Анатолий Нутрихин - Мальчик из Тобольска. Повесть о детстве Д. И. Менделеева Страница 6

В гостеприимном доме Корнильева у Покровских ворот бывали литераторы Евгений Баратынский, Федор Глинка художник Павел Федотов, историк Иван Снегирёв. Хозяин этого своеобразного салона дружил с Сергеем Львовичем Пушкиным и в 1826 году принимал у себя его знаменитого сына.

– Я однажды встретил у него Николая Васильевича Гоголя, – вспомнил Иван Павлович.

– Неужели? Когда? – удивились Паша и Митя.

– Наш отец видел Гоголя, когда с Лизой ездил в Москву к известному офтальмологу Петру Федоровичу Броссе, – пояснила Мария Дмитриевна. – Профессор сделал удачную операцию, и папа вновь стал видеть! Увы, когда он вернулся в Тобольск, на должность – директора гимназии – его не назначили, возможно, наказав тем самым за общение и дружбу с политическими ссыльными. Ему пришлось работать корректором в местной типографии городской управы. Ещё он, как вы знаете, помогает мне в покупке сырья для стекольного завода и сбыте готовой продукции.

Митя запомнил, что с его отцом тогда поступили несправедливо. Обида долго не забывалась, тревожила душу. Вот и этот вечер мальчику не спалось. Он встал с постели и закрыл створку окна. Нырнув обратно под одеяло, постарался думать только о завтрашней поездке из деревни в город. Ему грезился желанный Тобольск, знакомый старый сад за менделеевским домом на Большой Болотной улице.

Сад был пуст, ни души… Неожиданно из лопухов, разросшихся у забора, высунулась озорная рожа дружка Фешки Кожевникова. Сорванец лукаво подмигнул и взмахнул рукой: в воздухе взметнулась веревка, к концу которой была привязана крыса. Пасть, усаженная белыми острыми зубами, мелькнула перед Митиным носом. Спящий проснулся… Комнату освещала луна. За окном монотонно стрекотали кузнечики. Ночная бабочка сидела на подушке, на крыльях белело по три пятнышка. Осторожно взяв, Митя выпустил её в форточку.

Лес

Фешка, идя из деревни Чукманка, через болото пробирался на хутор. Вода промочила лапти и онучи. Порой она добиралась до колен, но выше ноги остались сухими. «Нынче и на этом болоте не глубоко. Жара воду выпарила, а то брёл бы в ней по пояс…», – подумал парнишка, который двигался вперёд, привычно нащупывая брод палкой. Окрестный лес его не страшил: почти каждую осень он, вместе с отцом, тобольским кузнецом Северьяном Кожевниковым, собирали здесь клюкву. С ними ходил по ягоды здешний крестьянин Серафим, крёстный Фешки.

Сегодня спозаранку Северьян разбудил спавшего на полатях сына:

– Вставай, Феоктист! Поедешь утром в Чукманку, а оттуда пойдёшь в лес к Тарасу Федоровичу Галкину (вымышленный, обобщенный персонаж повести – А.Н.).

Лучшего дела отец придумать не мог! Путешествие на займище приятно нарушало привычное течение городской жизни. Тарасом Федоровичем звали пожилого коренастого человека по фамилии Галкин. Он был одним из тех «лесовиков», о которых шептались обыватели, имея о них страшное и преувеличенное представление. В действительности, Тарас Галкин собрал вокруг себя всего десяток-другой беглых крепостных, которые выбрали его своим предводителем. Сам он называл себя казаком и говорил, что его предок пришёл в этот край с дружиной легендарного Ермака.

– Дорожка тобой уже протоптанная, – говорил Северьян, напутствуя сына перед дорогой. – До Чукманки подвезёт свояк. У него обоз в ту сторону идёт. В деревне ступай к крёстному – Серафиму, отдохнёшь, поешь. Вместе с ним переправишься через болото. От проводника не отбивайся, иди след в след. Понял? А как брод кончится, вас на бережку встретят и спросят: «Нет ли хлеба с салом?» Отвечай: «Съели, только корочка осталась». Дальше всё будет ладно: о тебе позаботятся. А Серафим пусть к себе в деревню ворочается.

Отец проводил Фешку до базарной площади. На её краю стоял обоз с гончарным товаром, готовый отправиться в путь. Кузнец перетолковал с возницей и посадил сына в телегу. Подводы тронулись. Северьян крикнул вслед:

– Счастливо, сынок! Ждать буду!

Затарахтели колеса по дощатой мостовой, потом пылили по тракту, убегавшему на восток от города. Вот справа от дороги и деревня Чукманка! Здесь, попрощавшись с молчаливым возчиком, парнишка направился к крёстному.

Серафим сидел во дворе на толстой чурке и дробными ударами молотка утончал лезвие косы. Увидев гостя, он прекратил работу и повёл Фешку в избу. Его жена Марфа покормила юного гостя щами и овсяным киселём, налила кружку молока. Хозяин, потягивая чай с блюдечка, расспрашивал о городской жизни и, между прочим, полюбопытствовал:

– Провожать тебя, Феоктист, через болото или сам пойдешь? Наши деревенские там нынче запросто бегают: воды-то мало…

– Зря одного пускаешь, – проворчала Марфа. – Случись что, не оправдаешься…

– Что может случиться? – спросил Серафим – Он брод знает. Верно, парень?

– Ага! – кивнул тот.

– Весь в отца! – довольно воскликнул крёстный и продолжил, – мне пойти – раз плюнуть, хоть до самого займища. Но косить пора: трава перестоялась. С версту провожу тебя, до покоса… От заломленной осинки болото начнётся. Держи путь на высокую сосну. Прихвати палку и нащупывай брод…

Они вместе дошли до ручья, на берегу которого собирался косить Серафим, и простились. Впереди расстилалось болото. Справа оно переходило в озеро, а слева вздымался лес. На мшистых кочках грела бока розовая, копившая сок клюква. Там и тут росли крупные подберёзовики. Из травы выпорхнула тетёрка, метнулась в сторону и припала к земле. «От гнезда уводит», – догадался Фешка, но не стал искать птичий домик: торопился. Он прыгал с кочки на кочку, брёл по мягкому мху, уже не ступая по холодной воде.

Покрупнел сосняк. По краю бора у подножия деревьев кустилась черника. Большинство ягод осыпалось, но Фешка насобирал две-три пригоршни, метнул в рот. Вверху, в просвете между соснами, распластав крылья, парила хищная птица, похоже – беркут. У опрокинутой бурей ели мальчишка остановился, засвистел в два пальца. Не отозвались. Тогда повторил изо всех сил.

– Оглушишь, соловей-разбойник! – раздался ехидный голос.

Из ельника выбрался низкорослый мужик с клинообразной бородкой. Был он без шапки, в поношенном армяке. За кушаком торчал топор. Растерявшийся поначалу Фешка перешёл в наступление:

– Чего пугаешь, лешак?

– Не бойся, не обижу, – успокоил незнакомец. – Нет ли хлебца? А может, и сало завалялось? С утра маковой росинки во рту не было.

Мужик хитро щурился. У сына кузнеца отлегло от сердца:

– Хлеб я съел. Только корка осталась.

– Давай сюда, – потребовал мужик, потом продолжил уже миролюбиво. – А ведь я тебя сразу признал. Ты приходил на заимку с Северьяном. Только имечко твоё запамятовал…

– Феоктист я, кличут коротко – Фешей.

Они долго шли сквозь чащу чуть приметной тропой. Наконец упёрлись в высокий частокол, и Спиридон, так звали провожатого, постучал в дубовую калитку. Отворил её хромой сторож, придержал собаку. Путники вступили на широкий двор, посреди которого стояла пятистенка. За ней – конюшня, хлев, банька. Рядом две оседланные лошади подбирали с земли накошенную траву. На верхней ступеньке крыльца, сидя, спал молодой мужик в красной выгоревшей на солнце рубахе. Возле него лежали уздечка, шило, иголка и моток дратвы. Видимо, перед тем, как уснуть, он шорничал. В его ногах парня свернулся в клубок лохматый песик.

Спиридон и Фешка поднялись на крыльцо, щенок затявкал, и спящий проснулся. Сделав вид, что бодрствовал, он с притворной строгостью спросил:

– Откуда шлёпаешь, Спиря? Что за паренёк с тобой?

– У брода его встретил. Кузнеца Северьяна сынок. К атаману можно?

– Валяйте. Там сейчас обедают. А я уже… – и мужик погладил живот.

– Караульный, а спишь, – съязвил Спиридон и через сени проследовал с Фешкой в горницу. Там за столом, накрытым белой холстиной, сидели пятеро. В красном углу мальчик увидел самого Галкина, плечистого человека средних лет, с властными чертами лица. На его правой щеке был шрам. Фешка угадал в нём атамана, хотя раньше видел только раз.

Молодица в нарядном сарафане внесла в горницу сковороду с рыбой. Соблазняюще запахло жареным.

– Удружила, Маланья Егоровна, вот и хариусов дождались! – оживились за столом.

– Золото – баба! С такой хозяйкой не жизнь, а малина! – похвалил Галкин.

Он окинул застолье взглядом, и стало тихо. Воспользовавшись паузой, Спиридон напомнил:

– Тарас Федорович! Вот мальца привёл, как приказали…

– Вижу, – отозвался атаман. – Подойдите ближе. Слышал о тебе. Отца твоего знаю. Какие вести?

Фешка взял со стола ножик, вспорол подкладку шапки и извлёк скрученную бумажку, которую дал предводителю. Он прочёл и помрачнел:

– Орлика нашего на базаре сцапали…

В горнице затихло, постукивали на стене ходики. Старший из мужиков, сивый и морщинистый, вздохнул: