Иван Ле - Хмельницкий. Книга первая Страница 61

— У этого обедневшего шляхтича из Самборщины в самом деле, прошу панов, есть заслуживающий похвалы военный талант… — начал было гетман.

Но его невежливо перебил Заславский, который похвалы другому воспринимал как личную обиду:

— Известно, что Сагайдачный обладает талантом побеждать женщин. А о военных победах… впервые слышу, вашмость вельможный пан гетман.

— У пана старосты память коротка. Нетрудно вспомнить походы Сагайдачного с королевичем под Кромы или даже недавнюю его победу над ордой Мухамеда Гирея, которые, очевидно, убедят пана, что Конашевич очень способный воин. А что касается защитника женской чести, то прошу обращаться к пану Янушу, отлично разбирающемуся в этом. Если пан Заславский потерпел поражение в поединке с Конашевичем, в таком рыцарском поединке, то… можем лишь посочувствовать ему от чистого сердца, однако зачем умалять достоинства победителя…

Это была шутка, да еще и произнесенная таким уважаемым человеком. Что же тут скажешь? Все весело засмеялись. Кто же из присутствующих здесь старост не знал о том, что обаятельная Анастасия, урожденная Павченская, выскользнула из рук пана каменецкого старосты, став женой Петра Сагайдачного?..

Серьезный разговор как-то сразу оборвался. Паны старосты еще не знаю о скрытых симпатиях гетмана к этому многообещающему казацкому вожаку. Жолкевский возлагал на Сагайдачного большие надежды и пытался приручить его, не учитывая, однако, того, что умный атаман постепенно объединял вокруг себя не только казаков, но и весь украинский народ, стараясь опереться на широкие социальные круги.

Члены комиссии разошлись, чтобы дать указания старшинам своих войск, решив собраться вечером, когда возвратится из Терехтемирова Станислав Конецпольский.

12

Наступила теплая украинская ночь. Белая Церковь, окруженная коронными войсками, еще с раннего вечера настороженно умолкла. Совсем недавно прошумела здесь грозная и в то же время радостная буря — казаки под руководством наказного гетмана Петра Сагайдачного разгромили в окрестностях Белой Церкви несметную орду татар и турок. По улицам города прошли тысячи вооруженных и обезоруженных людей. Жители Белой Церкви всю неделю приветствовали победителей, принимали к себе в дома отбитых у захватчиков пленников, украинских людей из побужских и поднепровских степей.

И еще не утихли разговоры об этих событиях, не забылся пережитый страх, как словно из-под земли вынырнули отряды коронных войск и окружили Белую Церковь. Снова, хотя и было воскресенье, девушки не пели на берегу Роси, мещане не выходили побеседовать за ворота на улицу, торговцы прежде времени закрывали свои рундуки и корчмы. Люди не поверили гетману, который объявил, что его войска направляются на Низ для отражения нападения крымчаков. В народе ходили разные слухи, но преобладал один — гетман прибыл сюда для усмирения казачества, в угоду турецкому султану… К тому же жители Белой Церкви хорошо помнили недавнюю кровавую битву гетмана с Наливайко у стен их города. Вот и погасили они каганцы в домах пораньше.

В это самое время по Ольшанской дороге мчались крылатые гусары Станислава Конецпольского, будто спешили укрыться от наседавшего на них врага за спасительными воротами Белой Церкви. В ночной темноте, мимо охраны у городских ворот, пронеслись причудливые силуэты пегасов, проскакавших по мосту в замок.

У ворот замка посланец гетмана Конецпольский соскочил с коня, отдал его джуре и, спросив у дежурного старшины, где гетман Жолкевский, направился прямо в его покои.

Если бы гетман не поднялся со своего кресла и не пошел навстречу своему посланцу, наверное, члены комиссии так и не сдвинулись бы с мест, — слишком кичились они не столько даже высоким званием членов сеймовой комиссии, сколько своим положением влиятельных старост Речи Посполитой. Следом за гетманом первым медленно поднялся Острожский и тоже пошел навстречу воеводичу. Покручивая усы, вскочил Данилович. Затем поднялись Заславский и Калиновский.

— Честь и слава вельможному пану гетману, желаем здоровья уважаемым панам! — по-молодецки бодро поздоровался Конецпольский, сдерживая врожденное заикание.

В ответ на пожатие его руки гетманом он низко поклонился, подражая изящным манерам вельмож западных дворов, где он долго жил, путешествуя с образовательной целью. Здороваясь с Острожским, Станислав Конецпольский приветливо улыбнулся ему, и улыбка оставалась у него на лице до тех пор, пока он не поздоровался со всеми высокопоставленными шляхтичами. Каждому он подавал руку, придерживая другой саблю, золотой эфес которой раскачивался, выглядывая из-под кунтуша, сшитого из легкого испанского шелка цвета мяты.

Гетман, прихрамывая, подвел Конецпольского к столу, посадил на свое место, а сам сел напротив.

— Уважаемые панове, именем предоставленной мне власти открываю комиссарский совет сеймовой комиссии, — торжественно, с едва сдерживаемым волнением объявил Жолкевский. — Пана поручика Станислава Конецпольского я посылал в Терехтемиров с посланием к казацким старшинам. Поручик привез…

Конецпольский, поднявшись с дубового кресла, грациозно поклонился. Воплощение молодости и энергии. Данилович подметил волнение поручика и незаметно улыбнулся в роскошные усы. Еще бы! Ведь человеку впервые поручалось дело такой государственной важности… Он и гордится этим, и, естественно, переживает… Ему бы обладать даром Цицерона — очаровал бы всех! Однако природа распределяет таланты весьма осмотрительно и сделала заикой одаренного во многих отношениях шляхтича…

Волнение Конецпольского заметили и другие члены комиссии, но, будучи менее сообразительными и к тому же хуже, чем Данилович, знавшими Конецпольского, удивились: почему, собственно, так странно ведет себя обычно независимый поручик? Дело как дело: повез казакам послание, привез ответ. Но у молодого человека заметно дрожала рука, когда он подавал свернутое в трубочку письмо казаков с большой печатью на двух красных шнурках, тяжело болтающейся совсем как на королевском пергаменте.

— Прошу, вельможный п-па-ан гетман… Панове! Только перед вечером казацкие старшины п-подписали э-этот реверсал…

Жолкевский даже почувствовал неловкость — уж слишком неуверенно ведет себя его избранник, чаще, чем обычно, заикается, на удивление присутствующим. Впрочем, и сам гетман сгорал от нетерпения, он схватил — собственно, почти вырвал из дрожавшей руки зятя свиток с дразнящей печатью на шнурке.

— Пан поручик может сидеть… — сказал гетман, посмотрев на Конецпольского с укором, и проглотил слюну или какое-то резкое слово, — и слушать вместе с панами комиссарами сейма.

Печать еще раз качнулась, треснул шнурок, которым был завязан свиток пергамента. Гетман развернул письмо и держал его на расстоянии вытянутых рук — жилистых рук с дряблой кожей на пальцах. Заславский бросился присвечивать, взяв подсвечник из рук слуги.

— Прошу… пускай будет так!.. — властно остановил его Жолкевский.

Гетману не раз приходилось читать вражеские послания в самые тяжелые минуты поражений и неудач. И никто не скажет, чтобы у Станислава Жолкевского дрожали руки…

— Я, мои уважаемые панове, разрешу себе пропустить титулованные обращения хлопов, тем паче что эти цветистые величания отнюдь не могут быть признаны искренним выражением чувств казаков, — заметил гетман, пробегая глазами первые строки письма. — Итак, прошу панов слушать: «…Панове старшины и все товарищество его королевской милости, пана нашего… войска» и так далее… «о получении послания Вашей милости, Низового Запорожского рады известить Вашу милость…», в котором вашмость, с позволения божьего, учтиво пожелали здоровья украинскому казачеству. И премного удивляет нас, вашмость гетман Речи Посполитой, категорическое требование, чтобы мы, собравшись в Терехтемиров, от дедов и прадедов наших принадлежавший казачеству, на нашей украинской земле, отослали бы отсюда казаков и тех, что сверх трех тысяч, реестрованных Вашей милостью в Коронный реестр его Королевского Величества, распустили бы по домам и чтобы «под юрисдикцией панов старост находились» за кусок panis bene merentium[74], и о вольностях, нашему народу принадлежащих, не помышляли. Говоря о colluvies[75] казацком, как любит Ваша милость пан гетман высказываться по-латыни, латынью пугая tota plebs[76] проклятым панским письмом, Вы грозите, будто украинский народ proditor et hostis patriae confiscatione bonorum ma puniri[77]. Тем самым древнейшие, веками освященные права, свободу людскую и обычаи жизни, вашмость, comtemnut[78], народ православный хотите низвести до положения быдла, панских слуг. И то лишь воспользовавшись lege sancita[79] панским.

А уважаемое панство Сейма, испугавшись басурманских угроз, воспользовалось этим решающим правом. Ибо ленивые шляхтичи вместо того, чтобы выступить с оружием в руках на защиту края, согласны лучше безропотно платить (ни за что ни про что) дань султану, расплачиваясь нашим — сиречь «хлопства», как именует нас зазнавшаяся шляхта, — трудом добытым добром, позорно покупая такой ценой себе покой. Не к лицу и Вашей милости, прославленному слуге Отчизны, поседевшему в войнах гетману ambitionem поступать не так, как подсказывает собственный опыт и разум, а как приказывает горделивая шляхта и папская тиара из Рима. А разве не служили казаки под рукой Вашей милости вельможного пана при наведении порядка на молдавской земле или пан забыл услуги казаков в Инфлянтских баталиях со шведами, когда он приласкал славного казака Самойла Кишку?