Иван Ле - Хмельницкий. Книга вторая Страница 61

— Хороший ты, Роман, хлопец.

— Может, и хороший. Ты тоже понравился мне! Только… я бы не взял коня от польского шляхтича, хотя он и гетман. А если бы и взял, то не… как милостыню. Вон как напал на нас под Киевом. Жив буду — не прощу…

— Не взял бы? Если бы даже из плена домой добирался? — допрашивал Богдан, почувствовав, как больно разит его и этот новый друг. Казаки, старшины в Терехтемирове по-своему решают судьбу казачества, а может, и края. Поэтому им легче и о разных гетманских подарках судить. А зачем этому сироте отравлять свою душу из-за какого-то гетманского коня?

— Ну, так что?.. Ежели захотелось домой, так и пешком дойдешь, — досаждал ему Роман Гейчура.

Богдану надо во что бы то ни стало встретиться с митрополитом Борецким.

«Дался им этот конь — гетманский подарок. Ну, дал мне его шляхтич, поляк, даже гетман, — возмущался Богдан. — Своего коня-то я оставил еще в Кракове, когда был там вместе с Хмелевским. Конь заболел, ну и взяли его на хозяйский двор… „Надеюсь, пан Хмельницкий не откажется… от моего подарка — оседланного коня?..“

— Будь он проклят! — вслух произнес Богдан, закончив бриться. — Вернуть?.. «Дзенькую бардзо, як бога кохам…» — лезла в голову всякая всячина.

Не пришлось Богдану побывать на совете казаков, не увидел он и Яхию, намеревавшегося объединить крымчаков с казаками. Поэтому Хмельницкий старался поподробнее расспросить у казака-хозяина:

— Что же, видели вы Яхию, похож он на султанского сына?

— Где там, к черту, похож на султанского сына! Проходимец какой-то. По-гречески чешет, только слюна брызжет. Какой из него турецкий султан? Глаза, правда, навыкате, да и носище такой, что любой турок позавидует. Только ручки нежные, как у панской горничной, все пальцы в перстнях. Снится ему султанский трон, как лисе курятина. А казакам что, им лишь бы платили не так, как на королевской службе… Крымчаки тоже затевают войну с султаном.

В воскресенье на рассвете Богдан в сопровождении Романа выехал в Киев, чтобы встретиться там с митрополитом. Поблагодарив хозяев, пообещал на обратном пути заехать к ним и рассчитаться за уход и корм коню.

С Романом договорились ехать в седле по очереди: после езды верхом хорошо размяться, «согреть ходьбой душу».

— Именно душу и бережет человек, чтобы жить, — вслух рассуждал Гейчура. — Ноги что? Размахивай ими, на то они и даны. А душа… всю жизнь стремится она улететь от тебя, дурака неотесанного, к богу. Терехтемировский батюшка говорит: «Грешной жизнью, яко тернием, душу свою от праведныя стези сбиваешь…» А разве не собьешь ее, коль каждый шляхтич преграждает тебе путь этими кровавыми «терниями» да чертополохом? Отцу Исаю хорошо, «тернии» его не беспокоят.

— Ну хорошо, Роман. Теперь ты садись на коня, а я пройдусь да о терниях поразмыслю. Напрасно благочинный так настойчиво проповедует нашему брату «тернии». Казацкой душе приходится преодолевать такие «тернии» в своей горькой жизни, что даже ангелы и те сбились с толку: в какой самый цветущий рай посадить нашего брата казака? Очевидно, пожив в земном аду, будешь рад хоть какому-нибудь покою.

— Когда помрешь? — заинтересовался Роман. А потом громко захохотал оттого, что Богдан слишком открыто насмехался над богобоязненными рассуждениями священника о душе.

В обеденную пору они добрались до хутора на берегу Днепра, решив здесь отдохнуть и покормить коня. Новые ворота, за ними просторный двор, в глубине которого стоял стог сена. У калитки их встретила молодая девушка в легком праздничном наряде, вышедшая на лай собак. Пригласила путников в дом.

— Думала, что наши из Триполья, с базара, вернулись… Заходите…

— Так легко одета, смотри, чтобы из-за нас не простудилась, — заботливо сказал Богдан, окидывая взглядом молодую хозяйку.

Хотя девушка была еще совсем юной, но жизнь в казачьей семье научила ее разбираться в людях. Она пригласила их к столу, по-праздничному угощала, проворно бегая по хате. Богдан приглянулся молодой хозяйке. Худой после болезни, он вызывал сочувствие у девушки. Она рассуждала: хотя он и молод, но ласковый, умный, и поговорить с ним приятно. А как посмотрит своими лучистыми глазами, так сердце трепещет. Вот это казак!

И девушка завидовала Чигирину, куда намеревался ехать Богдан после посещения митрополита Киево-Печерской лавры. Он тоже обратил внимание на ее косы и бусы на шее, которые она впервые надела, как взрослая.

«Хороший казак разглядит девушку и в лохмотьях», — говорила ей мать. И, не привыкшая к обществу парней, она застеснялась, смущенно поправила непокорную кофту на груди. Искренно приглашала «не гнушаться, заезжать» к ним. Богдан охотно обещал.

— А как же, милая! Мимо такого гостеприимного двора стыдно проехать! Так тебя Ганной зовут? — допытывался, прощаясь, Богдан.

«Тут бы и заночевать! — вертелось в голове, когда выходил из хаты в сопровождении юной хозяйки. — Непременно заеду по пути из Киева, Ганнуся ясноглазая!..»

Горящими глазами следила девушка за Богданом и за его отдохнувшим конем.

У Богдана сильно забилось сердце, ему не хотелось уезжать с этого двора… Но должен, они спешили в Киев. Утренний морозец давно уже спал. Зима еще только подкрадывалась, часто сменяясь оттепелью. И казаки двинулись на Киев по скользкой дороге с проталинами.

5

Речь Посполитая давно уже нуждалась в хорошем военачальнике-гетмане и поэтому видела в молодом и талантливом Станиславе Конецпольском перст божий… Страна большая, а люди, населяющие ее, не только разные по национальному составу, но и не едины в своих социальных требованиях. Кроме господствовавшей знатной шляхты, которой гордилась Речь Посполитая, были еще и мелкие шляхтичи, простые люди и крестьяне, которых унизительно называли хлопами…

— Действительно, Криштоф Палчевский патриотически рассуждает в своей книге «Дискуссия», что стремление уничтожить казаков означает рубить ветку, на которой сам держишься. Ведь никто не станет возражать, что для войны эти вооруженные хлопы просто незаменимы! — приходил в конце концов к выводу и молодой польный гетман Речи Посполитой Станислав Конецпольский.

При решении в сейме вопроса о назначении нового командующего вооруженными силами страны король убедился, что именно молодой и выдающийся шляхтич может достойно заменить прославленного Жолкевского, сумеет навести порядок в войсках, сделать их крепкой опорой правительства. Возглавить Инфляндский поход король поручил Конецпольскому, заранее задобрив его грамотами на владение новыми воеводствами.

Тронутый доверием короля, гетман должен был торопиться. Даже Новый год наскоро отметил. Праздник особенный, совпавший с его отъездом! На прощанье перед военным походом гетман пригласил к себе в Краков знатных шляхтичей, поборников политики и веры короля, чтобы вместе с ними одновременно отпраздновать и свое счастливое возвращение из турецкого плена.

Так было заведено, что для обсуждения важных государственных дел знатные шляхтичи собирались в узком кругу, на какой-нибудь семейный праздник. Ведь король уже объявил о созыве сейма. А на заседание сейма знатные государственные мужи должны прийти с готовым решением единомышленников…

В Мариацком костеле примас Кракова служил праздничную мессу. Лучше хористы ордена иезуитов и прославленный органист Джедушинский взывали к душам верующих вельможных шляхтичей, готовя их к щедрым праздничным даяниям. Как жертвоприношение звучало «Ad majorem Dej gloriam»[40], не столько по случаю рождественских праздников, сколько в честь гетмана Конецпольского, уезжавшего на Инфляндскую войну. После богослужения в костеле молящиеся должны направиться в гости к гетману.

На скамьях сидели гости Конецпольского. Эти знатные особы в лицемерном экстазе шептали молитвы, устремляя к богу свои мирские помыслы…

По внешнему виду это были католики, истые последователи Игнация Лойолы, которого только в прошлом году папа римский возвел в святые. Их уста беспрерывно шептали… но не молитву!

Князь Юрий Збаражский не утерпел и пересел на скамью к польному гетману. У этого первого сенатора Польши были фанатически сложены для молитвы руки и возведены к богу смиренные глаза. Но им владели совсем иные, греховные мысли… Проницательный Конецпольский прекрасно понимал настроение князя Юрия, когда тот подсел к нему. Так была настроена значительная часть могущественной шляхты, с которой связал свою судьбу и гетман! Конецпольский искренне сожалел, что к этим желаниям многих сенаторов недостает лишь… государственного ума.

Князя Юрия, вероятно, прежде всего беспокоила судьба его украинских владений и хуторов на Приднепровье…

— Из Рима по-олучил интересную кни-игу, уважаемый… — начал гетман, избегая делового разговора с первым сенатором.

— Снова трактат о войнах великого македонца? — в тон гетману спросил Збаражский.