Гор Видал - Вице-президент Бэрр Страница 60

Полковник разложил на своем столе бумаги, которые ему нужны для работы.

— Будь я помоложе, — он улыбнулся, — и будь я юристом-литератором, а не юристом-крючкотвором, я бы создал жизнеописание Гамильтона и поехал бы в Вест-Индию, чтобы разузнать о некоем мистере Николасе Крюгере. Он был молод, холост, имел там дело. Когда Александр осиротел двенадцати или тринадцати лет, Крюгер забрал его к себе. Мальчик жил в его доме, пока ему не исполнилось семнадцать; он поехал в Америку учиться. Удивляют две вещи. Во-первых, в четырнадцать лет Гамильтон заведовал делами Крюгера. Во-вторых, уже взрослым, Гамильтон ополчился на своего благодетеля. Почему? Поссорились? Как всегда ссорился Гамильтон с лже-отцами? Весьма таинственно. У меня есть свои теории, но, но… — Полковник осекся и начал диктовать мне дневную порцию. Так я и не выведал у него, что это за теории.

Я вернулся в штат Нью-Йорк и застал Джорджа Клинтона в дурном настроении. Он не любил Джефферсона, не желал принимать участия в выборах. Мне удалось его разубедить, я выразил надежду, что губернатора Джона Джея провалят, и добавил, что счастлив занять его место. Мысль о том, что я вдруг стану губернатором, чудеснейшим образом подняла старику настроение. Он был готов на коленях умолять Шестой округ, чтобы меня поскорее выпроводили из штата — вице-президенту нечего здесь делать.

Ливингстоны были полезными союзниками; достаточно было внимательно выслушивать их советы, а следовать им — не обязательно. Эдвард Ливингстон особенно ко мне благоволил: «…Если придется выбирать между вами и Джефферсоном, я буду за вас». Хорошо, что я никогда не пытался поймать его на слове.

У нас сколотилась «маленькая шайка»: братья Свортвут, Мэтт Дэвис, братья Ван Несс (совсем недавно в юридическую контору Питера Ван Несса прибыл с севера штата молодой клерк по имени Мэтти Ван Бюрен), семья Прево и т. д. Через Дэвиса мне удалось заручиться поддержкой общества св. Таммани.

Я подозревал, что Гамильтон выдвинет в законодательное собрание одних ничтожеств, и дождался, пока федералисты отзаседают. Увидав безвестные имена гамильтоновских кандидатов, я понял, что разобью его наголову, ибо намеревался выдвинуть в законодательное собрание от республиканцев самых знаменитых людей штата.

Генерал Гейтс жил теперь в Нью-Йорке. Имя его до сих пор гремело, несмотря на все попытки Вашингтона предать его, подобно Ли, забвению. Гейтс согласился на выдвижение. Согласился и министр почт в правительстве Вашингтона Самюэль Осгуд, и Брокхольст Ливингстон — пожалуй, самый блестящий член семьи. Наконец, я уговорил и Джорджа Клинтона поставить свое имя в избирательный бюллетень. Никогда бы мне не уговорить почтенных людей баллотироваться на столь маловажные посты, не сумей я убедить их, что мы непременно победим.

— Безумие, Бэрр, чистое безумие! — Клинтон негодовал: вдруг подумают, будто он жаждет занять место в законодательном собрании штата. — Мне, губернатору, совершенно не подобает…

— Бывшему губернатору…

— Тому, кто был губернатором, идти служить в эту вашу ассамблею, да я ее никогда не любил, и все ради офранцузившегося приспособленца, безбожника из Виргинии? Нет, сэр, увольте. Вот если бы вы баллотировались в президенты, ну, тогда дело другое, тогда пожалуйста, но не для Масса Тома.

Я убил на него уйму времени, но в конце концов бывший губернатор согласился вписать свое имя в избирательный бюллетень.

— Но я палец о палец не ударю, чтоб меня выбрали, и, если спросят мое мнение, я скажу, что не хочу, чтобы меня выбрали. — Старик Клинтон совсем раскипятился. Он всегда напоминал мне танцующего на цепи медведя: неуклюжий, добродушный, того гляди, обхватит вас лапищами.

Сам я баллотировался от графства Орэндж, где друзья защищали мои интересы, а мне предоставляли возможность действовать в городе.

Выборы проходили с 29 апреля по 1 мая. Мы с Гамильтоном несколько раз выступали с одних и тех же трибун. Соблюдая декорум, на публике мы отдавали друг другу должное и, не теряя времени, тут же наносили друг другу удары. За несколько недель до этого мы, демонстрируя безоблачность наших отношений, даже объединились, защищая человека, обвиняемого в убийстве, — и добились его оправдания.

К вечеру 2 мая стало ясно, что республиканская партия одержала в городе полную победу и обеспечила нам большинство в законодательном собрании. Все двенадцать голосов выборщиков Нью-Йорка будут отданы Джефферсону и Бэрру.

Примечательно, как отозвался на это Гамильтон. Он отправил «секретное» письмо губернатору Джею и призывал его немедленно собрать сессию действующего законодательного собрания (с федералистским большинством), чтобы изменить избирательное законодательство. Выборщики президента не должны избираться законодательными собраниями штатов, пусть их избирает народ. Нет, право, очень мило — Гамильтону захотелось один-единственный раз расширить избирательное право, чтобы хитростью получить победу на выборах. Прекрасно понимая, что предлагает мошенничество, он убеждал Джея отодвинуть на задний план «соображения деликатности и приличия… ради особого случая». К чести Джея, тот не откликнулся на этот призыв.

Любопытно, как Гамильтон (способный на любое беззаконие, вплоть до военного переворота) сумел так прочно приклеить ко мне кличку «потенциального Цезаря». При всем своем честолюбии я никогда не помышлял отменить законные выборы или уничтожить конституцию. Я подозреваю, что, глядя на меня, Гамильтон каким-то колдовским образом видел собственное отражение. Раз ты сам потенциальный Цезарь, обвини зеркало в государственной измене и отвлеки гнев плебса. А еще лучше, разбей зеркало, освободи себя и делай, что душе угодно.

В последний момент Гамильтон отдал нам президентские выборы точно так же, как, нелепо подобрав кандидатов, он отдал нам выборы в штате. Как всегда не сдержав себя, он выразил свою ярость в памфлете (хорошо бы высечь перо на его надгробии), низвергая Джона Адамса, лидера его партии. Более мудрые и пуганые, федералисты уговорили Гамильтона не публиковать памфлет. Но он имел хождение в узком кругу. К счастью, Элиза Боуэн придержала для меня экземпляр, и я напечатал его в республиканской газете «Аврора». Президенту Адамсу памфлет не очень-то понравился, и Гамильтон с тех пор винил меня (и бедную Элизу) в том, что сам же написал.

Потом я поехал по Новой Англии и Нью-Джерси, чтобы посмотреть, на какую поддержку можно рассчитывать. Джефферсон радовался, что я целиком занимаюсь выборами. «Вы сделали, — писал он мне из Филадельфии, — то, что казалось мне невозможным (он имел в виду республиканское большинство в законодательном собрании Нью-Йорка), и я все отдаю в ваши руки и не удивлюсь, если вы даже в Массачусетсе установите демократию, несмотря на церковников и все прочее».

Я не превратил Массачусетс в республиканский штат, но обласкал тех федералистов, которые не любили Гамильтона и ему не верили. Позже меня обвинили в том, что я просто заручился их поддержкой для получения президентства. Обвинение наполовину справедливо. Я всегда обхаживал федералистов ради достижения нашей главной цели. К тому же многие их лидеры верили мне, ибо не считали меня фанатиком, вроде Джефферсона, решившего принизить богачей и возвеличить бедняков.

Позднейшее обвинение Джефферсона, будто я хотел лишить его президентства, вполне в духе бредней Гамильтона, видевшего во мне военного авантюриста. Джефферсон не держал слова, когда ему было не с руки, и меня мерил своей меркой. Но Джефферсон не был джентльменом даже в честерфильдовском толковании этого слова (из виргинцев таковым был лишь один Мэдисон), я же, к несчастью, был джентльменом — или старался им быть. Я делал лишь то, о чем мы договорились в Филадельфии: добивался избрания Джефферсона и Бэрра.

Летом и осенью 1800 года я был занят, как никогда. Мы все замучились — я, Джефферсон и бедный Джон Адамс. Я надеялся склонить Нью-Джерси на нашу сторону, но штат перешел на сторону федералистов, как и Коннектикут. Поздней осенью борьба перекинулась в Пенсильванию, и там царила полная неразбериха. Род-Айленд тяготел к нам, а Южная Каролина имела сомнительное счастье быть родным штатом оголтелых братьев Пинкни, причем один из них благодаря Гамильтону стал активным кандидатом в президенты.

Джефферсон был в отчаянии. Я, как мог, его подбадривал. «С Род-Айлендом у вас все равно будет большинство», — писал я ему. Но его так же трудно было убедить, что он победит на выборах, как меня в том, что я могу положиться на виргинцев и их заверения. К счастью, я имел союзника в лице Джеймса Мэдисона. Он убедил южан, что поддержать меня — дело их чести.

В начале декабря Пенсильвания избрала законодательное собрание, республиканцы получили перевес в один голос. Южная Каролина голосовала последней. Стало ясно, что Джефферсон будет президентом, но, если Южная Каролина проголосует за своего Пинкни, вице-президентом станет он (или Адамс). К счастью, я имел достаточно друзей и союзников в этом очаровательном штате. В результате выборщики из Южной Каролины отдали все свои голоса за Джефферсона и за меня. Мы победили на выборах с помощью бойкого пера Александра Гамильтона.