слегка кружилась от волнения.

   — Зачем я тебе понадобился? — громко осведомился Агенобарб, появившись на пороге трапезной. Он был уже немного пьян.

В прошлом Тиберий неоднократно пил вино вместе с Домицием в походных лагерях. Любовь к вину объединяла их. Но Тиберий успел хорошо изучить характер приятеля и знал о его необузданном темпераменте.

Домиций Агенобарб невзирая на молодость успел зарекомендовать себя порочным, дерзким и наглым человеком, обладавшим к тому же жестокостью. Среднего роста, полный, даже толстый, с короткой рыжей бородой и копной медных полос, он мог бы показаться красивым, если бы не яростный огонь в синих глазах. Домиций обожал роскошь. Он был богат, часто устраивал пиры в своих дворцах и неудержимо тратил деньги на различные увеселения.

   — Ты понадобился Риму, а не мне, Домиций, — возразил Тиберий. — Ибо от задания, которое я решил тебе поручить, зависит судьба Отечества.

   — Громкие слова! А кесарь об этом знает? — осведомился Агенобарб.

Тонко усмехнувшись, Тиберий взглянул в глаза собеседнику:

   — Не забывай, Домиций, что я — будущий кесарь.

Наступило молчание, Агенобарб понимал, что долг подданного обязывает его во всём повиноваться Тиберию. Для него, как и для всех придворных, было очевидным, что уже через короткое время в империи произойдёт смена правителей.

   — Я любитель вина и шлюх, господин. И ты это знаешь. Какое важное поручение можешь ты доверить столь порочному человеку? — наконец сказал Агенобарб.

   — Буду краток, — кивнул Тиберий. — Для предстоящего дела мне нужен верный патриций, которого бы слушались солдаты. И в то же время он должен обладать решительностью и жестокостью. Поэтому я выбрал тебя. Поезжай на остров Планазию, взяв с собой отряд, и убей Агриппу Постума.

   — Ты предлагаешь мне убить Агриппу? Но зачем?! — вскричал Агенобарб.

Услышав возглас, в сторону собеседников повернулось несколько рабов. Схватив его за рукав туники, Тиберий подтащил приятеля к окну.

   — Агриппа — внук Октавиана. После того как я взойду на престол, у меня могут появиться враги, желающие совершить переворот и, провозгласив кесарем Агриппу, править в Риме вместо него. Я должен позаботиться о том, чтобы в моём государстве не возникло никаких смут, — прошептал он, с трудом сдерживая ярость.

   — И всё, что требуется от меня, это прибыть на Планазию и убить несчастного безумца? — разочарованно спросил Агенобарб.

   — Пока да. Мы будем считать сие началом твоей верной службы у меня, — молвил Тиберий. — Ты ведь согласен выполнить приказ?

   — Я бы отказался, если бы ты, господин, предоставил мне право самому принимать решения, — поморщился Агенобарб. — Ведь я знатный патриций. У меня благородная кровь...

   — Мне и нужен знатный патриций, чтобы руководить тем, что случится на Планазии. Если я пошлю туда обычный отряд под командованием центуриона, стражники, охраняющие Агриппу, могут проявить неповиновение. Но прибытие самого Домиция Агенобарба, человека известного и богатого, заставит их быть во всём тебе покорными.

   — Теперь понятно, — хмуро произнёс Агенобарб. — Но мне твоя идея не по душе, господин... Ведь убийство Агриппы Постума, по римскому закону, будет считаться преступлением, невзирая на то, что приказ следовал от самого кесаря... Ведь ты им будешь в ближайшее время.

   — Я и есть закон Рима, — холодно молвил Тиберий. — И мне решать, как поступать с опасными для государства людьми.

От его слов Агенобарбу стало не по себе. Впервые он почувствовал перед Тиберием страх — в том уже ощущался владыка Рима. И владыка этот был беспощаден.

   — Когда ты велишь мне ехать на Планазию? — тихо осведомился Агенобарб.

Ночью. Ты достаточно трезв, чтобы возглавить отряд. Возьмёшь одну из моих галер и нескольких лучших преторианцев. Я буду ждать выполнения приказа, — произнёс Тиберий и отвернулся от Агенобарба к окну.

Постояв несколько секунд в раздумьях, Домиций Агенобарб неохотно направился к лестнице, ведущей во двор. Ему очень не хотелось покидать пир и ещё больше не хотелось убивать Агриппу Постума, до которого ему не было дела. Но он знал, что, отказавшись, приобретёт себе врага в лице Тиберия. Л враг этот был опасен потому, что уже обладал невиданным могуществом.

ГЛАВА 7

Всю эту ночь Агриппина не могла заснуть. Мысли о том, что Германик находится недалеко от неё, не давали ей сомкнуть глаз.

Она впервые увидела его, будучи девочкой. Тогда им не удалось даже подружиться, потому что его отец хотел воспитать из него воина и отправлял с командирами в различные походы. Германик с ранних лет жил в походных условиях, в отличие от своего родного брата Клавдия, который редко покидал Рим и предпочитал проводить время в библиотеке.

Второй раз Агриппина увидела Германика год назад, когда Октавиан вызвал его во дворец и приказал присоединиться к войску Тиберия. С тех пор девушка не забывала о нём, хотя они почти никогда не разговаривали. Они были людьми из нобилитета, но едва знали друг друга. В Ноле она вновь заметила Германика и теперь не могла избавиться от неистового влечения к нему.

Наблюдая за тем, как старая рабыня Лиода в свете горящих на столе масляных ламп штопает тунику, Агриппина сидела на полу, поджав ноги. Стройная, красивая, с распущенными вдоль плеч кудрявыми волосами, она рассеянно следила за быстрыми движениями жилистых рук сирийской рабыни.

Лиода вырастила её. В те годы пока её мать Юлия предавалась разврату, а Ливии не было до неё никакого дела, именно Лиода занималась её воспитанием. Агриппина любила её мягкое сирийское произношение, её улыбчивое непривлекательное лицо, её густой запах и истории, которые она рассказывала. При дворе Лиоду обычно не замечали, считая варваркой. Таких, как Лиода, много в римских домах. Но Агриппина обожала её. Для неё старуха-сирийка давно стала самым близким человеком.

   — Мне недавно поведали, что ты умеешь гадать, — сказала Агриппина, жонглируя абрикосами, взятыми со стола.

   — Наверное, кто-то из рабов проговорился, — хмыкнула Лиода.

   — Да, Мнестр. Будь с ним впредь осторожна.

   — Я умела гадать, когда была такой же юной, как вы, госпожа.

   — Неужели ты когда-то была юной? — хихикнула Агриппина, подбрасывая в воздух абрикосы.

   — Вообразите, госпожа, что была! Правда, я никогда не обладала столь прекрасной внешностью, как вы, — Лиода ласково усмехнулась.

Уронив абрикосы, Агриппина весело взглянула на старую рабыню.

   — Погадай мне, Лиода, — попросила она.

   — Погадать вам? Но зачем?

   — Хочу знать своё будущее. Хочу знать, выйду ли я замуж... Ну погадай!

Отложив шитьё, Лиода приблизилась к девушке и села возле неё на пол. В тёмных очах рабыни светилась любовь. У неё не было своих детей и поэтому всю нежность, что жила в её сердце, она дарила Агриппине.

   — Я очень давно не гадала, госпожа, — призналась рабыня смущённо.

   — Но ты же не забыла, как это делается?

   — Нет... — Лиода взяла мерцавшую поблизости от себя масляную лампу и поставила на пол у ног.