Наоми Френкель - Дети Страница 60

К востоку петляющая дорога ведет на последний холм. Тут крутая скалистая стена всей гряды обрывается в озеро, воды которого собрались из болот, некогда распростертых по всей низменности. Узкая полоса возвышается со всех четырех сторон озера, как бы охраняя безмолвие темных вод. Дюжина старых искривленных елей стоит у озера, и запах гнили разлит в воздухе. Это озеро все называют Чертовым озером. В древности – рассказывает легенда – стоял здесь роскошный дворец, и стены скалы, единственное, что осталось от этой роскоши. Красавица принцесса жила в том дворце. Бес пылал к ней страстью, но она не подавалась его чарам. Отомстил ей бес: пропасть открылась и поглотила ее вместе с дворцом. Черные подземные воды поглотили их, болото покрыло, и безмолвие смерти воцарилось навеки. Но в лунные ночи, при полном месяце, огромном, сияющем серебряным светом, встающем из-за холмов и освещающем черное озеро, красавица просыпается от заколдованного сна, выходит из волн, украшает волосы и кисейное шелковое платье желтыми кувшинками. И тогда месяц выстраивает лучами серебряный мост над поверхностью болота. И прекрасная принцесса совершает прогулку между елями, и шелковая кисея на ней, подобная легкому дуновению ветерка, шуршит и вздымается до вершин. И все полевые звери, и птицы собираются между деревьями леса, бегут и летят, чтобы поклониться ее красоте и чистоте сердца. И просыпается этот темный уголок с обновленным чувством радости, и выпрямляются старые искривленные ели. Возвращается красавица во тьму своего жилища. Воды и безмолвие вновь покрывают ее, покрывала траура восходят из болота и окутывают все вокруг. И только желтые водяные лилии колышутся на поверхности последним свидетельством исчезнувшей красоты.

Слева от озера, на высоте холма, петляющая дорога ведет на широкую возвышенность, на которой муниципалитетом Берлина разрешена охота на животных для членов охотничьей ассоциации. На фоне скалистой возвышенности, крутого спуска в черное озеро белеют длинные, покрытые известкой, навесы, краснеют черепицей крыши конюшен, и выстраиваются коричневые жилые бараки, между которыми чернеет железными прутьями множество железных клеток. Высокий забор из колючей проволоки окружает все эти строения. Тут милосердные женщины собрали всех старых животных, больных, выброшенных городом. Здесь последнее убежище для брошенных собак и кошек, декоративных птиц, до которых никому нет дела, множества ковыляющих на ослабевших ногах лошадей, от которых больше нет никакой пользы.

Тут же новое жилье Шпаца.

Его коричневый барак расположен в самой середине этой фермы животных. Это единственный барак, который окружен полосами зеленых трав и старыми соснами, дающими ему тень. На входе – большими буквами начертано – «Офис».

В нем три комнаты. Сама большая из них, естественно, сам офис. Одна малая – для Шпаца, другая – для Ханелоры Анелоры Клотильды Гоберман, которая, представляясь, говорила: – У меня много имен, но сердце одно.

Все ее друзья и знакомые называют ее коротко: Биби. Никто не знают, кто ей дал эту кличку. С детских лет она слабо росла, так и осталась малорослой, несмотря на то, что перевалила за сорок. Единственно велик у нее рот между красными губами на узком малом лице. Рост у сорокалетней Биби не более метра. И все в ней, кроме рта, мало, свежо и молодо, – каштанового цвета волосы, голубые глаза, красные щеки, тонкая талия, легкие ноги и одно сердце, которое в одно и то же время умеет смеяться и плакать, быть печальным и счастливым, угнетенным и несчастным.

На рассвете, когда свет едва показывается из-за холмов, и внезапно широко разливается над фермой, Биби уже идет проведать своих питомцев. В этот час Шпац стоит в окне перед зеркалом, повешенным им на раме, и бреется. Глазами он сопровождает Биби, суетящуюся между клетками, следящую за голубями, издающую кудахтанье вместе с курами, гоготанье весте с гусями, издает ржание с лошадьми, и окликает придуманными ею странными ласкательными именами собак и кошек. И Шпац обычно обращается к зеркалу, как Белоснежка:

– Свет мой, зеркальце, скажи, где находится жилище красавца из мужчин?

И зеркало отвечает Шпацу из Нюрнберга, лицо которого в мыльной пене для бритья: «За семью горами, среди семи гномов!»

Тотчас же он упирается взглядом в холмы, поглощающие утренний свет, на скалистую стену, закрывающую ему дали, на Биби, снующую по двору и размахивающую ручками, словно вытягивающую из болота черную рыбачью сеть, в которую пойман он, Шпац. И по рассеянности всегда ранит бритвой лицо. И несколько капель крови выступают среди мыльной пены, как написано в сказке: черный, как ворон, красный как кровь, белый, как снег.

К счастью, не всегда стоит Шпац у окна и не так часто бреется. Щетина на лице вырастала, и он ходил в комбинезоне из грубой синей ткани, и подолгу не обдавал окружающих запахом воды и мыла. Пуговицы отлетали, и он пользовался вместо них простыми скрепками. Грубые черные ботинки он шнуровал светлыми тонкими веревками, на голове носил кепку с разорванным козырьком. Большую поддержку своему облику и подобию Шпац получал от старого хитрого попугая, который очень к нему привязался и прижился в комнате. Этот старый греховодник встречал и провожал его одной и той же фразой, которой с большим трудом много дней Шпац старался его научить:

– Каким ты стал красивым, Вольдемар! Каким ты стал красивым, Вольдемар!

Их всего трое, постоянных жильцов этой заброшенной фермы. Первая и главная – Биби, управляющая офисом и выполняющая все тонкие работы, для которых нужны нежные женские руки, как, например, перевязывание ран и дача лекарств. Потому она всегда носит форму сестры милосердия – синее платье в белую полоску, белый выглаженный фартук, пояс, охватывающий ее узкие бедра, и белую шапочку на волосах, делающую ее ростом выше. Придирчивым глазом следит она за нежными птицами в клетках, и вообще – за всем птичьим хозяйством. Шпац – второй человек по важности, который занимается более грубыми делами – следит за едой кошек, собак и лошадей, и, конечно же, за их чистотой. Он также хоронит умерших животных. Помогает ему Клаус, третий на ферме, сын крестьян из села, расположенного в низменности. Во время Мировой войны он оглох на оба уха. Он испытывает глубокий стыд от этой своей инвалидности. Девушки и дети в его селе смеялись над ним и преследовали его. Он и нашел себе убежище среди несчастных животных и милосердных женщин. Без помощи Клауса Шпац был бы не в силах рыть даже неглубокие могилы в скалистой почве. У глухого Клауса сильные мускулы и доброе сердце. Когда он опускает мертвое животное в могилу, слезы текут у него из глаз. И Биби прижимает к глазам платок, маленькое худое тело сотрясается от рыданий над свежей могилой каждого пса, каждого кота, каждого коня. Только у Шпаца глаза и сердце сухи. После похорон он заходит в комнату к Биби, успокаивает ее словами и чашкой кофе. Но при этом он очень осторожен, чтобы снова не совершить однажды сделанную серьезную ошибку. В один из дней издох старый уродливый пес, боксер. Он не отставал ни на шаг от Биби, сделавшись ее телохранителем, скалил зубы на любое животное или человека, которые к ней приближались, и лежал у ее ног, глядя на нее преданными глазами. Скорбя по псу, Биби не хотела слышать успокоительных слов Шпаца, ни брать чашку кофе. В отчаянии он положил ладонь на ее опущенную голову, в надежде, что это, в конце концов, ее успокоит, и даст ему возможность вывести ее из комнаты. Но в мгновение ока она прекратила рыдания, ощетинилась, шипя, как кошка, вскочила со стула, выпрямилась во весь свой маленький рост и указала пальцем на дверь:

– Вон! Сейчас же вон!

И надо знать: тяжело и долго колебалась Биби в своих сомнениях, следует ли ей жить с мужчиной под одной крышей. В конце концов, доброта ее сердца преодолела колебания, и она отдала Шпацу комнату в почтенном офисе. После того, как она выгнала его из своей комнаты, за то, что он коснулся е головы рукой, все же по доброте сердца она смягчилась, не выгнала его из барака, и отношения их восстановились. И все же, помня тот день смерти собаки-боксера, она по вечерам закрывала двери своей комнаты, боясь Шпаца.

Каждое утро грузовик из городской скотобойни привозил на ферму остатки мяса для двухсот собак и кошек. Эту поддержку привозила и другая машина, которая ездила от имени ассоциации защиты животных по улицам города и собирала остатки продуктов из домов добровольцев ассоциации. Во второй половине дня роскошная машина привозила госпожу Гильдегард Визехофер, огромные телеса этой женщины явно не подходили к легкому ее имени. Всевышний дал ей самые огромные формы – рост, нос, лицо, ноги. Биби с длинным своим именем и маленьким ростом была рядом с ней, как муравей рядом со слоном, просто исчезала из глаз. Этой слоновьей женщине все было дано сверх всяческих размеров, во материи и в духе. Материально она наследовала целый ряд обувных магазинов, и была весьма способной в деле. В духовном же отношении следует сказать, что в молодости она сочиняла стихи и написала несколько романов. Стены ее виллы были увешаны написанными ее рукой картинами маслом. Она также играла на фортепьяно и пела в хоре басом. Несмотря на богатства, носила она простое платье из грубой ткани и никогда никаких драгоценностей. И так же, как она просто одевалась, так и ела мало, – овощи и фрукты. Огромные комнаты ее дома были почти лишены мебели, окна были всегда открыты, занавеси развевались на ветру, словно дом вещал голосом: на свободу, к свету, к чистому воздуху! Эта, огромных размеров, женщина лелеет в душе мечту о столь же огромном мире, в котором господствуют взвешенность и доброта, где все города – сады, у всех женщин золотые сердца, все мужчины – сыны богов, злодеев судят, а чистосердечных ждет награда. Все дети – маленькие ангелы. Наблюдаемый мир должен быть распростертым равниной. Сама Гильдегард чистосердечна и прямодушна, всегда считает долгом говорить каждому человеку и при любой возможности правду о мире прямо в лицо! Также она относится к самой себе: «Не у каждого человека, размеры которого не обычны, – говорит она, – есть подходящий ему партнер». Каждый раз, встречаясь с Биби, она наклоняет свои два метра к одному метру той, она про себя повторяет эту фразу.