Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня Страница 60

Сговориться так и не удавалось. Музыкант больше не пытался произносить странные звуки. Он лишь поил Айстиса из зеленого кувшина и кормил его корнями каких-то растений, пока гость не почувствовал, что к нему вернулись силы.

Когда Айстис окреп, старичок знаками предложил ему следовать за ним.

Теперь они каждое утро на восходе солнца выходили из хижины и направлялись к источнику. Здесь старичок не торопясь промывал нос, показывая Айстису, как это нужно делать.

Сначала он мыл нос снаружи и внутри чистой водой. Затем бросал в воду белые зернышки, и в нос проникали запахи соли, мяты.

В первый раз Айстис поперхнулся, а потом старательно делал все так, как требовалось. Промыв нос, они приступали к гимнастике. Каким только упражнениям не научил его старик!

После гимнастики следовало купание в озерце близ хижины или под водопадом, который журчал на расстоянии тысячи шагов от нее. До водопада они добирались бегом. Как ни старался Айстис, старичок всегда прибегал первым! Волосы у него были седые, лицо немолодое, но зато все мышцы тела словно литые!

Айстис чувствовал, как и его тело постепенно крепло, мышцы напрягались. Головой овладевал покой. Мысли обретали ясность, последовательность. Он чувствовал себя так хорошо, как никогда.

Однажды, прибежав после купания под водопадом, они сели завтракать. На завтрак были листья и корни бело-желтого растения, которое отшельник выращивал возле хижины. Запивали их родниковой водой.

Вдруг хозяин повернулся к Айстису и стал внимательно смотреть ему в глаза.

Айстису показалось, будто он слышит слова:

«Не пугайся! Это говорю я, которого ты называешь отшельником, музыкантом, старичком… Вот ты и выздоровел, мой молодой друг! Я знаю, что ты очень торопишься. Все твои думы связаны с путешествием… Я начерчу тебе путь, по которому тебе нужно пойти. Ты встретишь людей, они держат путь на север, куда и ты собирался… Запомни…»

Айстис во все глаза смотрел иа отшельника, но тот молчал, твердо сжав губы. Он только прикоснулся рукой к плечу Айстиса и знаком велел ему смотреть на землю, на которой принялся чертить раздвоенную ветку, концами повернутую к северу, а черенком — на восток. Потом толстой линией он обогнул раздвоение: петляя, она стала уходить на запад. От места раздвоения старик провел прямую линию до толстой линии и взглянул на Айстиса, чтобы удостовериться, что тот его понимает. Юноша кивнул: он догадался, что раздвоение — то место, где находится хижина. От него нужно идти на северо-восток, вплоть до широкой реки, которая течет сначала на северо-запад, а затем поворачивает на запад и юго-запад.

— Ганга, — сказал старичок, показывая на раздвоение.

Айстис понял, что хижина старичка стоит невдалеке от того места, где с гор спускается река Ганг.

— Хинд, — произнес отшельник, показывая на толстую линию, до которой предлагал юноше дойти. — Хинд, — повторил он, очевидно, название реки.

Там, где Хинд поворачивает на запад и затем на восток, а дальше течет в юго-западном направлении, старичок нарисовал круг, слона, человека и снова посмотрел на Айстиса. Тот кивнул, стараясь запомнить рисунок.

На следующее утро Айстис двинулся в путь. Отшельник пошел его провожать.

Они долго шли по берегу неглубокой, но широкой речки. Вода несла свои воды по камням, которыми была засыпана долина. За поворотом справа камни поднимались непреодолимой стеной. Слева открывалась впадина, заросшая высокой травой. Отшельник дал юноше понять, что надо держаться левой стороны, и попрощался, сложив на груди руки.

Айстис поблагодарил старика знаками, поправил повешенную через плечо сумку и пустился в дорогу. Время от времени оборачиваясь, он долго еще видел одинокую фигуру старика.

Кто этот человек, спасший ему жизнь? Может быть, йог? Этого он никогда не узнает…

Пройдя трудный участок пути по полям, засыпанным камнями, Айстис наконец добрался до того места, которое, как он предполагал, было помечено на рисунке кругом. Юноша узнал это место по очень широкой реке, струившейся справа, и камню посередине дороги, напоминающему конус.

Дорога была скорее похожа на множество тропинок, которые, петляя, подходили к реке со всех сторон. Они были хорошо утоптаны: видимо, по ним часто проходили люди и звери.

К реке Айстис подошел вовремя, ибо под вечер того же дня послышался звон колокольчиков, и с юго-западной стороны показался длинный караван ослов. Это были индийские купцы. Сначала они с подозрением смотрели на юношу. Полуголый, только в набедренной повязке, с длинными светлыми волосами и редкой, такой же светлой, бородкой, с сумкой через плечо и посохом в руке, он вызывал полное недоумение. Отношение к Айстису изменилось, когда он узнал среди купцов одного по имени Сези: они встречались на римской фактории.

Сези говорил по-латыни.

— Скажи, — стал он расспрашивать Айстиса, — что случилось с людьми махараджи, которые путешествовали вместе с тобой? Как ты очутился здесь? Ведь ты уже давно должен был быть около Тысячи Пещер!

Айстис рассказал Сези обо всем. Тот несколько раз воздел руки к небу, отвесил поклоны на все четыре стороны:

— Они никогда уже не возвратятся… Это не первый случай, когда гибнут караваны…

Оказалось, что Полунарув, с которым Айстис успел подружиться в пути, был старшим братом Сези. Айстис от души посочувствовал его горю.

Айстиса приняли в караван и разрешили дальше идти с купцами.

В пути Айстис и Сези вспоминали общих знакомых. На фактории, как понял юноша, жизнь текла по старому руслу. Только одна новость заинтересовала его: Мегастен сдержал свое слово, покинул факторию и переселился в храм Кришны…

Караван продвигался быстро. На отдых купцы остановились лишь в Шакале и чуть подольше задержались в Пурушапуре, небольшой деревне в долине среди гор. Здесь брали начало высокие горные цепи Гиндукуша, упирающиеся на востоке в Памир — Крышу Мира.

В Пурушапуре паслись сотни ослов: это отдыхали перед переходом через горы караваны, пришедшие сюда до них.

Терять время было нельзя: караван из страны ханей мог прийти и раньше, тогда пришлось бы возвращаться ни с чем. Дав ослам возможность попастись, купцы продолжали путь.

Тропа поднималась все выше и выше между коричневыми обломками камней, между серыми скалами. Местами она петляла через редкие рощи, выросшие на склонах и в ущельях. Только ослы могли взобраться на такую высоту по узкой тропинке.

Айстис часто оглядывался кругом. Сердце порой трепетало, как пойманная птица: в какую бездну уходят обрывы но сторонам! Кое-где тропа вилась по самому краю ущелья.

На высоте примерно шестисот — девятисот пядей над рекой с караваном случилась беда: один их ослов поскользнулся, ударился поклажей о скалу, не выдержал равновесия и толкнул другого осла, шагавшего впереди. Тот сорвался в бездну…

Несчастье произошло так внезапно, что не все путешественники сразу заметили утрату. Сверху казалось, будто несчастный осел падал целую вечность! Наконец он скрылся в клокочущей реке…

Чем выше поднимался караван в горы Гиндукуша, тем суровее становился ландшафт. Несколько раз путникам пришлось переправляться через ревущую реку по деревянным мостикам. Они по одному тащили на ту сторону блеющих ослов, а затем переносили вещи и вели тех купцов, которые не могли решиться в одиночку передвигаться по бревнам, качающимся над пропастью. Бревна для прочности были покрыты мелким хворостом, а поверх них уложены каменные плиты. Никаких перил, конечно, на мостиках не было.

Подошли еще к одному ущелью. Скалы нависали над дорогой, заслоняя небо. Пришлось идти в обход. Ослиная тропа петляла, порой возвращаясь почти на то же место.

Впереди поднималась ровная стена. От нее словно кто-то отрезал глыбу скалы, лежавшую внизу, в ущелье. На откосе еле держалось еще несколько глыб, поменьше. Казалось, они вот-вот покатятся вниз, сокрушая все на своем пути.

Караван уходил все дальше и дальше. Он то поднимался ближе к вершинам гор, то спускался к руслам горных рек.

Айстис как зачарованный смотрел на горные вершины. Таких гор он еще не видел. На фоне голубого неба красовались коричневые скалы с белыми снежными шапками, а между ними зеленели долины. Высоко над долинами — пространства, покрытые снегом. Ниже линии снегов — множество овец, издали похожих на копошащихся муравьев. Еще ниже, в долинах, виднелись черные палатки. Вокруг них паслись разномастные лошади.

Эх, до чего осточертел упрямый осел! Никак не заставишь его поторопиться: он шагает так, как ему нравится… Правда, шагает прекрасно, проходит там, где лошади было бы не под силу.

Тропа спустилась с гор в долину и теперь петляла возле палаток.

Около палаток сновали люди, суровые, как и окружающая их природа. Блестящие глаза. Носы с горбинкой. Пронизывающий взгляд… Они внимательно осматривали каждого, кто осмелился без приглашения вступить на их землю.