Юрий Трусов - Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы) Страница 61

   Он закопал найденные кости на холме. Видя, что Маринка задумалась, и стараясь отвлечь ее от печальных мыслей, Кондрат похвалил ее за усердие.

   — А много ты накопала. Что парубок дюжий...

   — А разве я ленивая? — улыбнулась Маринка и тут же сказала строго: — Теперь камыш давай, пока земля сухая.

   — А зачем камыш? — удивленно поднял брови Кон­драт.

   — Чтобы сырость в стены не шла, на основу камыш надо положить. Тогда дождь хату не подмоет и никакой мокроты не будет. Понял? Меня так дед наставлял.

   — Неужто он и хату строить тебя обучал? — еще больше удивился муж.

   — А чего же? Жинка, — говорил дед, — сама должна уметь хату ставить — из глины мазать. Это женское дело.

   Кондрату хотелось помочь Маринке, но она настояла на своем:

   — Ты мне лучше камыша нарежь, а потом в степь езжай — поле орать. Тут я и сама управлюсь — бросила она и, взяв ведра, пошла к заводи.

   До первых звезд ходил Кондрат за сохой и только на другой день смог побывать на Лебяжьей. Взойдя на бугор, он увидел, что все четыре стены мазанки уже на целый локоть поднялись над землей. Тут же, рядом, Маринка размешивала в огромной яме мокрую глину, смешанную с рубленым камышом...

   Как ни торопились Кондрат и Маринка, хату удалось закончить лишь в июле, когда уже пошла в стрелку посеянная Кондратом пшеница.

   Маринка начисто выбелила новую горенку, куда были перенесены и лавки, и стол, и скрыня - все убранство, сделанное руками деда. Вот тогда-то за ужином Маринка почувствовала какую-то подступающую к горлу тошноту. Ей сделалось совсем плохо. В себя она пришла уже в постели. При тусклом огне светильника увидела встревоженное лицо мужа и улыбнулась ему. Вдруг что-то шевельнулось у нее под сердцем. Она сразу поняла причину своего нездоровья.

   — Кондратко, это ребеночек наш первую весть о себе подал.

XXI. НОВАЯ ХАТА

Недомогание Маринки быстро прошло. Уже на другой день она занялась хозяйством. Всегда трудолюбивая, теперь, готовясь стать матерью, она с какой-то особенной торопливостью бралась за любую работу, подзадоривая своей энергией мужа.

   — Кондратко, скоро у нас третий едок появится. Ребеночку достаток нужен, — частенько говаривала она ему.

   Но Хурделице не надо было напоминать об этом. Мысли о ребенке тоже волновали его. Задолго до рассвета с думой о сыне спешил он взяться за работу. Кондрат был почему-то уверен, что родится именно сын. Они с Маринкой потеряли счет времени и двумя парами своих молодых крепких рук делали то, что было под стать десятерым. Не зная ни праздников, ни роздыха, трудились они от зари до зари — то в поле на уборке урожая, который дала впервые за долгие годы разбуженная сохой земля, то на покосе в лугах, готовя корм скоту, то на рубке камыша для топлива на зиму.

   Лишь когда отшумели осенним золотом деревья, а по воде Лебяжьей поплыло первое «сало» — тонкий хрупкий ледок, успокоились Маринка с Кондратом.

   Близился срок родов. Собранный и обмолоченный хлеб уже лежал в закромах. Вяленая и копченая рыба была заготовлена на зиму. Сено и солома скирдами стояли во дворе. Даже хмельная горилка сцежена в бочонок на случай семейного торжества. И последнее, что было нужно, сделал Кондрат, - он смастерил зыбку и, многозначительно подмигнув жене, подвесил ее в горенке. Маринку тронула заботливость мужа.

   Теперь у них уже было время обоим заняться тем, о чем в крутоверти дел можно было лишь мечтать: омыть горячей мыльной водой тело, очистить кожу от въевшейся соли и пыли.

   Попарившись всласть в бане, одев чистое холщовое белье и праздничное платье, Кондрат хотел было начисто сбрить острым ятаганом свою порядком выросшую черную бороду. Но потом, усмехнувшись, аккуратно подстриг ее полукругом, по-турецки. Увидев мужа в таком виде, Маринка воскликнула:

   — Ой, до чего же ты схож на барыгу молдаванского!

   — Правда? — обрадовался Кондрат. — Мне это и надобно. Я ж за Одаркой в Хаджибей собираюсь. Привезу ее сюда. Она повитуха знатная. Тебе родить — помощь окажет.

   — Ох, Кондратко, боязно... Как признают тебя в Хаджибее вдруг...

   — Не бойся. Не признают. Ты ж сама говоришь, что я на молдаванина схож. Ведь и в паспорте у меня про то же написано. — Он вынул из кармана свой вид. — Да если бы и грамоты у меня сей не было, все равно бы я в Хаджибей поехал за повитухой.

   — Пока ты с повитухой возвратишься, я, может, и сама рожу....

   — Не успеешь! Я как ветер. На трех конях слетаю, — пошутил он, а сам снял висящие над кроватью трофейные штуцерные нарезные ружья, зарядил их и снова повесил на прежнее место.

   — Это на тот случай, чтобы у тебя от обидчиков защита была, когда меня не будет, — пояснил он жене.

   Маринка все же боялась, чтобы его не опознали в Хаджибее соглядатаи, да не посадили в тюрьму. Она снова стала отговаривать его от поездки. Но Кондрат считал, что раз дело идет о жизни его жены и будущего ребенка, постыдно страшиться риска. Он молча вышел на двор и стал запрягать лошадей в возок, заранее нагруженный и приготовленный для далекого пути. Увидев лежащие на нем мешки с пшеницей и овсом, вязками сушеной рыбы и другой кладью, предназначенной для продажи в Хаджибее, Маринка поняла, что бесполезно отговаривать мужа от поездки. По всему видно: он хорошо все обдумал заранее и принял твердое решение!

   Кончив запрягать лошадей, Кондрат подошел к жене и молча поцеловал ее в губы. Затем нахлобучил шапку на самые брови, чтобы ветром не сорвало, вскочил на возок и тронул вожжи. Кони лихо понесли его по степи в сторону Хаджибея.

XXII. СЫН

Правду сказал Хурделица жене, что быстрее ветра слетает в Хаджибей. Неделя не прошла, а он уже возвратился. Кондрат привез с собой не только одетую в овчинный тулуп, закутанную в верблюжий платок раздобревшую Одарку. С ней на возке сидел и худощавый, странного вида хлопец в ветхом красного сукна кафтане, которые носили тогда так называемые чугуевские казаки. Кафтан ему был явно велик. Очевидно, с чужого плеча. Глянув на худое скуластое лицо юноши, его раскосые живые черные глаза под тонкими, словно нарисованными бровями, Маринка ахнула. Перед ней стоял воскресший Озен-башлы, которого она запомнила на всю жизнь.

   От мужа она слышала о Селиме. Но то, что люди могут быть так разительно похожи друг на друга, она вообразить не могла.

   Неожиданное появление в их доме татарина обрадовало Маринку так же, как и приезд Одарки. В отсутствие мужа она остро почувствовала одиночество в пустынной тилигульской степи, и сейчас появление в их доме каждого нового человека было для нее желанным.

   Кондрат привез много новостей. В Хаджибее он повидался с Николой Аспориди, который на месте старого построил новый красивый двухэтажный дом и открыл в нем кофейню. В новой кофейне Николы, как и в прежние времена, жители узнавали и обсуждали свежие новости. Именно здесь за чашкой кофе старый грек поведал Кондрату о событиях, что произошли на свете за последнее время. Он рассказал, как умер осенью у степного кургана по дороге из Ясс в Николаев светлейший князь Потемкин, оставив после себя только недвижимого имущества, приобретенного за время службы у матушки-государыни, на пятьдесят миллионов рублей, и тот час же место светлейшего занял новый фаворит Екатерины — Платон Зубов. Аспориди порадовал Хурделицу известием о новых победах наших войск, достигнутых в баталиях с турками. Никола рассказал, как на Дунае у Баба-Дага и в долине Мачина наша армия под начальством Репнина и Кутузова разгромила восьмидесятитысячную армию султана. Это известие вдвойне было радостно Аспориди, потому что в бою у Мачина отличился его сын, служивший в армии Кутузова. Узнал Кондрат от Николы и о том, как на Кавказе Гудович штурмом взял Анапу да такого страху нагнал на противника, что турки бежали и из другой крепости — Суджук-Кале (на ее месте вырос город Новороссийск). В довершение всех этих побед около Золотистого мыса Калиакрии в последний день июня черноморская эскадра Федора Федоровича Ушакова разбила турецкий флот, которым командовали лучшие мореходы султана: капудан (главнокомандующий турецким флотом) паша Гусейн и алжирский знаменитый флагман Саид-Али.

   — Теперь в Яссах денно и нощно идут переговоры с турками о мире. Султанские визири Реис-эфенди, Абдулла-эфенди. Ибрагим Исмет-бей и Мехмет-эфенди с графом Александром Андреевичем Безбородко торгуются, с каких земель султан тягло сбросит, — пояснял Никола Кондрату.

   Обрадовался Кондрат и появлению в кофейне Луки с Чухраем.

   Оба они сильно изменились. Тот изнеможенный, отощавший Чухрай, каким его запомнил Кондрат во время последней ночной встречи у озера Катлабух, теперь мало походил на высокого бодрого сухопарого старика в бархатном полукафтане.